По мере обсуждения фаз будет видно, что по ходу юридического процесса одна фаза перетекает в следующую. Следственные действия ведут к процессуальным реакциям, которые влекут за собой меры по предотвращению новых нежелательных паттернов поведения, а профилактика ведет к вопросам, требующим исследования.
Следственная судебная психология
Эта фаза системы правосудия начинается с совершения преступления или начала официального расследования. При этом психологическая наука используется как только возможно ради расследования во имя соблюдения закона. Помимо общих консультаций с полицейскими службами касательно психического статуса конкретного лица, с которым они общаются, существуют специальные процедуры, способные ускорить уголовное расследование.
Рииз (Reese, 1987b) сообщил, что официальное психологическое содействие полиции начало оказываться в 1968 г., когда в департамент полиции Лос-Анджелеса был принят на полную ставку психолог. Но фактическое судебное психологическое содействие методам расследования — явление сравнительно новое. На самом деле обзор четырех ведущих психологических журналов, потенциально открытых для этой темы, выявил всего 15 эмпирических исследований за период между 1987 и 1991 гг., где речь шла о вопросах следственной психологии (Nietzel & Hartung, 1993). Описание следственной психологии в вооруженных силах США см. в модуле 12.1.
Составление профиля неизвестного преступника. Значительная часть следственных психологических изысканий была посвящена составлению профиля неизвестного преступника; иначе говоря — выведению дескриптивных особенностей неиденти-фицированных уголовных преступников, чтобы облегчить их поимку и последующее общение с ними. До 1990-х гг. валидные исследования в этой области встречались редко (Van den Eshof, 1989). В литературе по профилированию господствовали профессионалы правоохраны из ФБР (см., например, Douglas, Ressler, Burgess & Hartman, 1986; Hazelwood, 1998; Ressler et al., 1985). Несмотря на их превосходство в данной сфере в 1970-х и 1980-х гг., их методы связи определенных фактов, собранных на месте преступления, с особенностями преступника, опираются в основном на личный опыт и не имеют достаточной эмпирической поддержки (Homant & Kennedy, 1998). Более того, их исследования редко публикуются в равных по направленности обозреваемых журналах, что делает невозможными критику их методов и повторение анализов.
Из приводимого ниже комментария, взятого из статьи экс-профилеров ФБР, явствует, что они не имеют понятия о базовых научно-исследовательских понятиях надежности, внутренней валидности и группах контроля (как говорилось в предшествующих главах):
Восемнадцать лет расследований преступлений против личности позволили нам собрать серьезные доказательства действенности наших методов, основанные на реальных делах, и мы воспользовались данным эпизодом в качестве обратной связи для усовершенствования аналитического процесса... В уголовном следственном анализе, когда происходит убийство и разработан «профиль» субъекта, его можно в принципе сопоставить с фактически задержанным убийцей. Таким образом будет проверена валидность профиля (Ault, Hazelwood & Reboussin, 1994, p. 73).
Если процесс тестирования, каким.его описывают авторы, не осуществлен при участии достаточно крупной выборки профилей, не включает все профили, которые авторы составили, и не сравнивается с результатами профилирования, проведенного другими методами, то он не может быть использован для валидизации.
С другой стороны, британские психологи провели хорошо скоординированное и эмпирически солидное исследование по профилированию неизвестных преступников для широкого круга преступлений, включая изнасилование (Canter & Heritage, 1990), убийство (Salfati & Canter, в печати) и поджог (Canter & Fritzon, 1998) — помимо географических паттернов у насильников (Canter & Larkin, 1993). Эти исследователи воспользовались статистической техникой многомерного шкалирования, которая называется мельчайшим пространственным анализом (МПА — smallest space analysis. SSA), чтобы выявить паттерны поведения на месте преступления, которые группируются с особенностями преступника и соответствуют им. Результатом этой техники явилась двухмерная «карта», на которую нанесены эти паттерны поведения и характеристики. Действия и характеристики, которые часто проявляются вместе при поджогах, нанесены близко друг к другу, а те, что проявляются редко, разведены. Кроме того, все, что сосредоточено в центре карты, характерно для многих поджогов (например разжигание огня), а то, что стремится к периферии карты, более специфично и придает конкретному поджогу особые черты.
Используя результаты этих МПА, можно идентифицировать характеристики неизвестного преступника, зная, что он делает в момент совершения преступления (что должно определяться уликами с места преступления или показаниями свидетелей). На рис. 12.3 изображены результаты МПА для 175 поджигателей, изученных Кантером и Фритзоном (Canter & Fritzon, 1998).
Аналогично наименованию факторов в факторном анализе или анализе основных компонентов, эти исследователи добавили на каждую карту четыре наименования в разумной попытке идентифицировать лейтмотив поведения или характеристик в данной области.
Дальнейший анализ выявил корреляции между лейтмотивами в поведении поджигателей на месте преступления и характерными лейтмотивами преступников. Например, поведение на месте преступления Экспрессивной личности коррелировало с такой характеристикой преступника, как наличие психиатрического анамнеза (г =0,38, р <0,001). Таким же образом поведение на месте преступления при типе Экспрессивный объект коррелировало с типом Поджигателя-рецидивиста с точки зрения характеристики (г =0,56, р <0,001). (Эти корреляции хотя и весьма важные, объясняют лишь 14-31% вариативности. Это означает, что 86-69% вариативности, касающейся поведения на месте преступления и характеристик преступника, остаются необъясненными.) Это направление исследований сравнительно ново и существует лишь 10 лет, но представляется перспективным в качестве солидного научного метода, помогающего идентифицировать неизвестных преступников.