Мысли, чувства, волевые побуждения осознаются человеком как проявления его собственной внутренней сущности, составляющей своеобразный психический центр — субъект Я, который воспринимается как нечто постоянное, вневременное и в значительной степени неизменное. С течением времени у человека меняются наружность, привычки, образ мыслей, объем знаний, но его Я — в смысле внутреннего самоощущения процесса жизни — остается одинаковым в любом возрасте. Эта интереснейшая особенность субъекта Я была замечена уже на ранних уровнях развития человечества и послужила основанием для возникновения таких понятий, как «душа», «дух», а затем и для ожесточенных философских споров по этому вопросу, не утихающих и по сей день.
Для первобытного человека душа являлась универсальной сущностью, имеющей многообразные связи со всем окружающим миром. Она испытывает на себе влияние всех живых и неживых предметов и стихий природы и, в свою очередь, может активно и избирательно воздействовать на все, что ее окружает. Первобытный человек искренне верил в то, что психика как непосредственное проявление души определяет не только физическое здоровье его собственного тела, но при определенных условиях может оказывать воздействие на здоровье и поступки других людей, на состояние животных и растений и способна даже обусловливать ход явлений природы. Это давало ему основание обращаться непосредственно к земным стихиям с различными просьбами, пожеланиями, а в случае необходимости и активно вызывать их.
Известный исследователь методов первобытной психологии, сохраняющихся в нетронутых цивилизацией районах Южной Америки, Африки и на островах Океании, Г. Райт приводит немало примеров такого рода. «Танец грома»,— пишет он,— служит свидетельством странной гармонии, существующей между примитивными обычаями этих людей и силами природы. Гармония эта недоступна логике и непонятна для представителей цивилизованного мира, однако она просто и совершенно естественно воспринимается сознанием туземцев» (речь идет о жителях Дагомеи, современное название — Бенин.— Л. Г.) '.
Сам же ритуал, призванный воздействовать на силы природы, весьма необычен, и его описание стоит привести здесь полностью.
«На площадку танца,— пишет Г. Райт,— вбежал стройный мужчина, размахивая сосиаби — длинным танцевальным жезлом с острым и блестящим бронзовым топориком на конце. Резкими движениями жезла он рисовал в воздухе зигзаг молнии. Удары барабанов создавали впечатление отдаленного грома. Танцор начал кружиться на месте во все ускоряющемся темпе. Затем, зажав жезл р зубах, он начал выделывать немыслимые фигуры. К нему постепенно присоединялись другие. Извиваясь в танце, они иногда склонялись так низко, что касались лбами земли. Танцор с жезлом как одержимый носился вдоль стены окружавших площадки людей, размахивал своим жезлом и чуть не задевал им зрителей.
В начале танца на небосклоне не было ни облачка. Взглянув случайно вверх, я заметил, что небо стали затягивать грозовые облака. Танец продолжался, послышались раскаты грома, еще больше воодушевившие танцоров. С криками и гримасами они совершали дикие прыжки. Я чувствовал, что и меня постепенно захватывает безумие, овладевшее ими, но оно не помешало мне испытать беспокойство при мысли, что тяжелые тучи, собравшиеся над нами, помешают мне делать снимки.
Принц Ахо, казалось, почувствовал мое беспокойство. Он склонил свой могучий торс вплотную ко мне и сказал на ухо: «Дождя не будет, мы не разрешаем ему идти без «танца дождя».
Я пользовался каждым мгновением для съемок, стараясь запечатлеть все детали этого зрелища. Но небо вскоре заволокло настолько, что продолжать съемку стало невозможно. Воздух был горячим и влажным, температура явно превысила сто градусов по Фаренгейту. Раскаты грома приближались, сливаясь с грохотом барабанов. Я ждал, что вот-вот блеснет молния и разразится ливень. Но раздался еще один удар грома, и таиец неожиданно прекратился.
