Этот мир является для нас средством достижения цели, а именно — счастья; по крайней мере, для большинства из нас. Некоторые считают, что мы находимся здесь ради блага мира, а не ради самих себя. Они имеют в виду, что мы должны жить не для себя, а для мира. Но это совершенно другой вопрос. Дело в том, что мы живём для себя в первую очередь, а также и для мира — настолько, насколько благо мира оказывается также и нашим собственным. Имея в виду это обстоятельство, мы должны рассмотреть, в то и или иное время, счастливы ли мы, а если нет, то почему; мы должны обдумать вопрос, не сделали ли мы каких-то ложных предположений при поиске счастья в этом мире или посредством его.
Мы начинаем жизнь с убеждения, что счастье можно иметь в мире и посредством этого мира. И большинство людей продолжают считать так до самого конца. Они никогда не останавливаются, чтобы подумать, они не замечают того факта, что их надежды на счастье не были осуществлены. Как тогда они могут рассмотреть вытекающий отсюда вопрос о том, погему те надежды оказались ложными?
Не все религии и философии мира могут сделать для нас то, что мы можем сделать для себя, если останавливаемся и думаем; ибо то, что мы получаем от них, есть как раз обильное загромождение ума: не более чем модные в данный момент мысли и речи, которые не соответствуют тому, чем мы в действительности являемся. Ведь только то, что мы извлекаем для себя из нашего собственного опыта, может иметь действительную пользу для нас. Далее, мы не можем найти ничего по-настоящему ценного даже из нашего собственного переживания, если не делаем паузы для размышлений. Если те религии и философии просто ускорят приближение того дня, когда мы остановимся и подумаем, то они сделают для нас вполне достаточно.
Что удерживает нас от остановки и размышления, так это вера в то, что мы получаем — или скоро получим — от жизни вещь, которую жаждем, — счастье. Единственное, что, возможно, способно поколебать эту веру, — опыт трагической стороны жизни. Мудрец Аруначалы рассказал нам, что это образ действия Природы; и для доказательства этого он даёт нам аналогию из опыта сновидений. Когда нам снятся приятные вещи, мы не просыпаемся, но делаем это, как только видим страшные зрелища. Жизнь безмятежного удовольствия, естественно, не благоприятствует серьёзному размышлению о серьёзных предметах, и здесь религиозные люди находятся не в лучшем положении, чем остальные из нас.
Давайте допустим, что мы обнаружили жизнь разочаровывающей, если не совершенно нестерпимой, что мы нашли её такой или исходя из нашей собственной оценки, или как представители человеческой расы в целом. Мы должны предполагать подобное, поскольку то серьёзное размышление, исследование, предназначено лишь для тех, кто уже однажды признал это. Фактически многие из нас встретили её (жизнь) такой, и не однажды, а снова и снова.
Что мы каждый раз делали [в таких случаях] ? Мы обращались к священникам или астрологам, или молились Богу. Все эти средства — популярные патентованные лекарства для болезни, что тревожит всех нас. Но они только откладывали кризис. И так будет происходить до тех пор, пока мы не остановимся и не подумаем.
Мы искали счастье в течение всех безрадостных лет нашей жизни. Вновь и вновь мы были на точке обретения его и становления нашим навеки, но каждый раз обманывались. Однако мы не останавливались и не думали — как мы сделаем это сейчас, мы просто продолжали идти тем же старым путём. Если мы сейчас делаем паузу и думаем, нам придёт в голову мысль, что, возможно, мы отправились на поиск счастья без правильного понимания его истинной природы и источника.
Сначала давайте посмотрим на само счастье и выясним, чем оно является. То, что мы подразумеваем под счастьем, есть нечто постоянное — что-то такое, что будет пребывать с нами во всей своей свежести и чистоте так долго, пока мы сами существуем. Мир же дал нам не это, но нечто преходящее и изменчивое, и справедливое имя этому — удовольствие. Счастье и удовольствие — две совершенно разные вещи. Но мы предполагаем, что удовольствия составляют саму ткань счастья; мы допускаем, что если можем обес
печить на всё время неослабный поток удовольствий, то гарантируем счастье.
Но сама природа удовольствия — это непостоянство, ибо удовольствие есть просто наша реакция на влияние внешних вещей. Некоторые вещи доставляют нам удовольствие, и мы стремимся приобрести и не отдавать их; но те же самые предметы не доставляют одинакового удовольствия во все времена, иногда они даже причиняют боль. Таким образом, ожидаемое нами удовольствие нас часто обманывает, и временами мы оказываемся во власти страдания. Удовольствие и боль являются фактически неразделимыми спутниками.
