Среди многочисленной литературы, посвященной исследованию процесса творчества, не так уж мало работ, в которых в той или иной степени оспаривается роль интуиции в нем и делаются попытки выявить элементарные составляющие логического процесса, с тем чтобы формализовать его и «поставить на конвейер научного производства». В России решением этих вопросов занимался инженер П. К. Энгельмейер, автор ряда книг по теории творчества. Он был твердо убежден в необходимости создания универсальной науки о творчестве. Эта наука, по его словам, «имеет целью исследовать возникновение всего нового, от первого проблеска в душе (и даже раньше) до осуществления на деле... Эврилогия весьма близко соприкасается с теорией познания в науке. То, что психологи называют волею, является в одинаковой мере достоянием как психологии, так и эврилогии»
Думается, что автор слишком поторопился. Время для создания такой науки, если она вообще возможна, еще не наступило. Ведь различные области творческой деятельности (художественной, научной, технической, практической) отличаются друг от друга не количественными характеристиками, которые могут быть охвачены формулами, а, так сказать, качеством смысла. И если до сих пор нет возможности обобщить природные явления, исследуемые одной областью науки — физикой, и создать единую теорию поля, то какого рода трудности лежат перед предполагаемой наукой — эврилогией, можно лишь догадываться, поскольку речь идет об охвате теориех! областей творческой деятельности, отличающихся спецификой восприятия явлений природы самими творцами. Тем не менее в книгах Энгельмейера содержится ряд заслуживаю щих впимания идей, в частности идея о возможности создания бионики,
Современные последователи логического направления в творчестве считают, что психология творческого мышления все еще находится на уровне «алхимии», пытаясь простыми способами овладеть механизмом всякого творчества. Советский исследователь Г. С. Альтшуллер справедливо замечает, что созданию общей теории творчества должно предшествовать исследование конкретных видов творчества. Только опираясь на теорию изобретательского творчества, теорию научного творчества, теорию литературного творчества, можно создать общую теорию творчества, которая, в свою очередь, даст новый толчок развитию частных теорий. Нам пока неизвестны теории решения творческих задач в математике, изобразительном искусстве и литературе. Сегодня будущих «специалистов» в этих областях учат лишь тому, как укладывать «кирпичи» в создаваемое ими «здание». Но когда речь заходит о том, как выбирать форму и назначение самого здания, чтобы оно становилось гениальным творением, теоретические концепции еще не срабатывают. Сам Г. С. Альтшуллер уже много лет работает над построением теории решения изобретательских задач и добился в этом направлении определенных результатов Начиная с 60-х годов, пишет он, стал складываться коллектив исследователей; появились первые общественные институты и школы, в которых можно было испытывать и отшлифовывать новую технологию решения изобретательских задач.
В этой связи представляет несомненный интерес более подробное рассмотрение чисто логического (алгоритмического) подхода к решению изобретательских задач, тем более что он дает представление и об уровнях сложности творческих задач хотя бы в такой чисто предметной области, как техника.
Разрабатываемая теория творческих задач исходит из той общеизвестной истины, что задачи бывают разные и их нельзя решать вообще. Следовательно, вначале необходимо ответить на вопрос, почему легки легкие задачи и трудны трудные задачи. В процессе работы над теорией было выявлено пять уровней творческих задач. В самом общем виде их можно сформулировать следующим образом.
Задачи первого уровня решаются применением средств, прямо предназначенных для данных целей. Здесь требуется мысленный перебор лишь нескольких общепринятых и очевидных вариантов решений. Сам объект в данном случае не меняется. Средства решения таких задач находятся в пределах одной узкой специальности.
Задачи второго уровня требуют некоторого (небольшого) видоизменения объекта, для того чтобы получить необходимый эффект. Перебор вариантов в этих случаях измеряется десятками. Средства решения такого рода задач относятся к одной отрасли техники.
Правильное решение задач третьего уровня скрыто среди сотен неправильных, так как совершенствуемый объект должен быть серьезно изменен. Приемы решения задач этого уровня приходится искать в других отраслях техники.
При решении задач четвертого уровня совершенствуемый объект меняется полностью. Поиск же решений ведется, как правило, не в области техники, а в сфере науки, обычно среди редко применяемых физических и химических эффектов и явлений.
На пятом уровне решение задач достигается изменением всей технической системы, в которую входит совершенствуемый объект. Здесь число проб и ошибок возрастает до сотен тысяч и миллионов. Средства решения задач этого уровня могут оказаться за пределами сегодняшнего дня науки; поэтому сначала нужно сделать открытие, а потом, опираясь на новые научные данные, решать изобретательскую задачу.
Одним из важных приемов решения изобретательских задач является перевод их с высших уровней на низшие. Таким образом, если задачи четвертого или пятого уровня посредством специальных приемов перевести на первый или второй уровень, то далее сработает обычный перебор вариантов. Проблема сводится к тому, чтобы научиться быстро сужать поисковое поле, превращая «трудную» задачу в «легкую».