Танцор с жезлом сделал последний пируэт и унал на землю ночтн у ног нринца. На его толстых губах выступила белая нега. Но по тому, как он распростерся на земле, не оставалось сомненпя. что он действительно дошел до полного изнеможения. Он буквально дотанцевался до потери сознания.
Принц обернулся ко мне, на его отвислых губах появилась улыбка, он поднял глаза к небу. Солнце снова ярко сияло в густом синем небе. Угроза дождя миновала. —
На этот раз мы устроили это зрелище для развлечения,— сказал он, смеясь,— но в лесах такое развлечение иногда кончается плохо Для жрецов — их убивают, если гром будет сопровождаться дождем» '.
Следовало бы лишь добавить, что «танец грома» или «танец дождя» как целенаправленный ритуал, призванный «привести в дей-ствие» определенные силы природы, вызывающие гром или дождь, скорее всего мог возникнуть и поддерживаться в экваториальных регионах. Ведь именно здесь существуют метеорологические условия, которые легко обеспечивают эти явления и без особых ритуалов. Знание же малозаметных признаков надвигающейся грозы, с дождем или без него, легко может обеспечить успех соответствующему ритуальному тайцу. Для нас важно другое: раз человек делал попытки распространить свое непосредственное влияние на ход природных явлений, то было бы удивительно, если бы он не стремился психически влиять и на свою собственную физическую природу. И надо признать, что здесь его успехи часто были более очевидны и впечатляющи.
Сейчас мы уже знаем, что человеческий организм — в высшей степени самоорганизующаяся и саморегулирующаяся система. Достигнув высшей ступени эволюционной лестницы, мозг человека приобрел особое свойство — высочайшую степень пластичности, т. е. умение приспособлять функции организма к самым разнообразным и неожиданным условиям существования. Встречаясь в повседневной жизни с различного рода трудностями и расценивая их нередко как непреодолимые, стоит вспомнить об истинных возможностях человеческой психики, о резервах нервной системы. Своевременно вспомнить о существовании этих резервов — значит в определенной степени уже мобилизовать их для преодоления трудпых ситуаций.
Вот некоторые интересные примеры, иллюстрирующие широчайший диапазон приспособительных и продуктивных возможностей нервной системы человека и его психики, в частности.
В арсенале специальных тренировок тибетских йогов имеются упражнения по выработке «психического» тепла. Начинающий йогин, освоивший это упражнение в совершенстве, признается достойным носить белую хлопчатобумажную рубашку или мантию. Для того чтобы достичь этой ступени признания, требуется продолжительный подготовительный период. Вначале йогин приучает себя к минимуму одежды и избегает огпя для согревания собственного тела. Наряду с этим, отправившись в уединенное место, он занимается специальными упражнениями, усиливающими теплопродукцию организма. Усвоив этот метод, йогин приобретает способность переносить без неудобств значительный холод, будучи одетым в одну лишь хлопчатобумажную рубашку.
Подготовленные ученики подвергаются специальным испытаниям. В морозную лунную и достаточно ветреную зимнюю ночь их выводят на берег реки или озера, где они в обнаженном виде рассаживаются на землю со скрещенными ногами. Во льду, покрывающем водоем, пробивается лунка, в которой намачиваются специальные покрывала. Каждый испытуемый заворачивается в одно из них и принимается сушить его теплом собственного тела. Как только покрывало становится сухим, его снова намачивают и снова покрывают им тело йогина. В такой последовательности эта процедура продолжается до рассвета. Тот, кто высушил наибольшее количество покрывал, считается победителем в соревновании. Правила требуют, чтобы йогин высушил не менее трех покрывал. Дополнительное испытание позволяет более точно определить способность испытуемых произвольно активизировать теплопродукцию организма. Для этого каждый из них обнаженным усаживается на снег. Места в данном соревновании распределяются в зависимости от величины углубления в снегу, образовавшегося в результате его таяния.