Мудрец Аруначалы указывает нам, что даже удовольствие не определяется вещами. Если бы удовольствие, испытываемое нами в жизни, действительно проистекало из вещей, тогда оно должно увеличиваться с увеличением их числа и уменьшаться, когда их становится меньше, и равняться нулю, когда у человека нет ничего. Но дело не в этом. Богатые, обладающие избытком вещей, не совсем счастливы и бедные, у которых имеется очень немногое, также не вполне несчастны. И все, когда спят крепким сном без сновидений, являются в высшей степени и одинаково счастливыми. Чтобы гарантировать ничем не нарушаемое наслаждение глубокого сна, мы обеспечиваем себя всеми доступными искусственными вспомогательными средствами: мягкими кроватями и подушками, занавесками от москитов, тёплыми одеялами или прохладным лёгким обдуванием и т.д. Утрата глубокого сна приравнена к ужасному злу, ибо ради него люди готовы отравлять сам источник жизни, мозг, смертоносными лекарствами. Всё это показывает, как сильно мы любим глубокий сон; и мы любим его, поскольку в нём мы счастливы.
Мы таким образом получили подтверждение подозрению, что истинное счастье есть — как многие мудрые люди говорили нам — нечто принадлежащее нашей собственной внутренней природе. Мудрецы всегда учили, что удовольствие не существует само по себе, оно вообще не пребывает во внешних объектах, а представляется таким из-за простого случайного стечения обстоятельств. Удовольствие вызывается освобождением нашего собственного естественного счастья, заключённого во внутренних глубинах нашего бытия. Это освобождение происходит именно тогда, когда после довольно болезненного поиска желаемый объект завоёван или когда ненавидимый объект удалён. Как голодная уличная со
бака, обгладывая пустую, без мяса, кость и пробуя собственную кровь, может принять этот вкус за вкус кости, так и мы предполагаем, что удовольствия, которыми мы наслаждаемся, пребывают в вещах, что мы ищем и удерживаем. Можно сказать, что желание является причиной нашего изгнания из мира счастья, что находится внутри нас, и его [желания] кратковременное прекращение как раз и позволяет нам вкусить пока, до поры, до времени, немного того счастья.
Так как большую часть времени мы хотим что-то удерживать или что-то отбросить, мы большую часть времени несчастливы. Желание отбросить что-то вызывается страхом. Поэтому желание и страх — это два врага счастья. И до тех пор, пока мы согласны оставаться подвластными им, мы никогда не будем в действительности счастливыми. Быть субъектом желания или страха — само по себе несчастье, и чем более интенсивно желание или страх, тем более глубоким является несчастье.
Желание каждый раз говорит нам: “Сейчас получи это и тогда станешь счастливым”. Мы безоговорочно верим сказанному и приступаем к добыванию этого. Мы несчастливы из-за своих желаний, но прилагаемые усилия заставляют забывать наше несчастье. Если мы не получим того, к чему стремимся, то должны страдать. Мы также несчастливы, если добываем его, ибо тогда желание находит нам что-то ещё для приложения усилия, и мы не видим, как желание всё время оглупляет нас. Дело в том, что желание подобно бездонной яме, которую человек никогда не может заполнить, или всепоглощающему огню, который пылает тем сильнее, чем больше мы поддерживаем его[********].
Как желание не имеет конца, так и страх. Ведь нет конца тем вещам, которые страх приказывает нам избегать.
Таким образом, мы приходим к такому заключению: пока желание и страх влияют на нас, мы никогда не достигнем счастья. Если мы будем согласны оставаться в зависимости от них, мы должны, как разумные существа, отказаться от всякой надежды на счастье.
Но зная, что желание и страх являются нашими врагами, разве не можем мы избавиться от них одной только силой воли? Ответом, который даёт нам опыт, является: “Нет”. Мы можем, подобно стоикам, бороться с ними и преуспеть в преодолении их на какое- то время. Но победа не удерживается, и, в конечном счёте, мы
оставляем эту борьбу. Мы чувствуем, что без помощи кого-то ещё мы не можем надеяться на достижение постоянного освобождения. И кто может помочь нам, кроме человека, который сам победил желание и страх и завоевал для себя совершенное счастье?
Такого человека мы должны искать и найти, если искренне и серьёзно решили стать свободными от этих наших врагов — врагов счастья. Только он может показать нам путь, а также дать силу идти по этому пути; ведь он знает и цель и путь. Древнее предание указывает нам — и мы можем сейчас видеть правильность этого — что тот, кто серьёзно ориентирован на достижение свободы, должен искать и благоговейно спрашивать того, кто свободен сам. Тот, кто остро чувствует необходимость лекарства от болезней, неотделимых от жизни, не может избежать поиска кого-нибудь, кто знает, как руководить им правильно. Он может избежать этого не в большей степени, чем слабый человек может избежать того, чтобы отправиться на поиск целителя.
В прошлом были люди, завоевавшие истинное счастье для себя, а потому и способные также помочь и другим. То, чему они учили своих учеников, записано, более или менее точно, в писаниях тех религий, основателями которых они предполагаются. Но эти записи, как мы сейчас их находим, являются неполными и более или менее искажёнными за счёт недостатка ясности у тех, кто записал их. Поучения давались устно, и они не записывались, пока Учителя не уходили[††††††††]. Эти записи не могут иметь для нас той же ценности, что слова, услышанные от живущего Учителя. И не только потому, что в последнем случае мы можем быть уверены в подлинности поучения, но также — и главным образом — поскольку живущий Учитель есть центр духовной силы, в которой мы нуждаемся. Таким Учителем является Мудрец Аруначалы.