Я (к Денизе): Меня это просто поражает, и я хотел бы узнать, что ты думаешь о его словах.
Дениза: Я не рассматривала все это с такой точки зрения, но меня пугает наш переезд из-за того, что мы те-
202
перь должны будем стать самой что ни на есть малой семьей и опираться нам будет не на кого, только друг на друга. Мы не сможем получать помощь от близких друзей. В этом смысле мы чувствуем себя первопроходцами. Я не задумывалась о том, как это коснется нашего брака, конкретно нас четверых, — ведь то, к чему мы готовимся, это прыжок, причем мы не знаем в точности, куда мы попадем.
Эрик: Наш брак никогда не был безмятежным. Мы всегда много ссорились, у нас было множество конфликтов, причем очень бурных, и за последние несколько лет мы научились относиться к этому позитивно — как к движущей силе нашего личностного развития, к залогу того, что мы не заскучаем и не будем воспринимать друг друга как должное. В результате конфликты, которые были очень болезненными, теперь пробуждают в нас что-то вроде чувства юмора. Впрочем, одна из причин, благодаря которой мы научились относиться к этому с чувством юмора, заключается в том, что мы всегда знали: в нашей жизни есть нечто большее, чем одни только супружеские отношения. То есть, если я по-настоящему разозлюсь на Денизу, я на недельку отмежуюсь от нее, и она поступит точно так же — пару дней от меня отдохнет. Мы будем встречаться с друзьями или переключим наше внимание еще на какие-то вещи.
А сейчас, в последние месяц-два, мы, сталкиваясь с такой ситуацией, говорим себе: «Через каких-нибудь пару месяцев нам предстоит отправиться буквально на край света, в страну, где мы будем оторваны от всего, к чему привыкли, и все, что у нас будет, это мы сами и наши дети». И теперь, если мы начинаем из-за чего-нибудь ссориться или Дениза делает что-то не так, я сразу думаю: «Боже мой, готов ли я жить с этой женщиной где-то на краю света?»
В каком-то смысле городская жизнь и общество друзей служат убежищем на случай возникающей в браке напряженности. А когда начинаешь понимать, что такого
203
убежища у тебя больше не будет — по крайней мере, в течение какого-то времени, — что ты отправишься в страну, где будешь совершенно чужим и одиноким, где совсем другая, незнакомая тебе культура и вокруг очень мало людей, тогда брак становится для тебя как бы коконом.
Вот пример. Существует два вида ссор, по крайней мере у нас, и, как я подозреваю, у многих других — тоже. Один из них — когда мы обижаемся или сердимся друг на друга — нас тогда просто распирает от ненависти. И вся злость, которая долгое время скапливалась из-за самых разных неприятностей, вырывается наружу. А другой вид ссор — когда что-то задевает одного из нас за живое. Ты становишься подлинным, настоящим, спрашиваешь себя, кто мы такие, чего хотим и во что верим, и ты понимаешь, насколько нестерпимо стало поддерживать одну только видимость, мириться с нечестностью, с неосуществимостью лучших замыслов, которые со дня на день всё откладываются. И тогда ты говоришь: «Я этого добьюсь и на меньшее я не согласен».
Вот и сейчас мы сказали себе: «Господи, это необходимо как-то исправить, иначе мы просто погибнем». Ведь у нас — может быть, конечно, я выражаюсь с излишним пафосом — последний шанс решить, стоит ли нам жить вместе. Потому что сейчас мы действительно должны будем жить вместе и на ближайшие два-три года лишимся возможности играть в игры. Мы должны будем в полном смысле прилепиться друг к другу, так, как никогда раньше. Именно об этом я и говорю.
Я (к Денизе): А что ты обо всем этом думаешь?
Дениза: Я с ним согласна, хотя не думала об этом в таком ключе. То есть кое-что он мне высказал во время ссоры, но не так решительно и окончательно.
Я: Поясни немножко.