Описанные процедуры и соответствующие способности организма вызывают недоверие к их достоверности лишь в первый момент. Но стоит только вспомнить прп этом традиционные увлечения наших русских «моржей», чтобы первоначально возникшее недоверие рассеялось.
Ведь в принципе нет существенных различий в возможностях, демонстрируемых тибетскими йогами и нашими обычными «моржами».
Следующий пример носит несколько иной характер.
После первой мировой войны в цирках Европы гастролировал артист, именовавший себя То-Рама. Он демонстрировал полную власть над болевыми ощущениями, прокалывая себе плечи, ладонь и шею толстой и длинной иглой. В дальнейшем выяснилось, что он не индийский йог, а австриец. Участвуя в военных действиях солдатом, он был тяжело ранен и испытывал сильные и длительные боли. Путем упорнейшей тренировки волевых качеств и других свойств психики он научился превозмогать боль и, наконец, получил полную власть над нею. То-Рама говорил: «Я выработал свою систему победы над самим собой и вообще не испытываю страданий, если не хочу их испытывать».
В этой связи можно привести отрывок из одного рассказа Георгия Гулиа. «В старину,— пишет он,— абхазцы не знали наркоза. У них была песня, называлась она «Песней ранения». Если воина ранили в бою и в его ноге застряла пуля, ее, разумеется, надо было вынуть. Ну а боль? Боль утоляли песней. Друзья раненого пели, а опытный старик доставал из раны пулю.
Я как-то спросил горца, которому минуло сто десять лет: —
Неужели правда, что боль не боль, если поют «Песню ранения»?
Он сказал: —
Да, правда. А ты знаешь почему? Потому что это очень хорошая песня. Для сердца — сладкая, как мед. Это песня, которая не только боль заглушает, но и раны лечит. И сердце укрепляет».
Приведенные примеры можно дополнить менее экзотическими, но более наглядными и воспроизводимыми в любых подходящих условиях. Они показывают необычайную действенность влияния психического раздражителя на физиологические системы организма.
К руке человека, находящегося в глубоком гипнотическом состоянии, прикладывают обычный медицинский пинцет, вынутый из холодного дезинфицирующего раствора, и внушают, что пинцет раскален на спиртовке. Через несколько минут на месте прикосновения пинцета возникает покраснение кожи, а в некоторых случаях может образоваться и настоящий пузырь от «ожога».
Аналогичным образом свернутым в трубку листом бумаги экспериментатор ударяет испытуемого по руке, внушая, чтс удар нанесен твердым предметом, и через некоторое время в месте «удара» развивается типичный «синяк».
Нам неоднократно удавалось даже в неглубоких стадиях гипноза внушать испытуемым укус комара, имитируемый легким прикосновением карандаша, и спустя 2— 3 минуты в месте «укуса» ощущался зуд и появлялся волдырь. Стоило лишь при повторном погружении в гипноз внушить, что «комара не было», как зуд прекращался, а через некоторое время исчезал и волдырь.
Повседневная жизнь постоянно убеждает в том, что наше физическое самочувствие определяется психическим состоянием. Представления полуинтуитивного, полуэм- пирического происхождения о глубокой зависимости здоровья от «душевного состояния», от психики необычайно стойко удерживаются на протяжении всех исторических эпох, находят яркое отражение в художественной литературе, в традициях и верованиях всех народов.
Идея психического влияния на телеспые функции являлась ведущей идеей и всей преднаучной психологии, в которой понятие психики теснейшим образом связывалось с понятием «души» как непознаваемой божественной сущности.
В первой половине XVIII века главными идеалистическими школами в психологии и естествознании были окказионализм, признававший «гармонизирующую» роль бога во взаимоотношениях души и тела, и философская школа Лейбница, а несколько позже — витализм, связывавший все живое с проявлением особых нематериальных факторов — «созидающих сил», энтелехий.
