Кратко напомню, о чем мы говорили.р^рыце, а потом перейдем к следующей теме. Мы долго говорили о предмете психологии, и это важно, потому что это один из больных вопросов современной психологии. В качестве такого предмета мы наметили особую форму деятельности субъекта — ориентировочную деятельность. Она является управляющим началом по отношению к исполнению, и поэтому исполнение существенным образом зависит от того, как построена сама ориентировочная деятельность. А построение зависит от процесса ее формирования. И очень важно отметить, что большей частью формируется она стихийно или под контролем только грубо видимых конечных результатов, чего совершенно недостаточно для обеспечения разных свойств ориентировочной деятельности. Я напомню, что в ориентировочной деятельности мы выделяем четыре основные функции, или задачи- оценка конкретной ситуации; определение значения отдельных объектов этой ситуации по отношению к актуальной потребности; составление плана, контроль за ходом исполнения сообразно этому плану. Иногда этот контроль превращается в контроль самого плана, в контроль даже нашего исходного представления об обстановке действия.
Задачи эти могут решаться то очень легко, быстро, почти незаметно, то могут разрастаться в целые специальные разделы, в значительной хмере независимые один от другого. Ну, например, то, что мы называем оценкой конкретной ситуации, у человека разрастается в исследование окружающего мира и самого себя как частицы этого мира, и само это исследование может распадаться на целый ряд относительно самостоятельных областей. Это пример того, как может превращаться одна задача ориентировочной деятельности в целую обширную сложно разделенную область
То же самое можно сказать и о составлении плана. Иногда это может выделяться, как у животных, в исследование пути от исходной точки до конечного объекта. Это может как бы непосредственно открываться в поле зрения. Но все-таки нужно выделить этот путь, наметить его. А тогда это вырастает в целую задачу планируемых действий. Значит, каждая из этих задач может принимать разную форму и разрастаться более или менее, но всегда есть четыре задачи, которые все в целом в конце концов служат задаче обеспечения успешного действия.
Очень важно проследить в развернутом виде, как происходит формирование ориентировочной основы — этого процесса ориентировки и как меняется этот процесс в связи с формированием того действия, которое он обслуживает. Мы проследили один случай такого формирования — помните? — формирования умственного действия. Этот-то процесс для нас наиболее выгодный в том смысле, что здесь это действие целиком, в обеих своих частях — и в ориентировке, и в исполнительной части — переносится в умственный план. И там претерпевает своеобразные преобразования, благодаря которым приобретает особые свойства. Для нас очень важно то, что, зная эти этапы формирования и те изменения, которым должно подвергнуться действие на каждом из этапов, мы потом можем использовать шкалу поэтапного формирования в обратном порядке для диагностики недостатков сложившихся действий и для прицельной коррекции, т. е не просто для повторения, которое должно что- то улучшить, а для изменения тех компонентов ориентировочной и исполнительной части, которые неудачно сложились в процессе своего формирования, происходившем бесконтрольно или при недостаточном контроле Кроме того,-это очень важно во всех тех случаях, когда нам приходится или формировать действие в совершенно новой части, потому что только строгое следование этой шкале может обеспечить успешное формирование мышления в этой новой области, или когда нам приходится переучиваться, что делается очень часто, потому что к тому времени, когда перед нами возникает задача какой-нибудь специальной деятельности, мы уже отягощены многими навыками и умениями, сформированными стихийно
Теперь очень важное в философском смысле слова положение: мы начинаем формирование умственных действий с какого-то процесса, имеющего материальную или материализованную форму
Материализованная форма — это операции со знаками, с моделями, с изображениями, т. е. не с самими оригинальными вещами, но с такими, которые допускают жесткое материальное действие с ними. Если это, например, знаки, то их можно переносить из одной час- \ ти выражения в другую, складывать, зачеркивать, т. е. с ними можно действовать, как с вещами. Вы всегда можете проверить, что у вас получилось вместо того, что вы хотели сделать. Значит, мы начинаем с материальной или материализованной формы, затем через перенос этого действия в речевую форму, где оно впервые получает форму объективной мысли, т. е. форму суэвдения или рассуждения, мы уверенно можем перенести действие в умственный план. Ну а потом, в умственном плане, оно претерпевает дальнейшие изменения, в результате чего вместо действия с объектами получается уже только мысль об этом действии, мысль, которая в ее непосредственном, субъективном восприятии