Это очень тяжелая в психологическом отношении тема, потому что над нами довлеет многовековая традиция подходов к этой теме. Поэтому первое, что нам нужно сделать, — это отделить проблему воли от того, с чем она раньше смешивалась: от философской проблемы свободы и воли, с одной стороны, и от физиологической проблемы так называемых произвольных движений — с другой.
Философская проблема воли и ее решение является предпосылкой для психологического учения о воле, но только предпосылкой. Решения психологического вопроса о воле философское решение непосредственно не дает, за исключением тех случаев, когда свобода воли отрицается, но тогда нечего и говорить о психологической проблеме воли.
Но даже когда признаётся философская проблема воли, то это только поле для развития психологического учения о воле, потому что на фоне признания свободы воли у человека возникает так называемое неволевое поведение (безвольное поведение).
Мы бы не упрекали человека за безвольное поведение, если бы не признавали за ним свободу воли Только на фоне признания свободы воли возникает возможность возникновения упрека в безволии При свободе воли возможно безвольное поведение.
Наконец, не всякое поведение является волевым даже у людей, которые обладают свободой воли. Если сейчас вы что-то записываете, то это поведение нельзя назвать волевым. Есть целый ряд форм поведения, которые под эту рубрику не подходят.
Во-вторых, эту проблему надо отделить от проблемы произвольных движений, называемых иногда волевыми движениями. Ранее в психологии было такое представление, что есть движение, вызванное автоматическим механизмом организма (автоматическое движение), а есть другое движение, которое вызвано вмешательством духовного фактора — воли.
С точки зрения разделения мира телесного и мира духовного, выделение произвольных движений имело смысл. В этом случае произвольные движения понимались как движения, вызванные вмешательством воли в процессы организма. При нашем понимании философских проблем это совершенно не имеет смысла. Великий естествоиспытатель Павлов в своей статье говорит о «так называемых произвольных движениях у животного». Имеется в виду выработка условного двигательного рефлекса у собаки. То, что раньше называлось произвольными движениями, есть не что иное, как условно-рефлекторные движения, выученные движения в отличие от врожденных: Эти движения к проблеме воли никакого отношения не имеют, кроме одного: если человек вообще не двигается и ничего не может делать, то здесь не может быть и речи о волевом или неволевом поведении. Наличие так называемых произвольных движений, т. е. возможности действовать на основе приобретенных условно-рефлекторных, индивидуально приобретенных движений, — это тоже некое общее условие для произвольного или непроизвольного поведения. Безвольное поведение тоже осуществляется с помощью так называемых произвольных движений. Это общее физиологическое условие для осуществления поведения как волевого, так и безвольного. Это общие предпосылки, которые нужно отделить от психологической проблемы воли, и затем перейти к этой проблеме.
Перейдем к рассмотрению эмпирической теории воли, которая господствовала на протяжении XVIII—XIX столетий, да и сейчас господствует. Эта теория проникла в литературу, обиходную речь и незаметно вводится в наше сознание. Мы часто не отдаем себе отчета в том, какого рода понятиями пользуемся. И эта теория представляет большую опасность, потому что проникает не только в психологические, но и в литературные сочинения. Остатки эмпирической психологии до сих пор встречаются в учебниках и в наших головах.
Эмпирическая теория воли заключается прежде всего в том, что воля рассматривается как внутренний психологический процесс, происходящий в голове отдельного человека. Это, казалось бы, невинное начало, но оно несет принципиальное осложнение. Прежде всего, это точка зрения индивидуалистическая. Она рассматривает отдельного человека не в его реальных отношениях с окружающим миром, а как бы изнутри, считая, что его внешнее поведение
является только следствием того, что решено в голове, «про себя». И в этом ее принципиальное индивидуалистическое начало. Как же изображается волевой процесс с этой точки зрения?
Авторы описывают такие стадии этого процесса. Сначала возникает некое влечение, которое еще не имеет своего осознанного предмета. Затем это влечение находит свой предмет и становится осознанным, определенным и получает новое название — желание. Это желание требует своего осуществления, и вот тут-то возникает главная эпопея волевого процесса, т» е. представление о том, какими путями может быть удовлетворено это желание. Возникает много соображений, говорящих «за» и «против». Вот эта борьба мотивов и считается центральным психологическим процессом. Этот этап заканчивается составлением какого-то намерения, которое включается в план поведения. Составляется намерение, есть план действия, и дальше дело представляется как осуществление этого намерения. Как видите, весь процесс разыгрывается в основном внутри сознания. Остальное — дело техники.