Виднейшим представителем окказионализма являлся французский философ Н. Мальбранш (1638—1715). Отрицая наличие причинной обусловленности явлений природы, он утверждал, что душа и тело — абсолютно независимые друг от друга сущности. Поскольку их взаимодействие в принципе невозможно, человек оказывается жертвой постоянных противоречий. Когда возникает определенное состояние в одной из этих сущностей, божество производит соответствующее состояние в другой. Таким образом, конечный результат активности человека зависит от «воли божьей».
Душа есть особое существо, присоединенное к телу «непонятным чудом», утверждал крупнейший из сторон ников учения Лейбница немецкий философ Хр. Вольф (1679—1754). Будучи наделена особыми силами, душа приобретает способность восприятия и способность произвольного движения. Все представления человека об объектах есть не что иное, как самонорождения нематериальной сущности. Именно спонтанная активность души, обладающей первично данными ей творческими возможностями, производит в психике человека весь мир представлений и стремлений.
Одним из основных сторонников витализма XVIII века являлся французский физиолог и врач Ф. Биша (1771— 1802). Согласно его взглядам, все живое отделено от неживого непроходимой пропастью и управляется внепри- родными закономерностями. В основе этого принципиального различия лежит наличие в организмах особой, непостижимой для человеческого ума «жизненной силы», которая и является последней причиной биологической жизнедеятельности в природе.
Уже на пороге XX века известный немецкий психофизиолог В. Вундт (1832—1920) сделал попытку дать психологические определения понятиям «дух» и «душа». В этой связи он писал: «Нага язык отличает от понятия души второе субстанциональное понятие — духа. Считают характерным для него признаком то, что между ним и физическим существованием нельзя установить такой необходимой связи при посредстве органов чувств, какая устанавливается между телом и душою. У духа эта связь может быть или чисто внешней, или даже совершенно отсутствовать... Иногда полагали, что между душой и духом есть только разница в степени, и человеку приписывали, например, дух, животным же только душу» Критика идеалистических философских взглядов Вундта была дана В. И. Лениным в книге «Материализм и эмпириокритицизм» 33.
Открытие клеточного строения растений и животных значительно поколебало позиции идеалистов, так как позволило воочию увидеть интимнейшие процессы в тканях организма, проследить развитие болезненных процессов на клеточном уровне. Это был колоссальный по своей значимости скачок в развитии естественных паук. Вместе с тем это привело к тому, что ученые всех специальностей стали искать причины заболеваний исключительно на клеточном уровне и, по существу, забыли о таком уровне регуляции организма человека, как психика. В течение длительного времени психосоматический принцип жизнедеятельности организма, признающий роль психического фактора в телесных изменениях и их влияние на психику, находился в забвении.
Первым и весьма сильным толчком к возрождению этого принципа послужили идеи И. М. Сеченова (1829— 1905) о рефлекторной природе психической деятельности и его исследования деятельности головного мозга. Интенсивное развитие данного направления связано с учением И. П. Павлова (1849—1936) о высшей нервной деятельности, базирующимся на огромном экспериментальном материале, полученном с помощью объективного метода условных рефлексов.
Справедливости ради стоит упомянуть здесь о том, что решению важнейших проблем взаимоотношений психики и тела посвятил свою жизнь и еще один исследователь— 3. Фрейд (1856—1939). Для своего времени им были поставлены проблемы большой важности: роль бессознательного в психике человека, психофизиологические механизмы страха и других эмоций, уровни психической регуляции функций организма и поведения человека и др. Трагедия Фрейда как ученого состояла в том, что точному эксперименту он противопоставил искусственные теоретические построения. И то обстоятельство, что мы являемся свидетелями падения влияния некогда нашумевшего фрейдизма, только подтверждает это.
