Только мудрец может поставить правильный диагноз нашим болезням и прописать правильные лекарства; только он может распутать запутанный клубок правильного и ошибочного знания, который заполняет наши умы.
Прежде всего, мудрецы указывают нам, что причина всех наших страданий находится в нас самих, а не вовне. Говорят, что Будда сказал: “Вы страдаете только из-за самих себя, никто не принуждает вас к этому”. Мудрец Аруначалы говорит то же самое; отвечая на вопрос, есть ли что-либо фундаментально ошибочное в самом построении этого мира, он сказал: “Мир сам по себе вполне удовлетворителен. Порицать надо нас, из-за нашего собственного ошибочного способа мышления. Что мы должны сделать, так это проследить первоначальную ошибку, лежащую в нашем подсознании и удалить её оттуда. Тогда всё будет в порядке”.
Это обнаружение и удаление нашей фундаментальной ошибки является единственным из существующих радикальных курсов лечения. Все остальные средства — только полумеры, паллиативы. Самое большое, что можно сказать в их пользу, это то, что они по- своему помогают вести нас к этому правильному лечению. Религиозные вероисповедания и практики, разделяющие мир, представляют ценность только в этой мере. Часто они лишь увлекают и ослабляют ум и откладывают, таким образом, день освобождения.
Фактически, с этой точки зрения, искренний и серьёзный скептик может быть гораздо лучше, чем нетерпимый верующий — тот тип верующего, что не имеет здравого смысла увидеть, что все эти религии существуют для человечества, а не человечество для религий. Такой нетерпимый человек удерживает свои убеждения как подлинную Истину саму по себе, а не как нечто предварительное, к чему не следует относиться слишком серьёзно, как нечто такое,
что, возможно, будет опровергнуто действительным переживанием Истины, Истины, для которой убеждения являются только неким средством. Так называемый скептик не является в действительности скептиком, если верит, что существует нечто истинное и что оно единственно имеет значение; можно с уверенностью сказать, что тот, кто предан истине, является наилучшим из всех преданных. Никакой преданный не заслуживает уважения, если ему не удаётся постичь, что истина есть полнота смысла и убеждения следует удерживать как нечто священное единственно ради истины, и не иначе. Такой человек находится в гораздо худшем положении, чем честный и серьёзный скептик, потому что, прежде всего, он вряд ли предпримет исследование, обрисованное в главах этой книги. Во-вторых, если он идёт к некоему живущему мудрецу и ищет у него руководства, он, вероятно, неправильно поймёт то, что мудрец может говорить ему. По этой причине мудрецы, как правило, и не передают все имеющиеся у них поучения равным образом всем, кто спрашивает; они утаивают более глубокие истины от тех, чьи умы не открыты, ибо неправильно понятая истина губительнее, чем полнейшее неведение[‡‡‡‡‡‡‡‡]. Кто бы ни желал, поэтому, получить полный инструктаж от мудреца должен быть готов отложить в сторону все свои убеждения; он не должен быть фанатически привязан ни к какому мировоззрению. Непредубеждённый ученик, который имеет немного или совсем не имеет книжного знания, находится, таким образом, в лучшем положении, чем эрудированные ученики с умами, порабощёнными своим символом веры.
Тогда, с открытыми умами, мы идём к мудрецу и спрашиваем его, почему мы пребываем в зависимости от желаний и страхов. Он отвечает, что это происходит потому, что мы не имеем о себе правильного знания — мы считаем себя чем-то таким, чем [в действительности] не являемся.
Во-первых, этот ответ может производить впечатление вдвойне ошибочного. Мы не способны понять, как правильное знание са
мих себя может быть необходимым для суеты жизни; мы хотим узнать, как покорить этот мир нашим желаниям или, хотя бы, как приспособить себя к миру, так чтобы мы могли быть в силах мужественно переносить все его несчастья. Мы не видим, как правильное знание себя может оказать нам какую-либо помощь во всём этом. Во-вторых, мы полностью убеждены в том, что действительно знаем себя удовлетворительно.
