Любое определение того или иного термина, понятия, события неизбежно субъективно, так как оно не только опирается на теоретические знания и практический опыт автора, но и, главным образом, отражает его установку, позицию, часто философские взгляды. Все это в значительной степени касается такого понятия, как «бред». Указанным обстоятельством можно объяснить неоднозначность ряда дефиниций этого понятия. Однако следует признать вполне оправданным желание многих психиатров найти хотя бы условную наиболее приемлемую для разных школ формулу искомой дефиниции. Без такой формулы трудно достигнуть взаимопонимания при обмене знаниями о столь загадочном психопатологическом явлении, как бред.

Здесь уместно привести следующее мнение X. Дельгадо* (1971): «...Любая классификация или определение — это всего- лишь результат соглашения между людьми, которые пытаются охарактеризовать то или иное лицо, место или событие, описывая несколько его элементов. Это как бы наброски, в которых можно исказить или опустить несущественные детали..., и вместе с тем любое определение следует рассматривать как что- то прочное, на что можно опереться в бурном море противоречий».

По мнению А. Н. Лука (1976), существует три типа определений:

а) содержательная дефиниция — раскрытие понятия через другие понятия;

б) операционная дефиниция — описание процедуры, позволяющее обнаружить или измерить определяемые явления;

в) перечисление свойств явления, его характеризующих, хотя сущность явления неизвестна и изменить его невозможно.

Мы к этому добавили бы лишь градацию дефиниций на «краткие» и «исчерпывающие». Первые опираются на основные, ?главные признаки определяемого явления, вторые включают все или почти все элементы, свойства этого явления.

Анализируя многочисленные дефиниции термина «бред», можно усмотреть следующие, нередко противоречивые исходные позиции, на которых основываются формулировки, предлагаемые разными психиатрическими школами:

а) рассмотрение бреда в качестве следствия, результата изменения или нарушения сознания, «подсознания», «надсозна- ния», «самосознания»—сознания собственного «Я»;

б) оценка бреда как отражения взаимного непонимания между субъектом и его окружением, микросредой, обществом;

в) оценка бреда как отражения изменений «внутреннего бытия», аутистических переживаний, питающихся «желаниями и надеждами», интуитивными стремлениями; формирование бреда на почве «патологического верования» и фактических стремлений;

г) понимание бреда в качестве явления, возникшего вследствие первичного нарушения интеллектуальной деятельности — мыслительного процесса;

д) оценка бреда в качестве явления, возникшего вследствие вторичного (после иллюзий, галлюцинаций и др.) нарушения интеллектуальной деятельности — мыслительного процесса;

е) признание главным свойством бреда наличие диссоциации между восприятиями (впечатлениями), суждениями и умозаключениями;

ж) характеристика бреда не только как проявления нового качества мышления, но также как количественного роста присущих нормальному человеку заблуждений, ошибочных посылок;

з) тенденция «психологизации» переживаний субъекта, приводящих к бредовому умозаключению;

и) попытка «механистического» совмещения разнозначных признаков бреда;

к) формирование бреда на почве «патологического верования» и фанатических стремлений.

Еще в конце XIX в. некоторые психиатры полагали, что •определение понятия «бред» должно основываться не на его формальных феноменологических признаках, а на способе возникновения, т. е. механизме бредообразования [Попов Н. М., 1897].

Во многих руководствах по психиатрии, опубликованных в текущем столетии, вплоть до самых последних, принято различать понятия «бредовые идеи» и «бред». Указанные понятия отграничивал одно от другого еще Ф. Пинель (1829). Он под словом «бред», по-видимому, понимает, неистовство, связанное с потерей рассудка (т. е. сознания), и рассматривает всякий бред по аналогии с «лихорадочным бредом», отличая от него ложные идеи, которые возникают в отсутствие расстройства рассудка.

Однако в дальнейшем соотношение между понятиями «бредовые идеи» и «бред» формулируется иначе. Так, С. С. Корсаков (1901, 1913) пишет, что сочетание бредовых идей составляет бред, понятие «бред» может использоваться в двух вариантах: как сочетание бессвязности и бредовых идей или как сочетание бредовых идей. Следовательно «бредовые идеи» и «бессвязность» рассматриваются как симптомы, а бред — как симптомокомплекс — синдром. Термином «бред» называют сочетание, совокупность бредовых идей также Ф. Е. Рыбаков (1916), А. В. Снежневский (1983) и др.

