Ен-гу ежегодно посещал своего друга-буки- ниста, который снабжал его книгами из своей коллекции. Букинист жил в небольшом городке, со всех сторон окруженном пустыней. Обычно Ен-ту отправлялся в путь и возвращался с караваном торговцев. Но однажды он заболтался с букинистом и торговцы отбыли без него. Тогда букинист дал Ен-ту своего верблюда и палатку, и Ен-ту отправился в путь.
К вечеру резко похолодало. Колючий ветер дул прямо в лицо. Ен-ту понял, что придется остановиться на ночлег посреди пустыни. Он поставил палатку и, забравшись внутрь, поблагодарил букиниста. Палатка была надежной защитой от ветра. Спавшего Ен-ту разбудил толчок в бок. Вокруг никого не было. Когда он собирался расценить это событие эзотерически, в палатку протиснулась морда верблюда.
Ен-ту кивнул в знак согласия и снова заснул. Во сне он снова спорил с букинистом. На самом блестящем доводе его снова разбудил толчок в бок.
Когда верблюд просунул голову, в палатке стало достаточно тесно. Ен-ту заметил, засыпая, ч то вместе с головой верблюда в палатке оказалась почти вся его шея. Потом, уже без разрешения, верблюд решил втиснуть все тело. «Мне совестно в третий раз будить старика Ен-ту, да и живот мерзнет», — бормотал он при этом. Когда верблюд решил, что достиг своего, Ен-ту уже лежал под открытым небом. Палатка, порвавшись в трех местах, жалко свисала с горба верблюда. «Как можно так устанавливать палатки? Сразу видно — жалкий интеллигент!» — кипятился до утра верблюд, пытаясь укрыться под клочками.
К вечеру резко похолодало. Колючий ветер дул прямо в лицо. Ен-ту понял, что придется остановиться на ночлег посреди пустыни. Он поставил палатку и, забравшись внутрь, поблагодарил букиниста. Палатка была надежной защитой от ветра. Спавшего Ен-ту разбудил толчок в бок. Вокруг никого не было. Когда он собирался расценить это событие эзотерически, в палатку протиснулась морда верблюда.
- Что ты хочешь? — спросил Ен-ту, который знал множество языков и диалектов, в том числе и языки животных.
- Мне холодно на ветру, — жалобно ответил верблюд, — позволь мне ненадолго просунуть в палатку хотя бы больной нос.
Ен-ту кивнул в знак согласия и снова заснул. Во сне он снова спорил с букинистом. На самом блестящем доводе его снова разбудил толчок в бок.
- Прошу прощения, но у меня голова раскалывается от рева ветра, а глаза ломит от холода, — хрипло сказал верблюд.
- И что же? — спросил Ен-ту сначала на курином языке, но потом поправился и перешел на верблюжий.
- Позволь мне ненадолго погреть голову в твоей палатке.
Когда верблюд просунул голову, в палатке стало достаточно тесно. Ен-ту заметил, засыпая, ч то вместе с головой верблюда в палатке оказалась почти вся его шея. Потом, уже без разрешения, верблюд решил втиснуть все тело. «Мне совестно в третий раз будить старика Ен-ту, да и живот мерзнет», — бормотал он при этом. Когда верблюд решил, что достиг своего, Ен-ту уже лежал под открытым небом. Палатка, порвавшись в трех местах, жалко свисала с горба верблюда. «Как можно так устанавливать палатки? Сразу видно — жалкий интеллигент!» — кипятился до утра верблюд, пытаясь укрыться под клочками.