Мы полагаем, что знание имеет большую ценность, и стремимся познать истину обо всём том, с чем можем, возможно, случайно встретиться в жизни. Мы даже так фанатичны в этом, что хотим сделать приобретение знаний обязательным для всех. И всё это знание касается мира, не нас самих. В течение столетий каждый отдельный народ или группа народов накапливали обширные груды знания — истории, географии, астрономии, химии, физики; этики, теологии, биологии, социологии и даже того, что проходит под гордым именем философии или метафизики. Если бы всё это было (действительно) знанием, тогда вместе с накоплением этих груд знания должно было бы неуклонно расти и человеческое счастье. Но это не так.
Можно было бы утверждать, что увеличение знания дало нам большее господство над слепыми силами Природы и что это всё к благу. Но это не так. Ибо такое господство было помещено своенравной судьбой в руки немногих, и чем больше становится эта власть, тем глубже деградация и отчаяние, в которое погружаются массы. И чувства тех, кто не получает помощи в своём несчастье, не могут не отравлять кубок счастья — или мнимого счастья — тех среди счастливых немногих, кто не целиком эгоистичен. То [счастливое] тысячелетие, которые учёные ныне забытого века предсказывали, сейчас находится от нас дальше, чем когда-либо. Фактически наука сейчас привела мир к состоянию, в котором само существование человеческой расы подвергается серьёзной угрозе. Нет, это явная злая шутка — недостойная человека, стремящегося к чистому и незапятнанному счастью — заявлять, что всё это знание было к благу. И это должно вести нас к подозрению, что это не знание вообще. Мы можем, по крайней мере, подозревать, что счастье не обретается посредством знания такого сорта. Учение (древних) мудрецов подтверждает это подозрение. Мудрец Аруначалы идёт даже так далеко, что характеризует всё это знание как неведение.
Однажды один молодой человек прямо из университета, из тех, кто изучал науку как свой специальный предмет, пришёл к Мудре
цу и спросил его о “глухой стене неведения”, на которую наталкивается учёный в поиске окончательной истины вселенной. Исследуя бесконечно малое, он как раз был в силах угадать существование и поведение определённых таинственных сущностей, именуемых электронами, протонами, позитронами и нейтронами, но не мог добраться до них и познать непосредственно, из первых рук, не говоря уже об обнаружении единой окончательной субстанции, причины всего. С другой стороны, в (астрономических) исследованиях бесконечно большого он не мог выйти за пределы туманности или звёздной пыли, предполагаемой сырьём творения. Он также не смог узнать тайну основ всей объективной реальности, а именно — времени и пространства.
Шри Рамана ответил, что вопросы о внешнем мире никогда не могут привести к чему-либо иному, нежели неведение; он сказал, что когда геловек стремится познать негто отлигное от себя, не заботясь постигъ истину о самом себе [истинное Я], знание, которое он полугает, не может быть подлинным знанием [§§§§§§§§].
Нам может показаться очень странным такое оправдание дискредитации всего человеческого знания одним махом. Но непродолжительное беспристрастное размышление сделает ясным, что Мудрец прав. Во-первых, как видно из вышесказанного, это знание уже подозрительно, потому что не способствует человеческому счастью. Во-вторых, нет ничего напоминающего действительное единодушие среди тех, кого мы считаем людьми знающими. Часто этот недостаток единодушия не становится известным широкой публике, поскольку подавляющее большинство тех, кто считаются знающими, согласны (между собой), и именно они поднимают свой голос, тогда как более знающие — кто решительно не согласен с большинством — практически безмолвствуют. И часто случается, что именно они правы, а не то шумное большинство, являющееся главным образом умами посредственными. Обычный человек принимает, что существует такая вещь как наука, отдельная от учёного. Но как в религии или философии, так и в науке, имеется различие мнений из-за различий во врождённом интеллекте и характере. Господин Бернард Шоу заметил, что обращение дикаря в христианство является на самом деле превращением христианства в дикость, ибо этот дикарь, даже будучи крещёным и
изучающим катехизис, не перестаёт оставаться дикарём. Поиски истины требуют со стороны искателя определенных совершенств (высот) ума и сердца, которые, несомненно, редки; универсальное образование, конечно, не преуспело в увеличении числа действительно компетентных исследователей. Отсюда следует, что имея дело с одними и теми же данными различные люди приходят к различным выводам. Отсюда следует, что мы должны быть готовы признать, что Мудрец может быть, в конце концов, прав.