Многие зарубежные авторы тем не менее пытались и все еще пытаются вдохнуть «свежую струю» в отживающее свой век учение. Так, американский врач и психолог Ф. Александер (1891—1964) выдвинул своеобразную концепцию о психическом происхождении некоторых заболеваний. Он утверждал, что при каждом заболевании, возникающем «на нервной почве», имеется ядро эмоционального конфликта, которое и является причиной болезни того или иного органа или же физиологической системы. Например, повышение уровня кровяного давления и учащение сердцебиения являются выражением ярости, сдержанного гнева и страха. Далее, из этой концепции следовало, что человеку присущи две антагонистические аффективно-инстинктивные тенденции: стремление к защищенности, к детской зависимости и стремление к власти, к овладению, к агрессии. Жизненные обстоятельства, считал Ф. Александер, могут подавлять ту или иную тен денцию, и тогда появляются соответствующие болезненные состояния.
Связь подобных концепций с учением Фрейда очевидна, и они не нашли широкого распространения даже за рубежом. Как отмечает советский физиолог И. Т. Курции, наши исследователи придают психическому фактору большое значение в возникновении и развитии психосоматических нарушений. Вместе с тем они отрицают прямую связь различных видов эмоций (гнева, страха, горя и пр.) с влиянием на определенные внутренние органы (сердце, печень, почки и т. д.) и функциональные системы. Вероятно, один и тот же вид эмоций, например гнев, может в конечном итоге привести к нарушениям и сердечно-со- судистой, и пищеварительной, и дыхательной системы. Тот факт, что у одного человека поражается та, а не иная система, зависит не от специфики эмоций, а от значимости этой системы для данного человека и от наличия у него «слабых мест» в организме, которые могут возникать вследствие самых различных причин как местного, так и общего характера.
Несмотря на значительные успехи психосоматической теории, достигнутые ею за последние полвека, всесторонняя разработка вопросов взаимоотношений психики и тела все еще остается делом будущего. А ведь именно эти вопросы приобретают сегодня особую актуальность для реализации задач повышения внутренних резервов человека, для эффективного использования психологических знаний в целях совершенствования и самосовершенствования личности.
Существующее положение в значительной мере следует считать парадоксальным еще и потому, что для разработки этих вопросов у пас имеется такая концептуальная основа, как ленинская теория отражения и теория рефлекторной обусловленности высшей нервной деятельности Сеченова — Павлова.
В теории отражения, разработанной В. И. Лениным, отношения мышления и бытия, духа и тела получили философское решение, послужившее прочным фундаментом для дальнейшего исследования конкретных вопросов психологии, в частности для изучения психосоматических зависимостей в организме человека. Учение о высшей нервной деятельности, созданное И. М. Сеченовым и блестяще развитое И. II. Павловым, глубоко раскрыло значение многообразных проявлений центральной нервной регуляции, показав своеобразие высших форм нервной деятельности. Важные положения, относящиеся к отражательной деятельности центральной нервной сиетемы, были развиты также в концепции П. К. Анохина об оперативном построении функциональных систем организма и в теории Н. А. Берпштейна, сформулировавшего принципы опережающего отражения организмом изменяющихся условий окружающей действительности.
Известно, что В. И. Ленин рассматривал отражение как свойство, которое заложено уже «в фундаменте самого здания материи» и которое на определенной ступени развития, а именно на уровне высокоорганизованной живой материи, приобретает форму ощущения, восприятия, а у человека — также форму мысли, понятия. Согласно материалистическому решению основного вопроса философии — вопроса об отношении мышления к бытию, духа к природе,— первичным признается материя, бытие, природа. Сознание, мышление, психика — вторичное, производное от материи, высший продукт особым образом организованной материи, отражение мозгом объективного, вне нас и независимо от нас существующего материального мира.
В свете рассматриваемой здесь проблемы важно установить, каким же образом психика, представляющая собой субъективный продукт объективной реальности, приобретает способность воздействовать на материальные звенья физиологических систем. Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть ту отличительную особенность в процессах отражения, которая появляется у живых существ, и у человека в частности.