По этой теории, человек действует в силу начального влечения, потом вступает в соотношение с другими мотивами, и в конце концов делается выбор наиболее сильного мотива, т. е. действие происходит под влиянием наиболее сильного мотива. Но при чем же здесь воля? Психологи старой школы говорили, что воля — это иллюзия, на самом деле имеет место всеобщий безусловный детерминизм поведения. Все детерминировано. Это соображение было очень сильным и получило общественное выражение. Герцену пришлось выдержать очень большую борьбу в полемике о свободе воли человека. Герцен был материалистом, но лишь в пределах физического и биологического мира, к историческому материализму он только подошел, но границы его не перешел И противники Герцена говорили, что он ратует за крестьянскую революцию, а все детерминировано и будет идти своим ходом. Предоставьте истории идти своим ходом. Вы ничего не можете изменить. Значит, сидите и ждите. Если крестьянская революция должна наступить, то она наступит сама.
Возражение сильное. Герцен на это отвечал, что в истории есть свои закономерности, а какие, он не мог сказать и не мог объяснить, зачем нужно вмешательство человека. Он не был вооружен новой психологической теорией. Старая же (эмпирическая психология) приводила к механистическому детерминизму и фатализму, тек
признанию того, что все предопределено. Но ведь воля — это действие вопреки мотиву, а не под его влиянием. Но откуда она берется, эта воля? Говорили так, что воля — это первичная духовная сила и не может быть объяснена. Но где же тогда выход?
Рассмотрим учение о мотивах. Здесь много сбивающих обстоятельств. Само слово «мотив» — латинское и означает то, что двигает, побуждает.
Исходя из такого буквального понимания мотива в зарубежной, и особенно американской, психологии сейчас много разработок учения о мотивах и об измерении мотивов. Например, проводится такое измерение мотивов. Крыса, у которой появилось потомство, усаживается по одну сторону пола-решетки, под которой пропущен ток, а потомство — по другую сторону клетки. Измеряется сила мотивов. Что возьмет верх? Но дело в том, что и у нас мотивы часто понимаются как побуждения. И это как будто совпадает с проблемой волевого поведения. Мы должны разделить понятия: побуждение к действию и мотив.
Побуждением к действию являются два основных вида побуждения — это или потребности в собственном смысле слова (органические, социальные и т. д.), или страсть (чувства), которые побуждают к определенным действиям. Так вот, нужно различать: побуждение — это одно, а мотив — это другое. За мотив человек несет ответственность. За чувства и потребности не несет. Наоборот, если человек испытывает самые отрицательные побуждения, но не позволяет прорваться им в поведение, то он заслуживает большой похвалы Известен такой рассказ о Сократе: однажды, когда он вел разговор на площади в Риме, к нему подошел физиономист, который посмотрел на Сократа и сказал ему: «Вот ты рассказываешь о хороших вещах, а судя по твоему лицу, ты исполнен самых низменных страстей». Ученики Сократа набросились на физиономиста, но Сократ их остановил и сказал: «Он прав. От природы я полон всяких дурных страстей, но я сумел их обуздать и не позволяю им определять мое поведение». Так что побуждение — это одно, а мотив поведения — это другое. Мотив — то, за что человек несет ответственность, а за побуждение — нет. А за то, что он принял это побуждение как основание для своего поведения, он несет ответственность. Он согласился на это Это принятие мотива своего поведения. Побуждения толкают на определенное поведение.
Мотив — это основание, принимаемое или непринимаемое, и последующий акт соответствующего поведения. Так вот, вся эта трактовка психологии воли как борьбы мотивов — недоразумение, прежде всего исходящее из ложного смешения побуждения и собственно мотива. А смешение происходит потому, что эти явления рассматриваются чисто индивидуалистически, для себя, что мне выгодно, а что невыгодно делать. Все рассматривается с позиций индивида. Но мотив — это начало ответственности, а ответственность есть только в обществе, это есть сугубо общественное явление. Вот потому животное за свои побуждения не отвечает. Если зверь вырвется из клетки и кого-нибудь загрызет, то его к ответственности не привлекают, а водворяют на место и привлекают к ответственности того, кто за зверем недосмотрел. Животное испытывает побуждение Мотив — специфическое общественное, человеческое образование.