представляет нечто трудно эырази- мое. Когда очень высокообразованные люди столкнулись с этой видимостью мысли в самонаблюдении (только там она выступает в своей конечной форме), то не нашли для нее адекватной речевой формы. Но для нас важно, что в конце процесса мы получаем явление сознания, наиболее тонкое, наиболее характерное с точки зрения субъективной неуловимости, невыразимости. Если бы мы не знали всего предшествующего процесса, то в таком виде это явление посчитали бы совершенно недоступным объективному исследованию Здесь открываются два пути, которые используют современные исследователи этого процесса, а именно или путь через мозг, т е со стороны физиологических процессов, лежащих в основе этого конечного состояния, или другой путь — со стороны тех объективных логических отношений, которые в конце концов достигаются на уровне мысли
Эти два пути характерны для современной психологии мышления. Считают так, что психологическое явление само по себе не может быть предметом науки, оно может быть только предметом описания, да к тому же описания, которое никогда не может быть адекватным, т. е. это переживание, это что-то такое, для чего нет подходящих слов, на что можно косвенным образом только намекнуть Тогда получается так. есть субъективное состояние, но как же к нему подойти* Казалось бы, естественный ход — со стороны мозговых процессов, ну не сегодня, так через 50 лет, но найдут пути к
этому материальному процессу Это вроде оправданный путь, и по нему идут большинство психологов, которые хотят найти научный подход к этим психологическим явлениям. Другая, меньшая часть идет со стороны логики, которая постепенно все более полно постигается в процессе интеллектуального развития. Если бы мы не знали пути поэтапного формирования, у нас бы не было другого выбора, тем более, что мы видим этот процесс только в его конечном состоянии и не знаем, откуда он возник. Но мы знаем, что наука не занимается явлениями, а занимается она исследованием того, что лежит за этими явлениями.
Так возникает вопрос: что же лежит за этими трудноуловимыми явлениями? Пока мы не знали всего процесса формирования этого явления, тогда естественно было думать, что за ним лежит физиологический процесс, значит, надо искать физиологические пути исследования этого процесса. Ну а теперь-то мы знаем, что имеем действие, которое мы воспитали как внутреннее и которое продолжает оставаться действием и работает как действие, только уже не выступает ни во вне, ни в самонаблюдении, т. е. ни в каком наблюдении — ни во внутреннем, ни во внешнем — не открывается. И понятно, почему не открывается: потому что оно из объекта, находящегося вне нас, стало нашим внутренним достоянием и нам не нужно на нем больше останавливаться, поскольку мы его уже сформировали, оно теперь работает на нас, а нам надо сохранять только контроль за его течением, и этот контроль осуществляется по чувству, протекает оно благополучно или нет Из физиологического исследования мы знаем, откуда рождается это чувство оно рождается из соотношения фактического протекания процесса и той схемы этого процесса, которую мы воспитали Вот это соотношение процесса и схемы, согласование их или рассогласование, оно и является для нас сигналом. Если мы получаем сигнал согласования, значит, все идет правильно, нам не нужно вмешиваться в процесс, пусть он идет до конца. Но если мы получим сигнал рассогласования, тогда возникает ощущение, что что-то не так, происходит остановка, задержка и объективация этого процесса. Если же действие сформировано правильно, оно выполняется автоматически, а мы можем переключаться на следующую задачу Значит, именно условие его функционирования вытекает из того, что оно уже больше не должно быть объектом, а мы следим за ним по контрольному чувст
ву согласования или рассогласования. Значит, подлинным предметом, который лежит за явлением, является не непосредственно физиологический процесс, а то действие, которое мы сформировали и которое продолжает существовать и работать. Другое дело, что за этим действием скрываются физиологические процессы. Но не они определяют это действие. Наоборот! Они выстраиваются таким образом, чтобы обеспечить выполнение этого действия в его полезной форме. Только в случае болезни; утомления физиологические процессы начинают нарушать объективную логику этого действия. Значит, подлинным предметом яш|шот€Я сформированные идеальные действия, а не физиологические процессы. Для нас очень важно, что за этими вопросами кроется решение целого ряда больших задач, в том числе и задачи о том, что должна изучать психология, о той сущности, которая скрывается за явлениями, о том, какое значение имеют сами явления. Это не параллельный процесс по отношению к физиологии, а это процесс, который несет новые функции, т. е. всё, что стало явлением, с этого момента несет сигнальные функции вместо предметно-развернутого поля, которое уже не есть сигналы, а есть объекты развернутого действия.