Довод, приведённый Мудрецом, означает, что желающий познать истину чего-либо должен сначала правильно познать себя. Махарши имеет в виду, что тот, кто не знает себя, начинает с некой первоначальной ошибки, которая искажает всё знание, приобретаемое им в своих исследованиях. От этой ошибки познавший Себя свободен, и поэтому только он компетентен искать истину как целого мира, так и отдельных явлений в нём. Качество потенциального исследователя является неизбежным элементом знания, обретённого им. Оно будет правильным, только если потенциальный познающий был правильно снаряжён для поиска знания.
В этом состоит верное объяснение того факта — хотя многие могут отрицать это, — что наука потерпела неудачу. Ученый допускает, что ему нет нужды в верном понимании самого себя. В любом случае, он начинает своё исследование объективной реальности с определённых представлений о своём “я”, которые являются ошибочными.
Но разве мы не знаем себя? Мы думаем, что знаем. Средний человек очень уверен, что знает себя правильно, и у него нет, по всей видимости, возможности осознать обратное, даже если он слушает некоего мудреца. Ведь для того, чтобы понять и признать, что мы не знаем себя, — что те представления о себе, которые мы лелеяли всё время, ошибочны — требуется очень продвинутый и хорошо очищенный ум. Мудрецы говорят нам, что наши представления о себе — смесь истины и заблуждения.
Однажды несколько последователей одного из вероисповеданий, которое неистово осуждает использование “идолов”, пришли к Мудрецу и начали спрашивать его. Их целью было получить от него признание того, что ошибочно почитать Бога в неком идоле. Их представитель спросил Мудреца: “Имеет ли Бог какую-либо форму?” Шри Рамана ответил: “Кто говорит, что Бог имеет форму?” Тогда спрашивающий сказал: “Если Бог бесформен, то разве
не ошибочно почитать Его в неком идоле?” Махарши сказал: “Оставьте Бога в покое: скажите мне, имеете ли вы форму или нет”. Собеседник быстро ответил: “Да, я имею форму, как Вы видите”. Мудрец возразил: “Что! Разве вы являетесь этим телом, около трёх с половиной локтей в высоту, тёмным по цвету, усатым и бородатым?” — “Да” — пришёл ответ. — “Являетесь ли вы этим также и в своём сне без сновидений?” — “Конечно. Ведь при пробуждении я обнаруживаю себя таким же”. — “(Вы являетесь телом) также и когда тело умирает?” — “Да”. — «Если так, то почему тело не говорит людям, когда они готовятся унести его для похорон: “Нет, вы не должны забирать меня. Этот дом мой, и я хочу оставаться тут”?» После этого собеседник, наконец, понял свою ошибку; он сказал: “Я ошибался. Я не являюсь этим телом. Я — жизнь, пребывающая в нём”. Тогда Мудрец объяснил: “Послушайте. До сих пор вы совершенно серьёзно полагали, что это тело — вы, но сейчас видите, что такая идея ошибочна. Поймите, что в этом и состоит первоначальное неведение, из которого неизбежно произрастает всё неведение, порабощающее людей. Пока это основное неведение остаётся, не так важно, рассматриваете ли вы Бога как имеющего форму или бесформенного, но когда это основное неведение уходит, тогда с ним уйдёт и всё остальное”. Итак, мы видим, что Мудрец ставит диагноз болезни — зависимость от желания и страхов — вызванной незнанием нами нашей истинной природы и последующим ложным предположением, что тело есть эта истинная природа. И такой диагноз подтверждён наблюдением, что желание и страх поднимаются из-за тела, обусловлены телом.