Творческие, изобретательские задачи становятся таковыми вследствие того, что содержат в себе известные противоречия, и, следовательно, творческий процесс является не чем иным, как преодолением противоречий. К ним относятся, в частности, так называемые «административные», по терминологии Г. С. Альтшуллера, противоречия: нужно что-то сделать (например, повысить прочность инструмента), а как — неизвестно. «Подсказывательная», эвристическая функция таких противоречий равна нулю: они не указывают, в каком направлении следует искать решение. В глубине «административных» противоречий содержатся противоречия технические: если известными способами улучшить одну часть или один параметр системы (усилить прочность инструмента), педопустимо ухудшится ее другая часть (увеличится его вес). Правильно сформулированные технические противоречия уже обладают эвристической ценностью, так как позволяют сразу отбросить множество «простых» вариантов. Наконец, внутри технических противоречий имеются противоречия физические: к одной и той же системе предъявляются взаимопро- тивоположные требования (повысить прочность, не увеличивая веса). Именно на этом уровне столкновение конфликтующих требований предельно обострено. Таким образом, решение изобретательских задач сводится к нахождению приемов, помогающих выявлять и устранять физические противоречия в создаваемых системах (в рассматриваемом примере это может быть создание легких и сверхпрочных сплавов). Фонд описания изобретений позволяет составить «каталог» приемов устранения физических противоречий, а это уже немало.
Программа, учитывающая все эти требования, получила название АРИЗ (алгоритм решения изобретательских задач). Законы развития технических систем заложены в самой структуре программы ИЛИ выступают в виде конкретных операторов. С их помощью изобретатель последовательно, шаг за шагом (без пустых проб) выявляет физические противоречия и определяет ту часть технической системы, к которой они «привязаны». Затем используются операторы, изменяющие выделенную часть системы и устраняющие физические противоречия. Тем самым трудная задача переводится в легкую (первого уровня). АРИЗ предусматривает специальные средства преодоления психологической инерции. Так, условия задачи должны обязательно освобождаться от специальной терминологии, потому что термины навязывают изобретателю старые и трудноизменяемые представления об объекте.
Для таблицы типовых приемов в одной из модификаций АРИЗ было проанализировано около 40 тысяч описаний изобретений высших уровней.
Информационный аппарат АРИЗ регулярно пополняется и совершенствуется.
С появлением АРИЗ началось становление теории ре- шепия изобретательских задач. Как пишет Г. С. Альтшуллер, рухнули надежды извлечь из опыта больших изобретателей нечто полезное для начинающих: большие изобретатели работали тем же «примитивным методом проб и ошибок». Оставляя на совести автора это категорическое утверждение, отметим только, что в данном случае речь идет лишь об узком направлении технического творчества и поэтому он в определенной степени был прав, разрабатывая алгоритм решения изобретательских задач, рассчитанных на широкий круг технических специалистов. При разработке АРИЗ обнаружилось нечто неожиданное: оказалось, что при решении задач высших уровней необходимы знания, выходящие за пределы специальности изобретателя, так как производственный опыт навязывает бесплодные пробы в привычном направлении.
Использование АРИЗ начинается с выявления и анализа изобретательской ситуации, т. е. любой ситуации (технической, исследовательской, производственной и т. п.), в которой отчетливо выделяется какая-то не удовлетворяющая человека особенность. Сама ситуация не содержит ответа на то, каким образом устранить указанную особенность. Поэтому одпа и та же ситуация порождает разные изобретательские задачи, минимальные и максимальные. Минимальная задача может быть сформулирована как то, что есть, минус недостаток; максимальная же допускает замену исходной системы новой, принципиально иной системой. В какую именно задачу переводить рассматриваемую ситуацию — это проблема стратегии изобретательства.
Изобретательская задача должна содержать указания на то, что дано и что требуется получить. Решение ее начинается с построения модели задачи, предельно упрощенно и вместе с тем точно отражающей ее суть. По мере перехода от изобретательской ситуации к задаче, а затем к ее модели резко уменьшается свобода выбора (т. е. свобода перебора пустых проб) и возникает цепочка решений: идеальное решение (воображаемый конечный результат) ; решение на уровне вещества — поля, физическое решение; далее следуют техническое и расчетное решение.
Вместе с тем признается, что существует много таких механизмов решения задач, которые еще нельзя сформулировать в виде простых правил. Один из них связап с явлением эмпатии, или личной аналогии. Как уже отмечалось, создавая синектику, У. Гордой дополнил метод «мозгового штурма» четырьмя видами аналогий, в том числе и эмпатией. Сущность этого приема состоит в том, что человек «входит в образ» объекта и старается осуществить требуемое задачей действие. Нередко при этом удается найти какой-то подход или новую идею, и тогда найденное решение «переводится» на технический язык. «Суть эмпатии,— пишет Дж. Диксон,— состоит в том, чтобы «стать» деталью и посмотреть с ее позиции и с ее точки зрения, что можно сделать» *. Указываются и слабые стороны этого метода. Отождествляя себя с машиной (или ее частью) и рассматривая ее возможные изменения, изобретатель невольно отбирает те, которые приемлемы для человека, и отбрасывает неприемлемые, содержащие такие операции, как разрезание, дробление, раст- вореиие в кислоте и т. п.