Вместе с тем не все авторы согласны с разграничением дефиниций терминов «бредовые идеи» и «бред», считая эти термины'синонимами [Гиляровский В. А., 1954]. Однако трудно возражать против уточнения В. В. Ковалева (1985), подчеркивающего, что систематизированный бред — это «совокупность бредовых идей, складывающихся в систему доказательств».

Различая понятия «бредовые идеи» и «бред», многие авторы приводят их раздельные дефиниции. В одних случ-аях указанные дефиниции формулируют кратко, лаконично с включением лишь главных, принципиальных признаков явления, а в других — перечисляют все элементы явления в их совокупности.

Формулировка дефиниций терминов «бредовые идеи» и «бред», как впрочем и ряда других терминов, от поколения к поколению психиатров заметно меняется. При этом нередко последующие изменения искажают смысл предыдущих, которые* иногда повторяются по принципу «испорченного телефона». В связи с этим сопоставление дефиниций, предложенных в разные годы и разными авторами, мы считаем, безусловно, целесообразным, однако во избежание повторений приводим лишь* наиболее четкие формулировки.

Бредовыми идеями называют: «нелепую идею, не соответствующую действительности, но в истине которой сам больной глубоко убежден» [Попов Н. М. 1897]; идеи, соответствующие болезненно ложным выводам [Корсаков С. С., 1901, 1913]; суждения и заключения, возникающие под влиянием болезненно измененной ассоциации при участии и с вовлечением в них индивидуального «Я», притом такие, которые больной не признает болезненными и которые не могут быть исправлены противоположными доводами [Мендель Е., 1904]; болезненно извращенные представления, не поддающиеся коррекции при помощи убеждений, и состояния, при которых больной лишается способности сопоставлять с ними свои и чужие знания, корригировать и подавлять их [Крепелин Э, 1910]; болезненно извращенные представления или немые мысли, не поддающиеся влиянию убеждения [Рыбаков Ф. Е., 1916]; неправильные представления, которые сложились не на почве недостаточной логики, а на почве «внутренней потребности» [Блейлер Е., 1920]; неправильные, ложные идеи и суждения, возникшие первично или вторично и обусловленные патологическими причинами [Осипов В. П., 1923]; такие идеи, источником которых является первичное патологическое переживание или необходимой предпосылкой которых служит изменение личности, т. е. все фальсифицированные суждения, обладающие следующими, не всегда резко выраженными, внешними признаками; высокой субъективной достоверностью, неизменяемостью под влиянием опыта и убеждений, несоответствием действительности [Ясперс К., 1923]; бо- лезненио возникающие заблуждения, ошибки суждения, не поддающиеся исправлению путем логических доводов и других видов психологического воздействия, характеризующиеся субъективной уверенностью в их достоверности, неправильностью, иногда неясностью их содержания [Гуревич М. О., Серейский М. Я., 1928, 19371; возникшие на болезненной основе заблуждения, не доступные коррекции ни путем убеждения, ни каким бы то ни было друшм образом, изменяющие отношение больного к окружающим, вызывающие страдание самого больного и других людей, становящиеся нередко общественно опасными [Гиляровский В. А, 1938, 1954]; идеи, возникающие на почве психического заболевания, характеризующиеся ошибочностью суждений и твердой уверенностью больных в их достоверности [Перельман А. А., 1957]

