когда мы говорим о нравственности, то часто чувствуем, что наши собеседники не понимают нас, как будто говорят на другом языке. У современного человека изме- АЛ ft-iJ 1**1 ал I I ал 1**1 ал й*1и I

нен христианский менталитет. Он может верить в Бога, молиться Ему, посещать богослужения и принимать таинства, но в то же время мыслить, составлять шкалу ценностей и делать оценки с позиции, привычного ему гуманизма, где центральное место занимает не Бог, а человек. Современные христиане как будто забыли о первородном грехе и, если даже сознают свою личную греховность, то всецело переносят ее в область этики, между тем как грех пустил глубокие корни в саму природу человека. Гуманизм заявляет, что все природное и эмпирическое — естественно, а естественное имеет право на реализацию и удовлетворение, только оно должно регулироваться в общественной жизни определенными правилами. Христианство учит другому, а именно, что эмпирическая природа вовсе не идеальная природа, а потерпевшая деформацию. То, что мы называем естественным, несет в себе отпечаток болезни, поразившей душу и тело. Эта болезнь — грех. Поэтому смысл и задача жизни —

в переходе от эмпирического к идеальному, а не в удовлетворении всех импульсов и желаний невозрожденного благодатью человека. Само слово спасение говорит о том, что нам грозит опасность, от которой надо спасаться. Мы находимся перед выбором между жизнью и смертью. Наше спасение от смерти и ада — это Жертва Христа.

Неожиданно для нас (а может быть не так уж и неожиданно) перед современным обществом, значительная часть которого называет себя христианами, встал вопрос: является ли разврат нравственным преступлением, и может ли быть легализирован гомосексуализм? Еще несколько десятилетий назад такой вызов нравственности был бы невозможен. И вот некоторые люди начинают развивать теорию о том, что разврат вовсе не преступление, а гормональное нарушение, что это факт, имеющий не субъективный, а объективный характер, и поэтому гомосексуализм должен быть оправдан и огражден от порицания и наказания, хотя бы в виде общественного мнения. Весьма знаменательно, что эти люди ищут оправдания греха в биологии. Так как нарушение гормонального равновесия — это функциональное расстройство, то, следовательно, гомосексуализм должен быть принят как объективная реалия. Странная аргументация. В крови убийцы и садиста повышается адреналин и изменяется его химический состав, следовательно, надо признать, что присутствие адреналина делает убийство или садизм естественным проявлением природы, и поэтому после лабораторного анализа убийца должен быть оправдан, так как поступал естественно. В крови у блудника и насильника тоже происходит гормональное изменение, действующее на психику. Неужели поэтому блуд и насилие

должны быть реабилитированы? У некоторых преступников наблюдается выраженная наследственная дегенеративность. Неужели поэтому их преступления перестают быть аморальными? Здесь гуманизм входит в противоречие с самим собой. Ему на помощь приходит либерализм, со своим учением вседозволенности, чтобы скрыть эти внутренние противоречия. Но гуманизм постоянно диссонирует с христианством. Христианство стремится не реализовать, как бы увековечить, эмпирического человека во всех его проявлениях, а преобразовать его в идеального человека, осуществить саму идею человека, которую воплотил в Себе Христос и сделал образцом жизни для нас. Христианская мораль требует, чтобы разврат перед судом совести, общественного мнения и законов всегда был осужден как преступление, как демонизация человека, как надругательство над образом Божьим в человеке, как отказ от христианства. Человек, борющийся со своими пороками, вовсе не обедняет себя, а живет более глубокой жизнью. Напротив, человек, поддающийся порокам, и тем более оправдывающий их, живет в болезненных, неестественных демонических комплексах. Свою личность, как духовное начало, он сужает до размера улитки. Теперешний гуманизм, распрощавшись с романтизмом и заключив союз с либерализмом — своим партийным другом — хочет внедрить мысль о том, что человек это всего на всего сексуальное существо. Между тем, половое влечение вовсе не является необходимостью для человека, как пища и дыхание. Оно должно быть регулировано сознанием и направлено, прежде всего, на продолжение рода, то есть, осуществляемо в брачном союзе, а не являться императивом для человека. Голый секс вырождается в патологический секс, а он ведет к нравственному и физическому уничтожению народа, превращает людей в каких — то нравственных слизняков.

В нас живет грех, но не связывает свободную волю человека, не детерминизирует наши поступки. Господь говорит уже на первых страницах Библии: «Грех лежит у порога, но ты владычествуй над ним». Если мы христиане, то похоть не должна стать доминантой нашей жизни. Рафинированная похоть превращается в какую — то постоянно зудящую накожную болезнь. Неужели это главная цель человеческой жизни? Оправдывать разврат, то есть адаптироваться к нему, это значит потерять смысл христианской жизни. В таком случае более честно не называть себя христианами и снять со своей груди крест. Апостол Павел, говоря о мерзостях языческих, которые поставили человечество на грани вырождения, упоминает этот мерзкий грех, который мужчину превращает в женщину, а женщину в мужчину.

А есть ли вообще счастье в блуде? Многие выдающиеся умы говорили о том, что высокое человеческое достоинство — это разумное ограничение себя в браке, если только не возможно полное воздержание. Даже такие враги христианства, как Лев Толстой и Максим Горький, признавали трагичность этого вопроса. Во все времена воздержание и владение своими страстями считалось признаком мужества. Но пусть не отчаиваются те, чьи души обуреваемы греховными помыслами и искушениями, а сопротивляются им как врагам. Св. Иоанн Лествичник пишет: «Я видел людей от природы кротких, а также раздражительных и гневливых, которые путем борьбы с собой достигли кротости, и посчитал последних высшими первых». Чистота от времен Адама перестала быть свойством нашей души. Она приобретается в тяжелой духовной борьбе. Но у нас есть помощь — это благодать Божия, лишь бы было твердое произволение самого человека.