Когда Ленин получил неограниченную власть, возможность повсеместно насаждать свое вероучение и «осеменять» страну идеями повального насилия и террора, он увидел, как недостает ему научно доказанной материализации духа, и ведения личности до примитивного набора рефлексов. И вот тут-то вождь мирового пролетариата обратил внимание на исследования выдающегося российского физиолога академика Ивана Петровича Павлова, автора блестящих исследовании по физиологии кровообращения, пищеварения и высшей нервной деятельности, лауреата Нобелевской премии 1904 года» ученого с мировым именем.
В азарте оригинальных экспериментов Павлов, увлеченный неожиданными результатами, вознамерился было свести всю сложную внутреннюю жизнь человека к механической игре
508
бессловных и условных рефлексов, замерить элементы духа,
получить наконец позитивные знания в противовес метафизическим и противопоставить «объективную» рефлексологию «субъективной» психологии.
Когда он опомнился, увидел, что духовная жизнь человека неизмеримо шире собачьих рефлексов, и признал психологию, было уже поздно. Советская пропаганда провозгласила его основоположником самого передового, единственно верного и глубоко материалистического учения о высшей нервной деятельности. Именно такой Павлов был для Ленина полезнее многих соратников. И по научным результатам, которые можно было интерпретировать в желанном направлении. И по статусу всемирно известного ученого, нобелевского лауреата.
Правда, вождь не успел лично теоретически обосновать утилитарную важность павловской концепции; после смерти вождя этим занялся Н. Бухарин.
Рассуждения Бухарина отличались простотой, свойственной евклидовой геометрии. Первая аксиома гласила: руководство страны понимает в биологии и физиологии много больше, чем Павлов в области общественных наук. Согласно второй аксиоме, «учение об условных рефлексах целиком льет воду на мельницу материализма». Отсюда следовал вывод: «революционная целесообразность» диктует необходимость активного содействия подобным исследованиям, методологические особенности и результаты которых «суть орудия из железного инвентаря материалистической идеологии». После этого Павловская школа получила в монопольное владение советскую психологию, физиологию и медицину.
Ильич лично распорядился «создать условия» для работы института Павлова: увеличить продовольственные пайки сотрудникам, обеспечить кормом подопытных животных, завезти дрова для отопления помещений.
Ленин расщедрился настолько, что 27 августа предписал вернуть Павлову пять реквизированных (читай — отнятых) у него золотых медалей. (Каждому диктатору приятно вломиться в историю в образе рассудительного и справедливого джентльмена)
Однако для института ничего реально сделано не было. Когда по Жалобе ученого в институте побывала комиссия, то из рапорта следовало, что инструкции вождя петроградские власти успешно проигнорировали. Новое лабораторное здание стояло за-
509
крытым и замороженным из-за отсутствия дров. Эксперименты проходили в неприспособленном помещении при свете лучины. Пища для животных содержала ядовитые примеси, и все подопытные собаки издохли, а около десятка недавно приобретенных существовали только за счет пайков голодных сотрудников. Почти всех помощников Павлова забрало военное ведомство, сам ученый в свои 70 с лишним лет ежедневно проделывал пешком двенадцать верст, чтобы два часа побыть на рабочем месте;
В то же время большевистская пропаганда создавала иллюзию полной гармонии между властью и академиком. Многие ученые попались на эту удочку. Можно представить, каково было Ивану Петровичу, который пережил все лишения военного коммунизма, унижение обысков и реквизиций, тревогу за родных и друзей, смерть сына и тяжелую пневмонию, услышать от другого известного ученого, академика А. Н. Крылова, такую просьбу: «Возьми меня к себе в собаки».