На прошлой лекции мы говорили о выработке навыков действия. Сегодня мы закончим эту тему и перейдем к следующей.
Внутренний процесс образования навыков, как вы помните, состоит в том, что от развернутого и сначала пооперационного выполнения действия учащиеся переходят к образованию более широких, так называемых высших единиц. Потом действия соединяются, и в результате этого обучаемый переходит к выполнению действия такого рода: ситуация действия узнаётся, а выполнение протекает по принципу согласования текущего действия с заложенной моделью этого действия. Физиологически оно называется акцептором действия, психологически — это сложившаяся модель действия. Благодаря этому действие начинает протекать сплошным, непрерывным потоком, все меньше и меньше задерживаясь на тех местах, где раньше оно разделялось на отрезки. Сначала при этом устанавливается заданный ритм действия (т. е. различия в скорости выполнения на отдельных участках), различия в усилиях, которые применяются на отдельных участках, и только потом происходит усиление темпа этого действия.
Важно подчеркнуть, что образование навыков вовсе не представляет собой процесса заучивания одной и той же структуры, с самого начала установленной и в дальнейшем прокладывающей все более глубокую нервную колею. Это очень примитивное механистическое представление, которое довлело над сознанием исследователей и обычных наблюдателей до тех пор, пока не стала известна более тонкая структура этого процесса. Это означает, что когда задаются так называемые упражнения, во время их выполнения происходило не заучивание одного и того же, а, наоборот, непрерывное изменение строения формируемого действия. Для этого изменения нужно предоставить учащемуся время и возможность. Самое вредное — пытаться заданный образец (а он задается с самого начала)
ЕШ
сразу закрепить окончательно. Это ложное представление, которое мешает реальному образованию навыков. Заданный образец достигается только в результате довольно длительных процессов качественного изменения действия в процессе его усвоения.
В этом процессе очень важны следующие обстоятельства: сначала задается внешний образец действия, потом он разделяется на отдельные части, и в результате освоения расчлененного образца происходит образование новых, вторичных структур, которые вначале не задаются. На основе вторичных структур, т. е. структур, построенных на выделении характерных, отличительных признаков, происходит переход к узнаванию сначала частных ситуаций, а потом всей ситуации действия и его автоматического выполнения.
В основе автоматизации лежит образование условных связей. Это самое общее представление, правильное, но совершенно недостаточное для того, чтобы понимать, меяеду чем и чем должны устанавливаться эти условные связи.
Здесь нужно различать две проблемы. Образование условных связей некоторые часто представляют себе как процесс стереотипизации посредством монотонно повторяющихся сочетаний. В общем это так, однако однообразно повторяющиеся сочетания могут складываться в результате двух разных процессов, и это надо понимать. Состав действия может закрепиться для очень частных случаев. Вот тогда эти частные случаи с их однообразным составом и внешним положением и исполнением достигают стереотипизации. Но это может достигаться и другим путем — путем выделения так называемого общего в различных ситуациях. Совершенно естественно, что если есть два пути, то второй путь, конечно, имеет преимущество, потому что первый путь образования стереотипии ограничен набором условий применения действия. Он создает действие чрезвычайно ограниченное по своим возможностям.
А если стереотипизация создается путем выделения наиболее общего начала в различных ситуациях, тогда мы получаем возможность обеспечения необходимой стереотипии этого общего, вместе с тем обеспечивая и приложение действия на всем диапазоне общих его оснований. Практически же никогда нельзя обеспечить стереотипизацию частных ситуаций. Мы можем больше или меньше ограничить эту вариацию ситуаций, но она всегда имеет место, потому что и внешние условия не бывают абсолютно одинаковыми.
Никогда не бывает одним и тем же и состояние самого действующего субъекта. Поэтому создание стереотипии, необходимой для образования условных связей, представляет малоперспективную деятельность, так как даже при ограничении условий действий нельзя обеспечить полностью стереотипных, идентичных условий. Все равно какая-то вариация условий действия будет иметь место, и, стало быть, всегда необходима известная мера обобщения.
