Хэл: Я родился я и вырос в Чикаго. Моя мать много работала, поэтому материально мы жили с ней довольно неплохо. Однако в нашем сегрегированном обществе мы были вынуждены жить в гетто, среди чернокожих, итальянцев и некоторого количества поляков. Все же большинство жителей были чернокожими, причем принадлежали к самым разным социально-экономическим слоям. В нашем гетто были бедные, очень бедные, но на той же улице могли жить и богатые. Я никогда ни в чем не нуждался. У меня всегда было то, чего я хотел. По четыре велосипеда одновременно и множество костюмов (мать покупала мне их почти после каждой получки). Себе моя мать ничего не покупала, всегда и всё для меня — такая вот гиперкомпенсация.
Сейчас я полагаю, что реальная проблема состояла в том, что я всегда был очень непосредственным, отзывчивым на ласки, и, пожалуй, в детстве мне их не хватало. Меня некому было любить, и некому было обо мне заботиться, хотя моя мать все время работала ради меня, чтобы у меня было достаточно одежды и денег. Единственный ребенок, никогда не знавший отца... его заменяло множество дядюшек и тетушек.
У меня никогда не было отца, но, поскольку я был обеспечен всем необходимым, никто об этом даже не заговаривал, а у меня не было причин спрашивать. У меня никогда не появлялось ощущения, что мне не хватает отца, который учил бы меня играть в бейсбол и всему прочему. Я общался с таким множеством других людей, что мне ни разу и в голову не пришло, что у человека должен быть отец для таких вещей, и подобной проблемы у меня никогда не возникало. Я не стремился иметь отца.
Не припомню, чтобы моя мать хоть когда-нибудь читала мне или слушала, как читаю я. Собственно, я и поцеловал-то ее, кажется, раза два. Наши отношения были, как у брата с сестрой. Когда утром мне нужно было уходить, я
129
5 - 5001
сам вставал и гладил свои шорты, а мать спала, потому что приходила с работы не раньше пяти утра (она работала на почте). Так что она, может быть, будила меня или приносила мне что-нибудь, и я ел, а потом засыпал. Мне никто не готовил еду, я делал это сам, или же мама каждый день оставляла по два доллара, чтобы я купил себе что-нибудь поесть. Вместе мы садились за стол только в воскресенье, когда она приходила домой из церкви. Причем она ходила в другую церковь — она была баптисткой, а я методистом, — так что мы никогда ничего не делали вдвоем. Моя мать и я никогда ничего не делали вместе. Единственный период, когда у нас были более-менее близкие отношения, — это после того, как она вышла замуж за моего отчима.
Я: Меня очень удивляет, что ты не помнишь, чтобы целовал свою мать, за исключением одного-двух раз. Может быть, она проявляла свою нежность каким-то другим способом? Она могла обнимать тебя или класть тебе руки на плечи. Что-то такое было?
Хэл: Я не помню, чтобы она когда-нибудь действительно обняла меня. Сейчас я обнимаю ее и кладу ей руки на плечи. Но я знаю, что она всегда заботилась обо мне, старалась обеспечить всем необходимым. Однако она была очень строгой. Я не боялся своей матери, но знал, раз она сказала что-нибудь, значит, так и должно быть, и знал, что она надерет мне уши или отшлепает, если я этого не сделаю... Я вспоминаю, что однажды, когда я учился в колледже, мать написала мне письмо, в котором рассказывала, как гордится мной, и как много работает ради меня, и как она рада, что у меня все хорошо и я выбился в люди. Это письмо очень много для меня значило — не знаю, в чем тут дело, — оно меня просто поразило. В этом письме она показала, как сильно заботится обо мне. Знаешь, Карл, она, например, всегда относилась ко мне как к маленькому. Это стало одной из проблем в моем первом браке, потому что она все время присылала мне одежду, несмотря на то что я был женат, представляешь? Она очень обижалась,
130
если я говорил ей, что не хочу чего-нибудь делать, или когда я просил ее: «Мама, не воспитывай так моих детей. Я хочу их воспитывать по-другому». Тогда она мне напоминала, что это она меня вырастила. Но я все равно должен звонить ей каждую неделю, даже сейчас. Если я не позвоню домой, она расстроится и будет звонить и выяснять, что с нами случилось.