и др

Бредом разные авторы называют: заблуждение рассудка, невозможность полных понятий о наружных предметах, необыкновенная сцепляемость идей, более или менее сильные нравственные потрясения [Пииель Ф., 1829, со ссылкой на Куллена]; явление, которое по своему происхождению и сущности тождественно безумным представлениям- оно появляется самопроизвольно с ненормальным содержанием, независимым от воли, недоступно для критики и притом подчиняет себе сознание [Шюле Г., 1880]; результат бессознательного умозаключения, при котором остающиеся неосознанными посылки создаются болезненно расстроенной деятельностью головного мозга [Кандинский В. X., 1880]; патологическое состояние психического органа, всегда сочетающееся еще с рядом симигомов [Попов И. М., 1897]; расстройство в умственной, чувственной и волевой жизни, отражающее степень приспособленности к окружающим условиям — среде, как физической, так и социальной, составляющее нарушения психической координации — психическую атаксию. Это представление, не соответствующее окружающей действительности, не совпадающее с действительными фактами, не обнаруживающее логической связи между ними, являющееся ненормальной реакцией, часто не гармонирующее с собственными мыслями и поступками больного, а также волевые акты, не соответствующие положению и даже интересам больного, не достигающие той призрачной мнимой цели, которая им преследуется [Оршанский И. Г., 1910]; реакция «рассуждающего больного», часто сохранившего интеллект, объяснения, истолкования патологических явлений, вызываемых органически обусловленным «психическим автоматизмом» [Кле- рамбо Г, 1927]; состояние, при котором больной «ясно и сознательно» оформляет свои умственные заблуждения, пользуясь силами интеллекта, для выражения своих ннстниктивио-волевых стремлений, своих желаний, влечений, аффективных отношений к окружающим людям — своего характера [Кронфельд А. С , 1939, в согласии с французскими психиатрами, стоящими на позициях эскнролевского учения о мономании]; болезненно извращенное познание окружающего и собственной личности, а главное, взаимоотношения личности с окружающим [Кербиков О В., 1949]; непонятный, не из чего не выводимый первичный синдром заболевания головного мозга, не связанный ни с какими переживаниями больного и не имеющий никаких истоков [Груле Г., 1951]; ложное убеждение, возникающее иа болезненной основе и не поддающееся коррекции [Сухарева Г. Е., 1955]; проявление иррационального мышления, которому иногда присуща «мыслительная идиосинкразия» [Тайлер А., 1966]; состояние, при котором личность больного меняется и вся ее «критическая способность» направляется на «защиту» -бредовой убежденности [Смич А. С, 1968]; «нарушение «психолингвистиче- ского» характера —«разрыв связи между означаемым и означающим» с глобальным изменением личности [Голдфарб С., Маор Д., 1972]; объективно ложное, обусловленное болезненными причинами суждение, возникающее у •больного без адекватных внешних поводов, не поддающееся разубеждению и всегда вовлекающее личность больного [Смулевич А. Б., 1976]; ложное по содержанию убеждение, не вызываемое другими переживаниями, сопровождающееся безусловной уверенностью (признающееся больным априорно очевидным), прочно удерживающееся у пациентов с развитым интеллектом, несмотря на отсутствие связи с дальнейшими познаниями и объективной

реальностью, не поддающееся переубеждению и коррекции [Губер Г., Гросс Г., 1977]; первичное расстройство мышления, познавательной деятельности, состоящее в грубом противоречии с объективной реальностью и не поддающееся логической и суггестивной коррекции [Иванов В., 1981]; «совокупность идей, суждений, не соответствующих действительности, полностью овладевающих сознанием больного и иекорригирусмых при разубеждении и разъяснении» [ЭСМТ, 1982]; переживание, имеющее свой системно-образующий фактор и поэтому являющееся системным нарушением психики [Дсре- ча В. А., 1982]; совокупность болезненных представлений, рассуждений и выводов, овладевающих сознанием больного, искаженно отражающих действительность и не поддающихся коррекции [Блейхер В. М., 1983]; некорри- гпруемое ошибочное понимание связей и отношений между явлениями, событиями и людьми пли убеждение, не соответствующее действительности, искаженно се отражающее, полностью овладевающее сознанием, становящееся, несмотря на явное противоречие с действительностью, недоступным исправлению, приобретающее свойство «априорной данности», не нуждающейся в обосновании [Сиежневский А. В, 1983]; не соответствующие реальности представления и умозаключения, в ошибочности которых патологически убежденного в их правильности субъекта невозможно разуверить [Карпенко Л. А., 1985]; ложная непоколебимая уверенность в чем-либо, несмотря на несомненные и очевидные доказательства и свидетельства противного. если эта уверенность не присуща другим членам данной культуры или субкультуры [Психиатрический глоссарии СШ \, 1988; цит по Лич-

ко А Е, 1989]

Мы сознательно привели раздельно формулировки дефиниций терминов «бредовые идеи» и «бред». Сделано это для того, чтобы передать с максимальной точностью мнения разных авторов, касающиеся указанных терминов. Известным дополнением к дефинициям этих терминов служат высказывания некоторых авторов, пытающихся провести дифференцированную оценку некоторых признаков бреда психически больного и соответствующих им переживании психически здорового человека.