Дениза: Эрик сказал, что все эти мысли овладели им во время последней ссоры. Но они не были подсказаны мною — он сам до этого додумался. Я понимала, что нам
204
будет трудно, но я не думала, что это может вообще разрушить или ослабить наши брачные узы, повлиять на них больше, чем что-либо другое. В этом вся разница. Я не думаю, что это может разъединить нас больше, чем все остальное. Знаешь, мы уже прошли через огонь и воду и перед нами не раз вставал вопрос — жить или не жить нам вместе, — так что такими пустяками нас уже не проймешь.
Эрик: Я считаю наше решение очень важным, и скажу почему. Видишь ли, есть разница между тем, как едешь в другую страну ты, и тем, как еду в другую страну я. Ты достаточно хорошо знаешь, чего хочешь, и достаточно уверена, что найдешь там это. Ты ждешь, что у тебя будет сколько-то грядок и ты сможешь на них копаться, то есть заниматься простыми вещами, о которых ты так долго мечтала. И все это завязано на семье. На этот счет ты чувствуешь себя совершенно спокойно.
А я еду с совершенно другими чувствами, связанными с моей профессиональной деятельностью. Для меня ежедневные радости и ежедневный энтузиазм основаны на общении с моими настоящими друзьями, поддерживающими и подбадривающими меня, на моих профессиональных успехах, на занятиях со студентами и т. п. Это объясняется тем, что я действительно люблю ту социальную среду, в которой мы вращаемся. Но я не думаю, что так будет и там. Какое-то время, по крайней мере, мы будем чувствовать себя чужими в незнакомой стране, а я еще и очень одиноко — в интеллектуальном, профессиональном и социальном смысле. Откровенно говоря, я не думаю, что люди там окажутся такими симпатичными, что я сразу смогу найти с ними общий язык. Я думаю, что это будет очень скользкий и трудный путь к установлению дружбы, выстраиванию взаимоотношений, путь по длинному и узкому мосту. А это значит, что поддержку мне все больше и больше придется черпать в собственной семье, рассчитывая на тебя и на детей. Поэтому, видя на такую перспективу, я говорю: «Ой-ой-ой, у нас все должно быть как можно лучше. Потому что если уж и дома я буду злиться, огорчаться и чувствовать
205
себя неудовлетворенным, нас ждет настоящий ад». Я не смогу переключаться на что-то другое, как здесь, — вот что я имею в виду.
Три фазы их брака
Эрик: Когда мы сюда летели, у меня появилась еще одна мысль, которою, наверно, стоит поделиться. Мне пришло в голову, что в нашем браке мы прошли через три основные, главные, стадии.
Период социальных «надо»
Эрик: Для меня совершенно ясно, что в первый период брака наши поведение, ожидания и взаимоотношения в основном обусловливались набором определенных социальных норм. Я имею в виду, мы вступили в брак, имея готовые представления о том, как мы должны себя вести и что чувствовать по отношению друг к другу. Было также известно, что мы должны испытывать по отношению друг к другу в сексуальном плане, как часто нам надо заниматься любовью. Понимаешь, мы были научены — не только родителями, но всей нашей культурой, — что мужчина, если он мужчина, должен много трахаться, ну и соответственно вести себя по-мужски. И мы жили согласно этому набору социальных норм, по некоему шаблону брака, лет пять-шесть, до полного краха. В общем это оказалось для нас убийственным. Да и как еще это назвать, если Дениза дошла до психического расстройства, а я мучался и чувствовал себя совершенно несчастным?
«Чувственный» период
Эрик: И мы решительно от этого отказались. Пришло время, когда мы оба в достаточной степени оправились от кризиса, уселись друг против друга и очень спокойно сказали: «Это дерьмо, про которое нам говорили, что оно должно быть основой нашего брака, никуда не годится. Нам при-
206
дется найти другой способ строить наши отношения». И именно в тот момент мы начали всерьез участвовать в таких вещах, как групповые встречи и тренинги; немножко увлекаться наркотиками — травкой и ЛСД; заниматься такими вещами, как экспериментальные сексуальные отношения с другими людьми. Мы решили: позволим себе открываться навстречу любым взаимоотношениям и посмотрим, что из этого выйдет». Это был «чувственный» период нашего брака, время открытости для того, что подсказывают нам наши чувства и ощущения по поводу того, как нам на самом деле надо жить, вопреки всем социальным шаблонам.