Этот недостаток эмпатии устраняется в другом методе, суть которого состоит в том, чтобы представить объект в виде множества («толпы») «маленьких человечков». Такая модель сохраняет достоинства эмпатии (наглядность, простота) и лишена присущих ей недостатков. Известны случаи, когда изобретатель стихийно применял нечто похожее на метод «маленьких человечков». Один из них — открытие Ф. Кекуле структурной формулы бензола. «Однажды вечером, будучи в Лондоне,— рассказывает он,—? я сидел в омнибусе и раздумывал о том, каким образом можно изобразить молекулу бензола СбНб в виде структурной формулы, отвечающей свойствам бензола. В это время я увидел клетку с обезьянами, которые ловили ДРУГ друга, то схватываясь между собою, то опять расцепляясь, и один раз схватились таким образом, что составили кольцо. Каждая одною заднею рукой держалась за клетку, а следующая держалась за другую ее заднюю руку обеими передними, хвостами же они весело размахивали по воздуху. Таким образом, пять обезьян, схватившись, образовали круг, и у меня сразу же блеснула в голове мысль: вот изображение бензола. Так возникла вышеприведенная формула, она нам объясняет прочность бензольного кольца» 55. В подобных случаях для моделирования нужны именно «маленькие человечки» (или им подобные), чтобы маленькие частицы могли рефлектиро-. вать: видеть, понимать, целенаправленно действовать.
Теория решения изобретательских задач учит решать эти задачи «по формулам» и «по правилам». Возникает парадоксальная ситуация: человек делает изобретепия высокого уровня (т. е. получает высококачественный продукт творчества), не прилагая при этом творческих усилий (т. е. без процесса творчества). Парадокс этот вызван тем, что понятие «творчество» не есть что-то неизменное, застывшее: содержание, вкладываемое в это понятие, постоянно меняется. В средние века, например, решение уравнений третьей степени было настоящим творчеством. А когда появилась формула Кардано, решение таких уравнений стало доступно каждому мате- матику-первокурснику. Теория решения изобретательских задач позволяет сегодня решать их на том уровне организации умственной деятельности, который завтра станет нормой.
Ведь изобретательское творчество, все эти пробы и ошибки, «осепения», «счастливые случайности» не самоцель, а средство развития технических систем. И появление теории, позволяющей решать изобретательские задачи, ее быстрое развитие не случайность, а необходимость, продиктованная современной научно-технической революцией. Проектирование технических систем, сто лет назад бывшее искусством, в наши дни становится точной наукой. Теперь появляется возможность говорить о том, что проектирование систем превращается в науку о развитии и проектировании технических систем. Работа «по формулам» неизбежно вытеснит работу «на ощупь». Но человеческий ум и в этом случае не останется без дела: люди будут думать над более сложными задачами, в которые изобретательские задачи будут уже входить в качестве подсистем.
Надо полагать, что революция в способах решения задач не случайно началась именно в технике. Только в технике имеется патентный фонд; в науке и искусстве такого способа хранения систематизированной информации не существует, она разбросана, растворена в необъятной литературе. Закономерности развития систем в технике проявляются гораздо отчетливее: негодная теория иногда живет очень долго, негодная машина не работает, а следовательно, никому не нужна.
И все же разработку логических, математико-киберне- тических основ творческих процессов следует вести с учетом конкретных, четко очерченных задач. Все попытки строить более общие теории творчества, на наш взгляд, должны учитывать феноменальный творческий опыт академика В. И. Вернадского и его высказывания о возможностях описания творческих процессов лишь языком логики.
О широте научных интересов В. И. Вернадского можно судить по тому, что из 416 опубликованных его трудов 100 посвящено минералогии, 70 — биогеохимии, 50 — геохимии, 43 — истории наук, 37 — организационным вопросам, 29 — кристаллографии, 21 — радиогеологии, 14 — почвоведению, остальные — разным проблемам науки, истории и т. д. Приведенный список, одпако, неполон. Следовало бы, пишет Р. К. Баландин, особо выделить труды В. И. Вернадского по биологии, проблемам времени и симметрии (выходящим далеко за пределы наук о Земле), общей геологии, учению о полезных ископаемых... И это еще не все. В некоторых работах он затрагивал философские проблемы познания, реальности бытия, вечности жизни.
И вот этот разносторонний ученый предостерегает энтузиастов чрезмерной формализации в науке: «Конечно, математика остается универсальным языком науки. Но нельзя забывать, что природа даже в своих простейших проявлениях неизмеримо сложнее наших схем, учитывающих чаще всего какую-нибудь частность. Мы не в силах выразить всеми доступными нам способами хотя бы один день своей собственной жизни со всеми его звуками, красками, событиями, мимолетными впечатлениями, неясными ощущениями, мыслями... Живая жизнь неизмеримо разнообразнее и сложнее любых наших схем, отражающих ее» 56.