Неживые объекты в процессе отражения окружающей действительности изменяются сами и меняют свою отражательную способность. Этот процесс носит в данном случае пассивный характер, а изменение отражательной способности происходит лишь в сторону увеличения меры неопределенности, т. е. с нарастанием энтропии. Так, поверхность камня отражает характер и силу внешних воздействий, которым он систематически подвергается. Со временем эти воздействия все больше разрушают его и в конце концов превращают в песок и пыль, и та информация, которую они несут в себе, оказывается уже значительно менее определенной.
Отличительным свойством биологических объектов является нх преимущественная ориентация на усложнение систем, т. е. на реализацию процессов негэитропии, на уменьшение степени неопределенности. Это обстоя тельство послужило причиной последовательной структурной и функциональной самоорганизации живых организмов. Как известно, процесс самоорганизации биологических организмов в ходе филогенеза (исторического развития) был неразрывно связан с совершенствованием их отражательных функций, что в конце концов привело к развитию органов чувств, а затем к высокоорганизованной психической деятельности человека. Отражение явилось тем условием, которое положило начало процессу развития живого, так как именно через отражение формируются все виды памяти, представляющей собой сохранение следов прошлого опыта, на основе чего биологические объекты получают возможность приобретать новые качества.
В этой связи отметим, что исследователи различают такие формы отражения, как отражение-след, являющееся основой памяти; отражение-изменение, характеризующее те перемены в объекте, которые происходят в процессе взаимодействия материальных систем; отражение — ответная реакция, связанное с активностью отражающего, направленной на внешнюю среду; наконец, отражение-воздействие, направленное на изменение окружающей действительности. Если процессы отражения в неживой природе охватывают первые две формы, то живая материя включает все четыре формы отражения. Существенная особенность состоит здесь еще и в том, что живое приобретает свойство отражать не только внешнюю, но и свою собственную внутреннюю среду. Кроме того, в отличие от неживого живое вырабатывает способность к избирательности отражения как внешних, так и внутренних воздействий. Это значит, что из десятков одновременно воздействующих внешних и внутренних факторов организм может активно реагировать лишь на те, которые он актуализирует, и, наоборот, оставлять без ответа остальные воздействия.
Таким образом, психика приобретает свойство активно менять направление, объем и характер отражательных процессов — и внешних и внутренних. Еще важнее то, что психика может ориентироваться не только на наличные результаты отражения реальных объектов, но и на те отражения-следы, которые зафиксированы в долговременной памяти в виде образов и понятий. Характеризуя действенность влияния на психику субъективных образов, И. М. Сеченов отмечал, что «между действительным впечатлением с его последствиями и воспоминаниями об этом впечатлении со стороны процесса в сущности нет ни малейшей разницы» К
Ленинская теория отражения рассматривает чувственные образы человека как отпечатки, снимки независимо существующей реальности. Именно это сближает психическое отражение с «родственными» ему формами отражения, свойственными также и материи, не обладающей ясно выраженной способностью ощущения. «Но это составляет лишь одну сторону характеристики психического отражения; другая сторона состоит в том, что психическое отражение в отличие от зеркального и других пассивных форм отражения является субъективным, а это значит, что оно является не пассивным, не мертвенным, а активным, что в его определение входит человеческая жизнь, практика и что оно характеризуется движением постоянного переливания субъективного в объективное» 34.
Указанная особенность психического отражения дает человеку возможность целенаправленно и активно воздействовать на свое физическое и психическое состояние, избирательно ориентируя отражательную функцию психики на определенные внешние или внутренние объекты. При этом весьма важно представлять, каким путем протекает сам процесс «переливания субъективного в объективное». Узловым моментом, психическим толчком, дающим начало адекватным внутренним процессам, а затем и видимым внешним проявлениям, является чувственный образ. Для этого воображаемый образ должен быть не бедным и мимолетным, а возможно более «живым» и устойчивым. Он должен являться «объектом» живого, пристального и более или менее длительного внимания, ибо лишь тогда он приобретает те же активные свойства, которыми обладает и соответствующий реальный объект, и, следовательно, вызывает объективные изменения в организме.