В. Грнзингер (1872) указывает, что бредовые идеи отличаются от ошибочных суждений здоровых тем, что они полностью противоречат всем прошлым воззрениям больных, противостоят свидетельству чувств и рассудку, результатам проверки и доказательствам И М. Попов (1897) находит отличие между бредом и заблуждением в отношении идеи бреда ко всему остальному содержанию сознания и в отношении к бредовой идее самого субъекта, при этом он подчеркивает, что бредовые идеи никогда не являются единственным признаком болезни, в то время как заблуждение всегда сочетается со здоровой психикой и связано с логическим просчетом, неправильной оценкой восприятия или невежеством: здоровых можно разубедить в ошибке, больные недоступны никаким доводам логики.

В. П. Сербский (1912) отмечает, что бредовые идеи отличаются от заблуждений: иногда нелепостью, способом возникновения, возможностью переубеждений, их спаянностью с личностью больного или личными интересами, но главное различие — в способе развития этих идей и их источнике.

В. П. Осипов (1923) считает, что бредовые идеи отличаются от заблуждений и ошибок суждения отсутствием критики и невозможностью коррекции, а от навязчивых идеи — относительным постоянством, отсутствием тенденции к пароксизмалыюсти, припадочностн. М. О. Гуревич и М. Я. Серейский (1928) добавляют, что при навязчивых идеях субъект борется с патологическими представлениями, а при бредовых идеях он борется за них В. А. Гиляровский (1938) видит отличие бредовых явлений от заблуждений вообще не в их содержании, а в механизме развития. О. В. Кербиков (1949) упоминает И. Леви-Валенсп (1939), который, в согласии с французской психиатрической школой, «лишает» бред признаков самостоятельности, поскольку он «растворяется» в других психопатологических образованиях и, в частности,, «сливается» с галлюцинациями или интерпретациями, так как галлюцинации, по его мнению, это уже бред. А. В. Снежневский (1983), частично перефразируя высказывания других авторов, отмечает, что бред принципиально отличается от не соответствующих действительности, связанных с ошибкой познания умозаключений здоровых людей, при этом ошибочные умозаключения часто отстаиваются с исключительным упорством, обосновываются с непоколебимой убежденностью, н тем не менее их нельзя считать бредом.

А. Эй и соавт. (1974) не только формулируют сущность понятий «бред» и «бредовая идея», но также подчеркивают их принципиальную философскую- структуру: термин «бредовое расстройство» слишком емкий, конкретный и- одновременно очень расплывчатый. Слишком конкретный потому, что предполагает невозможность для индивидуума владеть собственной личностью, а очень расплывчатый потому, что его можно применить к большому количеству психических заболеваний, в некотором смысле — ко всем. Если под бредовым расстройством иметь в виду радикальное изменение отношений индивидуума с реальностью, то можно сказать, что оно — суть «душевное расстройство». Под реальностью при этом нужно понимать не только физический мир, но и мир человеческий — окружение, а также психический или внутренний мир субъекта. Таким образом, «Я» проявляется в том отношении, что объект, который устанавливает ценности и значимость реальности, связывает больного с его собственным миром. Эта связь в основном состоит из убежденности в значимости феноменов внешнего мира в меру их реальности для собственного «Я». Душевное расстройство «Я» состоит в инверсии отношений реальности, себя к своему миру, что, говоря по-другому^ есть бред, но ни в коем случае не бред «бредового опыта», пережитый на регистре фиксированной активности, а бред «бредовой уверенности», бредовой идеи.