В таком случае нужно идти прямо на это основное требование и сознательно и планомерно вести обобщение по самому широкому кругу оснований. В этом отношении нужно указать на очень распространенную ошибку. Дело в том, что, не зная вышеуказанного механизма, процесс обучения стараются облегчить за счет воспитания действий, доведенных до автоматизма, и делают это путем уменьшения набора ситуаций. На помощь приходит математика, начинается вычисление частотности известных событий, и список учебных ситуаций ограничивается наиболее часто встречающимися. Считается, что в этих условиях проще выработать постоянный навык. Но этот навык теряет чрезвычайно много в своем качестве, притом, что выработка навыка на обобщенной основе нисколько не трудней по сравнению с более суженным диапазоном задач. Поэтому надо различать следующее: одно дело, как часто встречается явление в практике, а другое дело — насколько нужно учитывать это явление для формирования обобщенного действия. Вот тут и оказывается, что редко встречающиеся формы особенно значимы для выделения того, что объединяет эти формы с более частными, т. е. для выработки подлинно обобщенных основ применения известного действия. Это всегда нужно различать, как часто в практике появляются известные ситуации и как выгодно воспитывать действие на известном круге ситуаций. Это не труднее, чем воспитывать на узком круге, но это заранее обеспечивает воспитываемому действию такой широкий диапазон применения, при котором и частые, и редкие случаи будут решаться одинаково легко. Это очень важное обстоятельство идет вразрез с современной практикой обучения, которая оправдывает свое понимание вопроса применением математики, принципами частотности и всякими другими умными вещами, не имеющими отношения к сути дела.
Суть же дела состоит в том, что выгодно всегда брать весь набор ситуаций, которые подлежат решению с помощью данного дейст-
ЕШ
вия. Это создает предпосылки для максимального обобщения данного действия и с самого начала придает ему возможности, которые могут быть по-разному использованы, нисколько не затрудняя его образования. Если, наоборот, сперва воспитывается действие в узких условиях, а потом его пйтаются перенести на более широкие условия, вот тогда получаются чрезвычайные затруднения, тогда мы встречаемся с ситуациями переучивания, которое всегда гораздо трудней, чем первоначальное правильное обучение. Таким образом, мы рассмотрели здесь важное положение, что стереотипность, необходимую для образования строгой связи отдельных звеньев действия, выгодно воспитывать на обобщенной основе действия.
Наряду с выделением общих оснований действия возникает и обратная проблема, т. е. применение этого обобщенного действия к отдельным случаям, которые требуют учета не только общих оснований, но и специфических, индивидуальных обстоятельств выполнения действия (выработки того, что называется гибкостью навыка). Ведь можно выработать очень жесткий, малоподвижный стереотип, очень узкий навык даже на обобщенной основе, если давать только это обобщенное основание, без применения во всем диапазоне разных ситуаций. Тут же, наоборот, надо применять общие основы обязательно с учетом конкретных условий действия.
Это в мышлении мы можем пренебречь частностями, но когда мы действуем с реальными вещами, то вынуждены учитывать все индивидуальные особенности этих вещей. Мы можем направлять действие на главные черты явления, но мы не можем забывать, что эти главные черты связаны с чертами индивидуальными. Ведь реальные объекты всегда осложнены индивидуальными чертами. Действие должно быть широким не только по своему общему основанию, но оно должно гибко приспосабливаться и к частным условиям. Мы должны быть готовы к встрече с такими частными особенностями, которые заранее трудно предвидеть, т. е. к встрече с неожиданностями. Как же обеспечить встречу с неожиданными обстоятельствами, без чего не может быть гибкости действия?
Это возможно только таким образом, что в ориентировочной основе, т. е. той части действия, которая воспитывается с самого начала, одновременно закладывается и представление о тех основных вариантах обстановки, в которых это действие может применяться Это другая сторона того же процесса, потому что мы выделяем
общее основание, охватывающее весь диапазон возможных задач, и при этом задачи мы должны подбирать по определенным типам, имея в виду, что отдельную задачу мы можем и не предвидеть, но тип задачи мы предвидеть способны.
Если мы заранее четко подберем типы задач и будем повторять упражнения не просто, а в четко меняющихся типах задач, тогда мы можем создать в ориентировочной основе определенное качество, которое потом скрывается из глаз, но никогда не пропадает. Мы можем создать готовность к встрече с определенными типами ситуаций, но если мы имеем уже тип ситуации, то ее конкретное наполнение не представляет реального значения для ухудшения действия. Эти типы ситуаций могут требовать только замедления действия при ожидании возможной встречи с неожиданными ситуациями — некоторого замедления действия, но не нарушения этого действия. Значит, гибкость действия, которое доведено до степени автоматизации и становится навыком, воспитывается тем, что мы охватываем всевозможные типы ситуаций, с которыми может встретиться это действие.
Еще два небольших замечания по поводу навыков.