Используя эту эмпирически найденную закономерность, закаленный и привыкший к холоду тибетский йог, отключив внимание от реальных раздражителей и активировав в памяти чувственный образ ранее испытанного зноя, получает возможность произвольно расширить кровеносные сосуды, интенсифицировать обмен веществ, а следовательно, и максимально повысить теплопродукцию организма.
Немецкий врач X. Линдеман, в одиночестве переплывший в надувной лодке Атлантический океан за 72 дня, высказывается в этом отношении вполне определенно. Специальные упражнения, включающие представления об ощущении тепла в теле, пишет он, защитили меня от болезненных нарывов, неизбежных при длительной неподвижности и долгом воздействии морской воды !.
Нередко эта закономерность используется человеком интуитивно в трудных обстоятельствах.
Примером необычайной действенности воображаемых образов могут служить особенности артистической биографии И. Н. Певцова. В детстве он был большим заикой, в школе даже не мог отвечать вслух уроки.и писал своп ответы на доске. Когда он заявил близким, что хочет стать актером, его назвали сумасшедшим и смеялись над тем, что заика хочет играть на сцене. Тем не менее он начал упорно тренироваться и путем внутреннего волевого напряжения, фантазии и воображения пытался привести себя в состояние, при котором речь была бы нормальной. «...Вспоминая свои недавние работы на сцене, благополучные и неблагополучные,— отмечал он впоследствии,— я пришел к заключению, что в тех случаях, когда творческое мое воображение было настолько сильно, что переселяло всего меня в какой-то другой образ, с другой судьбой, с другими чертами характера, с другой манерой говорить, или, если сказать иначе, когда благодаря творческому воображению я делался кем-то другим, говорил текст, идущий органически от этого другого, как слова ему принадлежащие,— я не замечал, что я тружусь, что я Певцов, кого-то изображающий как исполнитель... Сила воображения побеждала этот недостаток»35. Именно высокоразвитое и организованное воображение, способное длительное время удерживать в центре внимания представляемый образ, помогло И. Н. Певцову не только преодолеть «невозможное», но и внести большой вклад в театральное искусство.
Художественные натуры вообще отличаются особой способностью внутренне сосредоточиваться на чувственных образах, проходящих перед их внутренним взором, и поэтому нередко их состояние определяется не окружающей реальной обстановкой, а ситуациями, связанными с воображаемыми образами, с которыми они бессоз- иателыю себя идентифицируют. Гёте горько плачет, когда представляет себе сцену свидапия в «Ифигеиии», а о «Вертере» говорит, что писал подобно лунатику, в каком-то забытьи и внутреннем жаре, не отличая поэтическое от действительного, и боялся перечитать свой роман, чтобы снова не впасть в то «патологическое» состояние, в каком он его писал. Бальзак плачет от волнения, когда работает над «Лилией в долине», а создавая «Отца Го- рио», объят воспоминаниями и чувством ужаса, которые терзают его десять дней подряд. Флобер, описывая нервный припадок Эммы Бовари, так переживает его сам, что вынужден открыть окно, чтобы успокоиться: голова у него как в тумане, он дрожит от возбуждения. Когда же он описывает сцену отравления своей героини, то ощущает во рту вкус мышьяка, чувствует, что отравился, и ему становится плохо.
В ходе исторического развития человечеством накоплен огромный эмпирический опыт использования действенной роли чувственных образов именно в целях активного управления состоянием психики. Как будет показано далее, и гипноз, и аутогенные тренировки, и все другие методы самопрограммирования личности в качестве основной составляющей содержат приемы «манипулирования» чувственными образами. Особенность человеческой психики именно в том и состоит, что она может отвлечься от реальной действительности и руководствоваться актуализированным образом (символом, идеей, убеждением). И можно с уверенностью утверждать, что сила психики в этот момент становится равной силе и величию захватившего ее образа.