Бредовая идея в сознании больного формируется в виде правды и идеала, не соответствующего реальности. Бредовые идеи то слагаются в систему,, то выражают фантастическую концепцию, то, наконец, представляют «непроходимый лабиринт». Бредовые идеи составляют темы, выражающие «переворот существования» бытия, т. е. отношения «Я» со своим миром (в одних случаях этот мир наполняется экспансивным желанием «Я», противоречащим реальности, в других «втягивается» в ограничение устремлений собственного «Я»). «Бредовая несдержанность собственного „Я“ проявляется в типичной бредовой идее величия». «Бредовые ограничения собственного- «Я» выражаются в бредовых идеях отрицания мира, космического катаклизма, моральной недостойности, вины, в ипохондрических идеях и во фрустрации». В области мышления больного собственное «Я» теряет «свою собранность, свой секрет и свою власть (идеи влияния и обладания)». Тема бредовой идеи, сначала выражающаяся в действительной угрозе (бред преследования, отравления, постороннего влияния), целью которой является больной, составляет комбинацию как «экспансивности», так и «сокращения» собственного «Я».

Существующее в психиатрической литературе практически необозримое количество определений термина «бред», в одних случаях противоречащих друг другу, в других дополняющих друг друга, иногда обстоятельных, а чаще кратких, обусловливает желательность составления сводной дефиниции указанных терминов

Сводное определение термина «бред». Бред — это особое, болезненное проявление мыслительной деятельности человека, результат патологического творчества, при котором отсутствует причинно-следственная связь между фактом возникновения бреда и уровнем интеллектуального развития, но отме чается влияние указанного уровня на характер, особенности и содержание бреда. Сущность бреда заключается в специфическом или неспецифическом нарушении познавательных, ассоциативных и апперцептивных процессов, предопределяющих возникновение суждений и умозаключений, не соответствующих объективной реальности, пространству, времени и противоречащих в большинстве случаев основным законам формальной логики. Основное свойство бреда состоит в том, что он обычно занимает господствующее положение в сознании больного, абсолютно не поддается какому-либо логическому разубеждению, нередко, наоборот, укрепляющему бредовую убежденность больного и ведущему к творческой разработке «доказательств» правильности собственных умозаключений. Типичными признаками бреда являются неадекватная, паралогичная оценка информации, касающейся темы бреда, прогредиентная (в плане бреда) разработка этой информации, а также сопровождение собственных бредовых высказываний чувством особой их значимости и аффектом, часто адекватным бредовому умозаключению.

Дефиниции основных типов галлюцинаторных переживаний в их соотношении с бредом. При разных формах и вариантах галлюцинаторных феноменов отмечается разная степень их сближения с психотическими переживаниями, определяемыми термином «бред». Кроме того, ощущения и особенно восприятия, представления в виде различных иллюзий, галлюцинаций, возникающих при сохранном и помраченном сознании, нередко создают основу, «посылку» для развития бреда. В связи с этим при клиническом анализе любого бредового синдрома, включающего иллюзорные и галлюцинаторные переживания, очень важна их четкая всесторонняя дефиниция. Учитывая изложенное выше, уместно привести предложенные нами (1983, 1989) определения патологических расстройств процесса познания.

Иллюзии — это ошибочное, искаженное, извращенное, имеющее естественное или неестественное внешнее оформление, сопровождающееся большей или меньшей аффективной реакцией, субъектпвно-реперцептивное ощущение или восприятие объективно существующего предмета, явления или действия. Все иллюзии разделяются на возникающие при помраченном сознании и вне помрачения сознания, в связи с нарушением мышления и вне такого нарушения.

Истинные галлюцинации — это феномен, при котором кажущийся образ (слуховой, зрительный, тактильный и др.) возникает вне помрачения сознания, в отсутствие реального внешнего раздражителя; более или менее связан •с предшествующим расстройством мышления и выражает это расстройство; проецируется в воспринимаемое пространство и ассимилируется им (вступает во «взаимоотношения» с реальными объектами); оценивается больным без критики, как действительно истинно существующий объект. Следовательно, к истинным можно условно отнести также галлюцинозы (кроме органических), элементарные функциональные и рефлекторные галлюцинации, возникающие вне помрачения сознания, и нельзя отнести фотопсии и акоазмы, органические галлюцинозы, эйдетические образы, образы сновидений и внушенные гипнотические галлюцинации, все галлюцинаторные феномены со стояний помраченного сознания, галлюцнноиды и, конечно, псевдогаллюцинации, психические галлюцинации.

Органический галлюциноз характеризуется проекцией в представляемое или воспринимаемое пространство, но всегда без ассимиляции окружающей обстановкой; отсутствием реалистичности (часто в виде микропсий н зооп- сий); добродушным отношением больного к видению.