Первое. Когда происходит автоматизация действия, то субъект переходит не на распознавание, а на узнавание обстановки, в которой ему предстоит действовать, и на контроль за этим действием по чувству сличения поступающих от действия сигналов и заложенного образца, что в физиологии называется согласованием или рассогласованием реально выполняемого процесса и его условной модели.
Второе. Очень важно подчеркнуть далее, что даже наиболее автоматизированное действие не выпадает из сознания, как это кажется иногда при самонаблюдении Часто думают, что автоматизированное действие — это действие, которое ушло из сознания. Это неверно. Оно не ушло и не уходит из сознания полностью, оно представительствует в сознании иначе, чем в начале, когда мы с ним только знакомимся. Тогда предметная, развернутая ориентировка заменяется, с одной стороны, узнаванием, одномоментным процессом согласования отличительных дифференцирующих признаков ситуации с обобщенной картиной этой ситуации, и, с другой стороны, — контролем за течением действия по своеобразному чувству согласования и рассогласования. Можно было бы так сказать: мы переходим от развернутой предметной ориентации на сигнальную
ди
ориентацию и в ситуации, и в самом протекании действия. Это очень хорошо иллюстрируется работой оператора пульта управления, который имеет перед собой только сигнальные лампочки. Но ведь оператор действует не просто по сигналу, он понимает, что за каждым сигналом скрывается известный процесс. Если он этого не понимает, то он не годен как оператор. Но хороший оператор не думает об этом процессе, а получает сигналы* уже зная, о чем идет речь, и поэтому может сразу перейти к соответствующему ответу на тот сигнал, если требуется такое вмешательство. А если горит зеленая лампочка, то все идет хорошо, и от него ничего не требуется. И процесс может протекать автоматизированным путем.
Тут я должен заметить, что по отношению к своему организму мы ведем себя так же, как и по отношению к автоматизированному внешнему процессу. Наше сознание становится, над этим процессом внутри нас, который тоже есть автоматизированный процесс, о котором мы получаем систему сигналов, складывающихся в своеобразное ощущение, так или не так. И в этом смысле так же, как мы начинаем управлять своим организмом через этот сигнальный аппарат, мы начинаем управлять и внешней системой, представленной на пульте управления. И так же, как действие, выполняемое в качестве навыка, не перестает оставаться нашим действием оттого, что значительная часть его автоматически выполняется механизмами тела, так и действие, которое выполняет сложная система автоматики, представленная на пульте управления, тоже не перестает быть действием оператора, только опосредствуется совершенной сигнальной системой Это очень важно, потому что непонимание этого ведет к ряду неправильных представлений, что за человека начинает работать машина. Это неверно. Сама машина только включается в систему человеческого действия. Это может быть машина нашего собственного тела, это может быть и внешняя машина какой угодно сложности. Мы только получаем возможность управления чем-то с помощью наиболее совершенного сигнального способа.
Еще один очень важный момент: автоматизация означает, что мы передаем исполнение своего действия на аппарат, который сами в себе и воспитываем Мы передаем на этот вспомогательный аппарат и ориентацию, и исполнение действия. Благодаря этому субъект действия освобождается от нагрузки по непосредственному исполнению Поэтому само действие из процесса, который становится
между субъектом и конечным продуктом, превращается в канал непосредственной связи с этим продуктом, ибо не овладев действием в совершенстве, вы будете думать о том, чтобы правильно выполнить его. Когда же вы овладеваете действием, тогда это перестает быть для вас актуальной задачей. Задачей, наоборот, становится продукт действия и его отношение к той задаче, ради которой этот продукт производится. И вот тут происходит замечательная вещь: человек устанавливает прямое отношение к продукту своего действия, к тому, ради чего это действие выполняется.
Всякое действие имеет выразительность, только иногда эта выразительность бывает нелепой, например, когда по радио передают выступление каких-нибудь героев труда. А они и говорить-то не умеют. Это для них оказывается специальной и очень сложной задачей, и они заняты ею, заняты говорением перед микрофоном. В результате получается невыразительная речь, потому что говорить для них — это новое дело, это для них не освоенная еще задача. Очень выразительно говорят.дети, они не думают о том, умеют они говорить или нет. Говорят свободно, даже не умея этого делать, а получается выразительно. Нужно быть или ребенком, или артистом, тогда можно достигнуть желаемой выразительности. Важно вот что: пока вы не овладели действием, это действие стоит между субъектом и конечным продуктом, оно оказывается промежуточным процессом, на котором сосредоточено все внимание. А когда вы овладели этим действием, то оно происходит автоматически, перед вами выступают сам продукт и его значение, ради чего вы это действие и выполняете Вот тогда только и появляется выразительность действия. В конце 1920-х годов была опубликована статья одного замечательного немецкого психиатра. Она вышла в психиатрическом журнале, но посвящалась психологической теме. И поэтому не была замечена ни психиатрами, ни психологами.