Большинство из нас не более благоразумны, чем собеседник в этом разговоре. Все мы полностью убеждены, что тело, которое так постоянно присутствует в наших мыслях и является объектом всего нашего озабоченного внимания, является нашей истинной природой. Вышеприведённый разговор показывает также, что в этом убеждении мы заблуждаемся.
В том разговоре собеседник верил в бессмертие Истинной Природы, и поэтому он не мог не признать, что ошибался. Но имеются материалисты и атеисты, утверждающие, что нет Я, иного, нежели тело. Но когда нашим инструктором является Просветлённый [iджняни], доводы таких людей не достигают цели. Ведь он говорит с авторитетом прямого переживания, и мы гораздо больше склонны верить ему, чем тем полуфилософам. Но Мудрец не тратит
пустых слов, говоря: “Вы должны верить мне, потому что я знаю это из личного опыта”; наоборот, он стремится убедить нас доводами, основанными на его собственном опыте. Полную силу таких аргументов, возможно, будет трудно осознать, пока человек не овладел всем его Откровением в целом. На этот раз мы удовлетворимся неким кратким изложением их. Во-первых, Истинная Природа, Атман, Я непрерывно существует во всех трёх состояниях бытия, известных нам, а именно бодрствовании, сновидении и глубоком сне, в то время как тело существует только в первых двух состояниях, а не в третьем (из них). Это не будет достаточно убедительным, особенно для тех, чьи умы глубоко запутались в материалистических привычках мышления, но даже они могут видеть, что имеется состояние, а именно — глубокий сон, в котором Истинная Природа, Атман, Я существует без тела.
Другим аргументом является то, что Атман, Я есть единая несомненная реальность, тогда как реальность других вещей, включая тело и даже ум, находится под сомнением; этот довод станет понятным, когда мы будем пункт за пунктом разбирать главу об этом мире. Когда мы осознаем полную силу тех аргументов, нас больше не будут беспокоить аргументы материалистов.
Но может возникнуть вопрос: “А как насчёт тех преданных и философов, кто исповедует знание того, что тело — это не Я, и, вероятно, не может считать, что тело и Я тождественны, непоколебимо веруя в существование некоего Я, отличного от тела? Они утверждают, что душа является чрезвычайно тонким существом, которое живёт в теле, как человек в доме, используя его некоторое время и потом оставляя, дабы обитать в другом теле. Разве они не защищены от этой иллюзии непоколебимостью своей веры? Или они тоже невежественны, подобно участнику разговора, изложенного выше?” Это правда, что они сначала думают, будто посредством их веры подняты на какой-то уровень выше обычных людей. Но они должным образом утрачивают эту иллюзию; они приходят к пониманию, что их знание является чисто теоретическим, не практическим, и что они никоим образом не лучше остальных; они обнаруживают, что всё ещё смешивают тело — грубое или тонкое — с собой, точно так же, как это делают другие. Если тело будет коротким, то это они коротки, если высоким, они высоки. Если оно прекрасно, то они прекрасны, если оно слабо и болезненно, то они сами таковы, а если оно укрепилось и стало здоровым, то это они сами сделались такими. Таким же образом они относятся к
уму, как к себе: если ум будет живой или радостный, или ясный, или нечто противоположное, то они сами таковы. Зависимость от желания и страха у них даже не меньше, чем раньше. Она, возможно, даже более крепкая, чем раньше, за счёт добавленных элементов уважения к себе.