Жизнь по внутренним ритмам
Эрик: А сейчас, я полагаю, мы вступаем в другую фазу. Чувственная жизнь — это такая штука, под которой люди обычно подразумевают чувственную восприимчивость, более глубокое проникновение в суть вещей. Теперь же мы переходим к фазе, главным принципом которой является следование естественным, внутренним, ритмам наших тел. Вот даже взять такую вещь, как еда. Мы сейчас едим, когда проголодаемся. У нас нет завтрака, обеда и ужина. Иногда мы ничего не едим, а бывает — весь день обжираемся. И мы предпочитаем заниматься любовью, когда чувствуем сексуальный подъем, желание, а не так: «Сейчас ночь, мы одни, давай трахаться» или «Мы не трахались три дня, пора бы уже». И отношения с детьми у нас стали правильнее — как-то естественнее, что ли. Сам не знаю, почему так получилось.
Конечно же, отчасти это происходит благодаря биоэнергетике и йоге, но вдобавок мы все дальше и дальше уходим от социальных стереотипов, так долго влиявших на нашу жизнь. После периода некоторого хаоса, вызванного раскрытием всех чувств, мы стали прислушиваться к самим себе, к собственной интуиции, и это помогает нам по-новому строить наши взаимоотношения. По-моему, это правильно сказано, как ты считаешь, Дениза?
Дениза: Да.
207
Психическое расстройство Денизы и утрата ею собственного «Я»
Я (к Денизе): Не знаю, согласна ли ты с его делением вашей совместной жизни на три фазы, но я хотел бы, чтобы ты рассказала немного о первом периоде, когда вы, по всей видимости, жили строго по правилам.
Дениза: Мое психическое расстройство произошло после пятой годовщины нашей свадьбы. До этого момента я большую часть времени проводила в каком-то розовом тумане. Я не понимала, почему муж чувствует себя несчастным и почему у нас не складывается единство, так как сама я почти все время была вполне удовлетворена своим статус-кво. Эти первые пять лет уже так далеки, их не вернуть, но я помню, насколько по-разному мы относились друг к другу накануне этого значительного события — пятой годовщины нашей совместной жизни. У меня не сохранились в памяти все несчастья, которые ты тогда переживал. Я была слишком поглощена маленьким Аланом, появившимся на втором году нашего брака, — он занимал все мое время и диктовал естественные ритмы моего дня.
Но я согласна с тобой насчет этих заморочек с социальными нормами. Я помню, как читала книжки и переносила их на практику, ожидая, что жизнь будет соответствовать социальным нормам. Мол, что признано нормальным и среднестатистическим, то и должно происходить. Я читала Спока, истово выполняя все его рекомендации. Все это продолжалось довольно долго, и мое психическое расстройство стало неким рубежом — я это вижу теперь, после прохождения курса психотерапии и перехода к новой фазе нашего брака.
Я: В этом месте я хотел бы задать один вопрос. Ты ощущала, что все получается, как и должно быть, и что ты живешь нормальной семейной жизнью — конечно же, не без своих неприятностей, однако более-менее удовлетворительно. Почему же ты дошла до психического расстройства?