Статья была посвящена так называемой внутренней позе. Внутренняя поза трактуется как высшая инстанция автоматических процессов. Оказывается, дело обстоит не так, что каждое действие отдельно связывается с некоторой центральной инстанцией. Оказывается, есть особая высшая инстанция для всех автоматических процессов. Эта высшая инстанция представляет собой определенное отношение субъекта к тому, что он делает. Эта инстанция устанавливается и функционирует непроизвольно, но она проявляет себя во
всех внешних процессах поведения. Одним из характерных проявлений этой инстанции является такой факт: вы знаете, что когда человек говорит по телефону и даже если он при этом находится один в комнате, то он проделывает выразительные движения. Но зачем? Ведь человек на другом конце провода не видит этих движений. А дело в том, что человеку при разговоре трудно сдерживать внутри себя и не проявить внешне все свои эмоции по поводу сказанного. Вот он их и проявляет мимикой, пантомимикой и т. д. Он говорит и одновременно выражает то, что его волнует, выдает свое отношение к тому, что говорит.
Есть такая высшая инстанция непроизвольных выразительных движений, которую можно называть «внутренней позой». Она представляет собой отношение субъекта к тому, что он делает, в широком плане — не в техническом плане с точки зрения правильности выполнения и достижения результата, отвечающего заранее заданным техническим требованиям, а с точки зрения того, какое значение имеет этот продукт или это действие для какой-то ситуации или маленькой, ближайшей, или большой, отдаленной стратегической задачи. И вот, когда действие становится автоматическим, оно подключается к этой естественной инстанции высших выразительных процессов и приобретает выразительность.
Выразительность имеет двойное значение: во-первых, она направлена во внешний мир, для других субъектов действия. У животных есть много выразительных движений, которые имеют врожденный характер и выполняются не для того, чтобы выражать отношение к ситуации, а имеют громадное защитное, приспособленческое значение. Например, когда животное хочет произвести большое впечатление на врага, оно принимает устрашающую позу. Это отпугивает врага. В процессе эволюции выработались автоматические механизмы устрашающих поз, и теперь животные принимают их, даже не зная зачем, но это действует. И у кого это получается хорошо, тот дольше живет, чем те, у кого это не получается. Так или иначе, выразительные движения имеют объективное значение, они всегда направлены на партнера.
Есть и другое значение выразительных движений — для самого субъекта. Например, я видел человека, который при рубке дров очень выразительно ухал. Я думал: зачем он ухает, ведь на полено это не действует, опускать топор он мог бы и молча? Оказывается,
что уханье обостряет и материализует его ориентировку в этом процессе. Ведь только непосвященному человеку может казаться, что рубка дров — это простое занятие. На самом деле это сложный процесс, здесь соображать надо: как полено построено, как идут круги, где расположены сучки, которые мешают расколу, как выбрать такое направление, чтобы полено раскололось без помех. И вот когда он ухает, то этим говорит.* «вот так*, «вот так». Он намечает, где ударить и подтверждает свою ориентировку. Так что выразительность имеет значение не только для партнера, но и для самого действующего субъекта. Она подчеркивает характер его ориентировки в поле действия. И как всякое внешнее выражение, выразительность облегчает это действие. Правда, она и выдает эту ориентировку в действии. Поэтому, если вы хотите, наоборот, скрыть свою ориентировку, вы не должны проявлять свою выразительность. Это способ скрыть свою ориентировку в действительной ситуации, чему приходится специально учить, потому что в обществе не всегда принято показывать, что вы в чем-то ориентируетесь. В общем, ведите себя не так, как вам хочется, а так, как положено.
На этом мы заканчиваем рассмотрение проблемы формирования человеческих действий. Как вы помните, мы начали с особых действий, которые полностью уходят во внутренний план, являются умственными; потом рассмотрели действия, которые остаются во внешнем плане, но превращаются в идеальное действие (идеальные действия взора, слуха и т. д.). Затем проследили, как вместе с этими действиями формируются сенсорные образы окружающих вещей и понятия о них; и, наконец, познакомились с тем, как формируются физические действия, т е действия, исполнительная часть которых остается не просто среди вещей, но как физический процесс в отношении этих вещей