Мудрецы указывают нам, что мы прекратим отождествлять себя с этими телами — и таким образом освободимся, раз и навсегда, от страданий, приходящих благодаря им — только когда достигнем прямого переживания истинного Я. Так же как мы сейчас имеем прямое переживание тела как Себя, так мы должны иметь и прямой опыт того Я, каким Оно на самом деле является[*********]. Это неведение — прочно укоренившаяся привычка мысли, которая была вскормлена в уме в течение длительного курса ошибочного действия и мышления. Эти привычки мысли формируют саму структуру ума, и простое внесение некой противоположной мысли — которая сама очень слаба, как раз подобная новорождённому младенцу — ни к чему не приведёт. Ум будет по-прежнему течь по тем же самым привычным для него каналам; он всё ещё будет подчинён тем же симпатиям и антипатиям. И это будет так, ибо в то время как научившийся по книгам философ [пандит] будет способен временами чувствовать, что не является телом, он не может с одинаковой лёгкостью прийти к чувству, что он — не ум. И это двойное неведение прекратится только тогда, когда Атман познан — не теоретически, а практически, т. е. посредством подлинного переживания Себя, А т м а н а.
До тех пор, пока то осознание не пробудилось, нельзя сказать, что указанный философ избавился от своего неведения: оно продолжает существовать во всей своей силе. Его философские знания не производят никаких изменений в его характере. На самом деле, как указывает Мудрец[†††††††††], философ, учившийся по книгам, оказывается в более затруднительном положении, чем другие люди. Его эгоизм раздут гордостью знания, его сердце осаждается новыми
привязанностями — от которых неграмотные свободны — не оставляющими ему времени для попытки обнаружения истинного Я. Часто он даже не сознаёт саму крайне настоятельную необходимость подготовки себя к такому смелому предприятию — путём гармонизации содержания своего ума и направления его энергий к А т м а н у, Я, вместо мира. Отсюда следует, что тот, кто знает А т м а н, Я, только из книг, знает Его не больше, чем более простые люди. По этой причине Мудрец уподобляет его граммофону: напичканный книжными знаниями, он не лучше граммофона, повторяющего хорошие музыкальные произведения[‡‡‡‡‡‡‡‡‡].
Книги, нам следует помнить, являются не более чем указательными столбами на дороге к мудрости, что делает нас свободными. Той мудрости в самих книгах нет. Ведь А т м а н, который нам необходимо постичь, находится внутри, не снаружи. Если и когда око мудрости открыто, А т м а н будет обнаружен сияющим во всей Своей славе, прямо, без какого-либо посредника. Но изучение книг порождает представление, что А т м а н есть нечто внешнее, нуждающееся в умственном познании в качестве некоего объекта.
Крайняя путаница, господствующая в философских и теологических теориях, обусловлена, говорит Мудрец, этим неведением. Каждый полностью убеждён, что глубокомысленные вопросы, касающиеся мира, души и Бога, могут быть разрешены окончательно и удовлетворительно посредством интеллектуального размышления, подкреплённого аргументами, вырванными из ежедневного человеческого опыта, который является тем, чем является, из-за неведения. Философы и теологи спорили с самого начала творения — если таковое имело место — о (его) первопричине, способе творения, природе времени и пространства, истине или ложности этого мира, конфликте судьбы и свободной воли, состоянии освобождения т. д., без конца; но никакая законченность достигнута не была. Шри Рамана объясняет нам, что здесь не может быть окончательного вывода — такого, который не может быть опрокинут новыми, или кажущимися новыми, доводами, выдвинутыми свежими участниками дискуссии — пока истинное Я не осознано. Для
того, кто осознал то Я, такие споры приходят к концу; но для других они должны продолжаться, пока они не станут внимать совету Мудреца: им следует игнорировать все эти вопросы и всем сердцем посвятить себя поиску А т м а н а. Или мы должны принять учение (древних) мудрецов по этим вопросам, по крайней мере, предварительно, так чтобы больше не отвлекаться от поиска подобными дискуссиями, или нам следует признать ту глубокую истину, что такие вопросы вообще не важны и не нуждаются в ответах — что единственно необходимо найти Себя, Атман. Ведь эти вопросы возникают, если и возникают, то лишь для тех, кто считает ум или тело А т м а н о м, Собой[§§§§§§§§§].