Если мы посмотрим теперь на содержание мотива, то выступит еще одна его характерная черта. Мотивы всегда имеют не технический, а нравственный характер. Это не вопрос о том, есть ли технические средства для достижения данной цели; трудно ли это выполнить технически или легко? Не об этом идет речь. Речь идет о моральной оценке известного рода объектов и поведения с этими объектами. Точнее можно сказать: речь идет о такого рода образованиях, которые называются ценностями и которые надо четко отличать от полезности Для буржуазного общества характерно отождествление этих понятий. Это получило даже философское выражение в учении так называемого утилитаризма На русском языке есть книга, принадлежащая перу крупнейшего философа середины XIX века Джону Стюарту Миллю «Об утилитаризме» В ней и проводится эта точка зрения Он не родоначальник этой точки зрения, а только наиболее полно ее изложил Утилитаризм выражается в таком принципе: наибольшая польза для наибольшего числа людей. Вроде бы все хорошо Но ошибка заключается в том, что польза отождествляется с нравственными ценностями. И это открывает широкое основание для рассуждений а что полезно? А кому полезно? А стоит ли считаться с теми, кому это неполезно?
Трудность заключается в том, что понятие ценности — это понятие, которое пока плохо разработано В идеалистической философии оно утверждалось как противоположное полезности. Просто
признавалось, и всё, и никакого обоснования. В материалистической философии понятия «ценности» и «полезности» часто смешивались, что порождало недоразумения.
Есть книга Дробницкого «Мир оживших предметов». В ней хорошо показана история несостоятельности сведения ценностного к полезному. Проблема ценности теперь обсуждается в рамках «учения об аксиологии», по-прежнему она остается открытой проблемой и ждет своего решения. Ну а мы, психологи, принимаем, что существует различие между ценным и полезным (а это пусть рассматривают и доказывают философы), и будем следить за тем, чтобы не соскальзывать с понятия ценности на понятие полезности. И конечно же очень важно положение, что моральные, эстетические и другие ценности имеют внеиндивидуальное значение. Речь может идти об отношениях между индивидами, но моральными отношения будут лишь в том случае, если они общественно оцениваются и регулируются. Тогда они получают моральную оценку, и, следовательно, имеется некий моральный мотив для поведения по отношению к другому человеку. Если эти отношения общественно не регулируются, общество в этом не заинтересовано, то эти отношения не являются отношениями моральной сферы.
Еще раз подчеркнем. Очень часто в психологии говорят о мотивации поведения. Однако под мотивацией поведения надо иметь в виду не побуждение к действию, а принятое моральное основание для того или иного поведения. И вот почему Представим себе, что человек предстал перед судом за свое поведение Суд же всегда является общественным (хотя бы в своем воображении) или судом совести (хотя бы своей совести), но в любом случае это суд, и в нем есть два момента. Первый момент — это объективное значение оцениваемого поведения, причем с точки зрения не просто вреда, а морального вреда, который может выражаться в этом технически. Скажем, если кто хочет нанести другому большой ущерб, то в том, что это большой ущерб, выражается моральная сторона поведения, а не просто его математическая величина Второй момент — это может не соответствовать психологическому мотиву поведения, т е. человек может нанести вред, не желая этого И поэтому это тоже очень интересный момент- всякий суд человеческий принимает во внимание как дополнительное обстоятельство вот этот индивидуальный мотив. Всюду
доминирует общественное начало, начало вреда или пользы, которое приносит данный человек, а затем идет тот мотив, который действительно руководил его поведением, — это как дополнительная характеристика, потому что объективные последствия поведения могут не совпадать с тем, что человек имел в виду. Он мог не предвидеть этого, или дело развивалось дальше помимо его воли. Вот это — два момента, которые дополняют друг друга. Это важно учитывать. Значит, во всех этих случаях выступает момент моральной оценки, и она имеет прежде всего общественную природу. Значит, объективная общественная природа теснейшим образом связана с субъективной мотивацией, и это должно быть одновременно учтено.
Теперь, с этой точки зрения, мы вернемся к борьбе мотивов, о которой так много говорили и до сих пор говорят, особенно в литературе. Одно время у нас очень была в ходу бесконфликтная литература. «Герой без страха» и упрека выполнял то, что ему положено. Получался не живой человек, а ходячая добродетель или, наоборот, — ходячий порок. Это, естественно, вызывало протест против такого изображения. Тогда литература начала изображать конфликты и борьбу мотивов.