208
Дениза (после паузы): Я тогда приписывала себе больше зрелости, чем у меня было ее на самом деле. Когда вспоминаешь, трудно даже представить, какой я тогда была ребячливой. Помню, выходя замуж, я считала себя гораздо более взрослой и думала, что намного лучше умею справляться с проблемами, чем оказалось в последующие годы. Тогда я поняла, что я совсем не такая взрослая, как думала. Я не умела улаживать конфликты, и мы все время топтались на месте. Я не могу вспомнить, когда у нас начались серьезные кризисы и в чем они заключались. Не могу восстановить ощущение, как все это было. Но я уверена, что должны были быть какие-то признаки того, что у нас что-то не заладилось, поскольку на пятую годовщину брака я ему прямо сказала: «Ну что ж, если ты так несчастен со мной, давай разведемся». Из-за чего-то ведь дело приняло такой оборот, но мне никак не...
Эрик (вмешивается): А я сказал: «Отличная идея» (смеется).
Дениза (продолжает): Но дело было не только в нашем браке — дело было в религии, в религиозных поисках, в том, что мои родители оказались неспособными понять мои искания.
Эрик: Я полагаю, что брак был вторичной причиной ее расстройства. Думаю, все началось с религиозных проблем, и она сосредоточилась на...
Я: Она происходит из довольно консервативной...
Эрик: ...ортодоксально религиозной среды. Дениза еще долгое время чувствовала себя очень виноватой, поскольку под моим влиянием отказалась от всего этого, но, в сущности, почти ничего не нашла взамен. Ведь я не верю в то, что пользоваться губной помадой — грех. А родители ее донимали: «Так во что же ты веришь? За что ты продала свое первородство? Ты отдала его слишком дешево. У Зрика нет последовательной жизненной философии», — ну и тому подобное.
В конце концов, стала чуточку больше читать и чуточку больше задумываться и смогла по-иному рассуждать о
209
том, во что верит. Конечно, через некоторое время она решила: «Теперь я смогу поговорить со своими родителями и найти с ними общий язык, ведь я уже в состоянии поделиться с ними тем, что происходит внутри меня». Разумеется, когда она попыталась сделать это, у нее ничего не вышло.
Я: Мне понятно все, что касается религиозного аспекта, но хотелось бы поподробнее узнать о том моменте, когда Дениза сказала: «Ну что ж, давай разведемся», — а ты ответил: «Отличная идея». Ведь именно это, по сути дела, и привело к катастрофе.
Дениза: Все это происходило одновременно. Между разговором с моими родителями и годовщиной свадьбы промежуток был буквально в два-три дня. Но я хотела бы еще добавить пару слов о том, что сейчас осознаем мы оба. Тот кризис спас наш брак. Потому что после него мы — удивительное дело — стали совершенно другими людьми. Когда я снова пришла в норму, у нас словно бы появился реальный шанс как-то наладить наши отношения. А до того — Эрик прав — мы не смогли бы ничего подобного сделать, это точно.
Я: Какой ты была до того? Ты говоришь, что потом ты действительно стала личностью и это укрепило ваш брак. А какой ты была до того?
Дениза (после долгого молчания): Меня никто об этом раньше не спрашивал и мне никогда не доводилось выражать это словами. Я, безусловно, была настоящей дочерью своих родителей, это бесспорно. Я очень многое ценила в себе, но в общем-то я себя не любила. Но мне кажется, что я была хорошим человеком.
Я: Отчасти потому, что ты вполне соответствовала требованиям родителей?
Дениза: Да, я принадлежала к пай-девочкам. Какой я была? (Пауза и нерешительность.) Трудно сказать. Я соглашалась с тем, что говорили обо мне другие, и поэтому мне сейчас трудно отвечать, ведь моя самоидентификация была основана на усвоенных мной чужих пред-
210
ставлениях обо мне- Сначала это были родители, потом Эрик. А когда дошло до конфликта, тогда, через пять лет брака, все это сказалось.
Эрик: В Денизе было очень мало индивидуального __ только то, что вложили в нее окружающие. Ее
родители вложили одно, я — другое, и это оказалось абсолютно несовместимо. Дениза из-за этого разрывалась на части. У нее было, так сказать, «раздвоение личности», индуцированное извне. От чего-то предстояло отказаться.