Мы, таким образом, поняли, что все наши страдания обусловлены нашим неведением истинного Я. Это неведение необходимо удалить, если мы вообще желаем наслаждаться подлинным счастьем, ибо удаление причины есть единственно существующее радикальное лечение. Всё остальное — это только паллиативы, полумеры, которые способны даже, в конце концов, принести вред, усиливая болезнь. И мы можем избавиться от этого неведения только подлинным переживанием А т м а н а, Себя.
Здесь нелёгкая задача. Ведь инструмент, которым нам надо работать, — ум, и его необходимо отвлечь от всего остального, направляя к истинному Я. Но ум нелегко отвратить от своих привычных озабоченностей. Если его отворачивать силой, он в новой позиции долго не задерживается и вскоре возвращается обратно к ним. Такое происходит потому, что ум полон представлений, являющихся результатом неведения, и эти представления, естественно, поднимаются, готовые с оружием в руках защищать жизнь своего родителя, этого неведения, поскольку его жизнь есть также жизнь и их собственная. Мы должны, следовательно, ликвидировать все такие представления.
Так как эти представления являются результатом первичного неведения, они, по-видимому, ложны. И само собой разумеется, что ложное знание враждебно рассвету Истины. Поэтому нам также необходимо рассмотреть эти представления и отвергнуть их, если они признаны неправильными или даже только сомнительными. Единственно таким образом мы застрахуем себя от преда
тельских восстаний в своём тылу, когда занимаемся поиском истинного Я.
В этом исследовании мы должны руководствоваться абсолютной преданностью Истине. Тита говорит нам: “Тот, кто любит Истину и подчиняет всё своё существо любви к Истине, найдёт её”[**********]. Это условие очень важно. Конечно, частичной любви к Истине быть не может; такая любовь подразумевает в большей или меньшей степени любовь к неправде. Совершенная любовь к Истине означает совершенную готовность отречься от всего, что будет признано неправдой в качестве результата беспристрастного исследования. Она также подразумевает способность подчинить доскональному исследованию все убеждения, которые мы сейчас имеем о мире, душе и Боге, без привязанности к тем убеждениям. Отличительной чертой приверженца Истины служит то, что он привязан к собственным мнениям не больше, чем к мнениям другого; он удерживает их как нечто предварительное и может хладнокровно обдумывать возможность признания их непригодными и заслуживающими отказа от них. Это та свобода от привязанности к собственным убеждениям, что делает его способным предпринять беспристрастное исследование их обоснованности. И если в результате такого исследования он обнаруживает, что они необоснованны, он не только отказывается от них, но всегда защищается от их возможного возврата, пока они не утратят своей власти над ним. Поэтому мы должны позаботиться о том, чтобы мы были преданы Истине и только Истине, незапятнанной ошибками. И ради этого мы должны отказаться от любви к нашим нынешним убеждениям, так чтобы Истина, после того как мы обнаружили её, могла безраздельно царствовать в наших сердцах.
То, что известно как философия, есть именно это беспристрастное исследование всех наших представлений, всего содержания наших умов. Это одно есть истинная философия. Всё остальное —
псевдофилософия, ложная философия. Можно суверенностью сказать, что ложными философами являются те, кто или не понял того факта, что они не знают Себя, или полностью согласны оставаться в подчинении тому неведению.
Мы сейчас рассмотрим, как удостовериться в том, что в своих философствованиях мы избежим ошибок, таящихся на нашем пути, и придём к представлениям, не враждебным нашему занятию поиском истинного Я.