Борьба мотивов может иметь совершенно разное содержание. Она может выражать состояния морально не сложившегося человека, для которого еще многое не ясно в его представлениях о вещах. Вот недавно в одной из газет была напечатана выдержка из письма: «В прошлом году у меня погиб друт, мой одноклассник. Мы шли всем классом в кино В тот момент стояли у перекрестка Никто ничего не успел заметить, но он вдруг рванулся под машину. Дальше было что- то ужасное. Оглушительный визг тормозов, крики, плач ребенка и над всем этим женский вопль. Как мог малыш выйти на дорогу? Этого никто не знает. Он спас его, но погиб сам. А потом я слышала, что говорил его товарищ. Он говорил, что С. погиб зря. Доказывая это мне, он привел массу аргументов. Во-первых, ребенку был всего год, он даже не успел бы испугаться, не успел бы понять. Во- вторых, у молодой мамы будут еще дети. В-третьих, чья жизнь, в конце концов, дороже людям, — такого человека или младенца, который еще неизвестно кем станет Там были и в-четвертых, и в-пятых и т д Вроде бы все верно, но что-то было здесь не так, не могу я поверить, что он погиб зря, не могу»
Вот видите, эти заключительные слова очень характерны. Не может поверить, и хорошо, что не верит, в то же время не может и опровергнуть соображения своего оппонента — рационалиста. Он приводит такие соображения, что вроде бы все верно. Так это тоже всё соображения полезности. Эта девочка, что написала письмо, не может поверить, что С. погиб зря, но она не может и опровергнуть. Что же она может делать? Только говорить: нет, не верю, тут что-то не так. Но что же? А этот «рационалист» — у него тысячи доводов. А к чему бы его привели эти доводы, если бы он был на месте С.? Он бы рассуждал так: ну и черт с ним, с этим младенцем, он маленький и ничего не понимает. А его мать молодая и еще^йарожает детей. Зачем же я буду лезь под машину? Так вот, борьба мотивов может исходить из ощущения человеком какой-то неправильности, а что не так, он разобраться не может. Самое важное здесь — понять, что не нужно и разбираться в тех мотивах, которые приводит «рационалист». Ведь он как рассуждает: что полезно, а что — нет? А вопрос тут идет не о пользе.
Поэтому очень важно разделять проблему ценности и проблему полезности. Есть такие положения, где вопрос о полезности не является первоочередным. Сначала нужно выбрать моральное основание поведения, а потом уже — в рамках этого морального основания — действовать и добиваться большей пользы. Но прежде всего должен быть выбор морального основания поведения. В этой связи напомню о попытке крупного ученого и политического деятеля В Франклина ввести так называемую нравственную алгебру Любопытен такой его совет: если вы должны сделать ответственный выбор, то первое, что вам нужно, — это не принимать решения сразу, а отвести на обдумывание три дня. Следует взять листок бумаги, разделить его пополам и озаглавить таю
Против:
1
2
3
4
5
В эти три дня решение не принимается, а обдумываются все «за» и «против» и записываются. Когда новые соображения уже не приходят вам в голову, тогда посмотрите, какие «за» уравновешивают «против» и их вычеркните. Наиболее вероятно, что все будет вычеркнуто (это значит, что «за» и «против» уравновешены и не надо ничего делать). А вот если на какой-то стороне будет больше аргументов, тогда и решайте. Вот такая предлагалась нравственная алгебра.
Но ведь это же не нравственнее измерение, а типичная выгода, полезность. И потом это не. алгебра, а арифметика. Это отнюдь не глупый совет, но уместен тогда, когда речь идет не о нравственных вещах, а о том, стоит ли вообще что-либо начинать? Если этот прием вынести за проблему воли, а просто представить его себе как подспорье по разумной оценке известного мероприятия, то это учение себя оправдывает. Ну, конечно, три дня — это относительный срок. А если придет хорошая мысль после истечения этих трех дней? Но это не имеет никакого отношения ни к нравственности, ни к проблеме воли.
Значит, борьба мотивов будет иметь место в случае, когда человек еще не разобрался и у него нет ответа на многие вопросы. А нужно действовать. Вот здесь всегда надо полагаться на те моральные ценности, которые у вас сложились, а не заниматься взвешиванием «за» и «против».