Я: Это довольно любопытно. Гейл, когда ты не соглашалась, чтобы он держал тебя за руку, это объяснялось тем, что тебе не нравился физический аспект, или это была просто текущая информация вроде: «В данный момент я к тебе не расположена»?
Гейл: Даже более того. На мой взгляд, это было связано с нашей проблемой обязательств. Мне почему-то казалось, что держаться за руки — это гораздо интимнее, чем что бы то ни было. Знаете, вроде бы даже интимнее, чем заниматься любовью. Я никогда не могла принять на себя обязательства — раз уж они так необходимы — без попытки увильнуть от них. И, может быть, это часть тех причин, по которым меня так расстраивала перспектива вступления в брак.
Дик: Для меня вступление в брак должно было либо решить проблемы, либо — нет... Мне обычно хочется, чтобы все проблемы решались сразу, а не зависели от времени, и если, скажем, выбрать для этого какие-то простые средства... {Задумчивая пауза.) Может быть, брак только выражает намерение решить эти проблемы, но сам по себе ничего не определяет. Понимаете, намерение сказать, что оно того стоит, если мы вдвоем сумеем прийти к
54
взаимопониманию и будем жить вместе. Это, пожалуй, более реалистичный взгляд на проблему. Мне только сейчас пришло в голову, что при таком подходе моя жизнь была бы намного лучше. Намерение — это не ничто, а нечто, это открытое признание того, что цели, к которой ты стремишься, нельзя достичь сразу и для этого потребуется еще что-то, может быть, труд и время...
Я: Оглядываясь назад, можете ли вы сказать, что сейчас лучше решаете свои проблемы, чем в первые дни, или все осталось примерно на том же уровне?
Гейл: Ну, я бы сказала, что в чем-то намного лучше, но... Я думаю, много времени уходит на то, чтобы осознать, что другой человек — тоже личность. Понимаете, это должно быть в вас заложено, как умение разговаривать и все остальное. Потому что никогда не поймешь, что кто-то другой — такой же человек, как и ты, пока не настроишься на это... Когда я начала осознавать, что Дик — действительно другая личность, со своими чувствами, причем не менее важными, чем мои, мне стало легче по-настоящему думать о нем — не считать его идеалом, но учитывать, что он — личность.
Комментарий
Мне здесь кажутся примечательными несколько моментов. Рассмотрим высказывание Гейл о том, что держаться за руки для нее — символ связи даже более интимной, чем занятия любовью. Это подчеркивает, до какой степени каждый из нас погружен в собственный, личный мир воображаемых смыслов, кажущихся реальностью. Ее ощущение может показаться нелепостью с точки зрения внешнего мира, но для нее это истина, и единственно доступный мне способ понять ее — это понять мир, в котором живет она, а не тот, в котором обитаю я.
Высказывание Гейл о ее склонности увиливать от ответственности имеет большое значение. Человек, которому удалось преуспеть в своем психологическом развитии, не
55
станет брать на себя обязательства, не рассмотрев их последствий. Вряд ли он примет какие бы то ни было пожизненные обязательства, поскольку не может в своих предсказаниях о себе заглядывать так далеко. Но тщательно обдумав какую-то конкретную ситуацию, он способен принять на себя реалистические обязательства и выполнить их. Гейл же на это не способна. Обнадеживает лишь то, что ей хватило проницательности осознать свою тенденцию уклоняться от любых обязательств и теперь она понимает, что брак ввергает ее в депрессию из-за невозможности простыми способами избежать определенных трудностей.
Совершенно замечательное проявление понимания — зарождающееся у Дика осознание того, что конфликты не улаживаются мгновенно, как по волшебству. Он начинает понимать, что для улучшения взаимоотношений и достижения гармонии в совместной жизни могут потребоваться «труд и время». Перед нами человек в возрасте двадцати четырех лет, изучавший математику, историю и английскую литературу и все же не имеющий элементарных познаний в области межличностных отношений. Может ли наше образование стать еще бесполезнее?
То же самое можно сказать об открытии Гейл подлинного существования других «личностей». Для нее было немалым достижением понять, что «Дик — действительно другая личность, со своими чувствами, причем не менее важными, чем мои». Печально, однако, что это понимание пришло к ней не в десять и не в двенадцать лет, а в двадцать три года.