194
Один из них — бегство от все возрастающего отчуждения и изоляции индивида в нашем обществе и стремление обрести личную причастность. Речь Большого Дэвида служит примером этой потребности в крайнем ее выражении. Люди хотят участвовать в глубоких, объединяющих их взаимоотношениях, которые, как мы видели, могут возникнуть не только в коммунах, но и в браке.
Безусловно, еще один мотив заключается в том, что коммуны предоставляют возможность быть целостной и цельной личностью, возможность, в современной жизни крайне редкую. Свое ценностное значение готовы приобрести все грани личности — физическая сила, профессиональные навыки, родительские таланты, интеллектуальные запросы, чувства и эмоции, идеалы и религиозные или мистические интересы — все они реализуются одновременно. Жизнь становится гораздо менее раздробленной. Это может произойти в браке или — в ограниченной степени — на групповых тренингах. Но коммуна является еще одним — и, возможно, более трудным — способом достижения целостности индивидуума и нерасчлененности его бытия.
Зачастую важной причиной выступает стремление найти благоприятную обстановку для всевозможных разновидностей сексуальных отношений: брачных отношений, более-менее продолжительного сексуального партнерства, различных сочетаний — мужчина—женщина, женщина— женщина, мужчина—мужчина. Для таких экспериментов в обычном обществе просто не хватает свободы. В коммунах для них обычно имеется атмосфера моральной поддержки, и они могут осуществляться без чувства вины — хотя, как мы видели, не без болезненных переживаний.1 * * *
1 Сексуальные экспериментаторы в коммунах резко отличаются от компании «свингеров» (от англ. to swing в значении «крутиться, не отставать»; «свингеры» — люди, не ограничивающие себя в удовольствиях, в том числе сексуальных; (в специфическом словоупотреблении: практикующие обмен женами (мужьями)). — Прим. перев.). Как свидетельствуют факты, «свингеры» стараются избегать всего, что может привести к глубоким отношениям, к чему-то большему, нежели чисто поверхностное знакомство.
Г
195
Еще один мотив, который, возможно, проясняется для самого человека лишь постепенно, состоит в том, что жизнь подобной группы, осознанно или неосознанно, представляет собой философский эксперимент в области социальных структур (или бесструктурности). Освободившись от «крысиных гонок», люди получают шанс сформировать жизнеспособную группу, которая выполняет стоящие перед ней задачи. Таким образом, в диапазоне от анархии до регулируемого бихевиоризма всходят побеги целой поросли новых обществ, каждое из которых отличается от остальных. Любая образовавшаяся группа должна справиться с проблемами выживания, самоуправления, распределения работ, сглаживания межличностных трений, урегулирования отношений с достаточно чуждым внешним миром.
Это влечет за собой еще один мотив — ощущение, что имеет место не завершающий эксперимент, а возможность чему-то научиться. Возможность личностного развития и изменения отнюдь не всегда реализуема, но она всегда присутствует как надежда.
И наконец, немалая притягательная сила заключена в отбрасывании социальных ролей. В начале этой главы я перечислял разнообразные дипломы и профессии, в прошлом характеризовавшие нынешних членов коммун. Однако в коммуне человек отнюдь не является, во-первых и в главных, выпускником Рэдклиффа, специалистом по компьютерам, психологом и т. д. Личность есть личность. Мужчина есть мужчина. Женщина есть женщина. В коммунах имеет место фундаментальное равенство, делающее аргументацию феминистского типа неактуальной, поскольку каждая женщина и каждый мужчина могут найти в группе желательную для себя экологическую нишу (интересно, что женщины очень часто предпочитают как раз «женские» роли).
Все эти мотивы выглядят в достаточной мере притягательными. Тем не менее люди покидают такие группы; коммуны, раздираемые внутренними противоречиями, приходят в упадок и превращаются в деструктивные сообщества. Почему?
196
Одна из самых характерных причин, на мой взгляд, состоит в том, что в коммунах зачастую не уделяется достаточного внимания проработке средств, с помощью которых можно было бы урегулировать межличностные трения, взаимные обиды и конфликты. В данной главе мы видели, что у коммун также есть возможность оказывать психотерапевтическое воздействие, но используется она далеко не всегда.
Нередко коммуны просто не в состоянии решить проблемы самообеспечения, что, впрочем, уже несколько выходит за тематические рамки данной главы.
Во многих случаях ревность выступает в качестве той недооцениваемой проблемы, которая способна подорвать единство группы. Мне, например, так и непонятно, обусловлена ли ревность чисто культурными факторами или же имеет глубокие биологические корни, наподобие рефлекса территориальности?
Для меня стало совершенно ясным — благодаря собранным мною материалам, прочитанной литературе и откровенному разговору на весьма интимные темы, воспроизведенному в следующей главе, — что намного труднее поддерживать здоровые и удовлетворительные взаимоотношения в групповом браке трех, четырех и более человек, чем в классическом брачном союзе двух супругов (как будто бы в нем мало трудностей!). Соответственно коммуны разваливаются из-за неспособности улаживать такие, чрезвычайно сложные, взаимоотношения.
Иногда не осознается серьезная потребность каждого человека в возможности уединяться для частной жизни. В коммунах эта потребность вполне может удовлетворяться, но иногда этого не происходит, и результаты бывают самые плачевные.
Зачастую, на мой взгляд, отсутствует понимание того обстоятельства, что анархическая философия, как бы она ни была хороша, к какому-то подобию успеха может привести только в том случае, когда группа состоит из людей, в высшей степени психологически зрелых. В связи с этим
197
попытки жить анархически, когда в группу входят люди, изломанные семьей и обществом, могут окончиться оглушительным крахом.
Иногда не хватает осознания того, что всякая идеология на практике претерпевает видоизменение. Так, коммуна «Твин Оакс», выстроенная по образцу книги Скиннера «Волден II», теперь управляется не решениями трех «плановиков», а в основном путем выработки консенсуса. Окру-жающая среда больше не должна обусловливать определенное поведение, а вместо этого индивидуум выбирает, в чем он хотел бы изменить свое поведение и какое хотел бы получить вознаграждение. Все это уже мало напоминает литературную утопию Скиннера «Волден II».
Итак, коммунам в полной мере досталась их доля трудностей и неудач. Однако неудачи эти приходят в рабочем порядке — это ошибки, на которых учатся. Возможно, коммуны осуществляют в нашей культуре одну из самых важных функций. С минимальными психологическими и финансовыми издержками для всех нас коммуны, эти социальные лаборатории, опытным путем выясняют, какими могут стать в будущем институт брака, партнерство, межличностные отношения, технология и социальная организация. Наша культура, судя по всему, не сможет продолжать существование в своем нынешнем виде. Слишком много в ней изъянов и надломов, несправедливости и лицемерия. Так какой же она будет? Надо надеяться, что коммуны, со всеми их ошибками, недостатками, неудачами и реорганизациями, окажутся полезными для исследования путей в будущее.