Идеаторный галлюциноз отличается от органического экстрапроекцпсй; только в воспринимаемое пространство, связью с окружающими объективными предметами; реалистичностью оформления галлюцинаторного образа, но без веры в его действительное существование (благодаря большей или меньшей критике) и более аффективной реакцией па содержание галлюцинаторных переживаний.

Псевдогаллюциноз бывает двух типов. При первом, встречающемся чаще, вербальные галлюцинации (в виде громких, отчетливых «голосов», слышимых «внутри головы», или зрительных образов, видимых в экстрапроекции, но «мозгом», а не глазами) возникают на фоне помраченного или существенно измененного сознания и патогенетически, патокинетически, хронологически связаны с указанным расстройством сознания. Зависимость, псевдогаллюциноза этого типа от помрачения сознания в известной степени подтверждается и наблюдаемой трансформацией острого, развивающегося при нарушении сознания, вербального алкогольного галлюциноза в псевдогаллюциноз по мере нарастания степени помрачения сознания, при этом параллельно увеличению указанной степени вербальные галлюцинации переходят из экстра- в иптрапроекцню. При псевдогаллюцинозе восстановление сознания сопровождается восстановлением полной критики к перенесенному и сочетается с состоянием мышления, которое отмечалось и до помрачения сознания. Выраженных чувств постороннего влияния (ксенопатическая проекция) или внешнего воздействия при псевдогаллюцинозе, как правило, нет, но наблюдается бредовая трактовка галлюцинаторных переживаний. Сюжет бреда, близкого по динамике к делирнозному, всегда соответствует содержанию галлюцинаций, и по времени возникновения бред следует за ними.

Псевдогаллюциноз второго типа можно диагностировать крайне редко. Характеризующие его преимущественно вербальные галлюцинации также локализуются в интрапроекции, возникают вне выраженного помрачения сознания, но почти всегда вечером, ночью или в состоянии утомления и сонливости. При нем также отсутствует нарушение мышления до и после галлюцинаторного приступа. Он сопровождается сохранной критикой, которая может ослабевать при длительном хроническом течении психоза. Бредовая интерпретация вербального псевдогаллюциноза, отсутствующая более или менее продолжительное время, в дальнейшем может появиться, так же как это бывает при хроническом алкогольном вербальном галлюцинозе. Возникновение псевдогаллюциноза патогенетически связано с хронической алкогольной интоксикацией. Феномены этого типа отличаются от истинного* галлюциноза только особенностями проекции галлюцинаторного образа.

Псевдогаллюциноз обоих типов, обладая, так же как и псевдогаллюцинации, навязчивостью, неотступностью галлюцинаторных образов, имеет большую, чем они, сенсорность (особенно при первом типе), сопровождается несравненно более неприятными субъективными ощущениями и выраженным аффектом, развитие его зависит от тяжести соматических нарушений.

Галлюциноиды — феномен, не получивший в клинической психиатрии всеобщего признания, что позволяет нам предложить собственное его понимание, согласно которому галлюциноидами следует называть неполные псевдогаллюцинации, т. е. феномены, занимающие промежуточное положение между истинными галлюцинациями и псевдогаллюцинациями. Характеризуясь возникновением при непомраченном сознании и наличием интимной связи с патологией мышления, экстрапроекцией и наличием нечеткой зависимости от рецепторных органов, лабильностью и статичностью в пределах галлюцинаторного образа, они лишены естественности внешнего оформления, ие имеют четкой локализации в пространстве, не ассимилируются окружающей обстановкой и больными обычно оцениваются как нереальные.

Таким образом, галлюцинопды, утратив основные свойства истинных галлюцинаций, не стали еще полными псевдогаллюцинациями. Это мимолетные, нечеткие, неясные «обманы»: тень или призрак, прошедший перед глазами, образ, фигура, видимые недалеко от глаз и исчезающие при попытке вглядеться. Это также неясный, нечеткий монолог или диалог — «голос» (невозможно разобрать, мужской или женский), слышимый извне, но без определенного содержания и локализации в пространстве.

Псевдогаллюцинации — психопатологический феномен, возникающий вне помрачения сознания (за исключением случаев продолжающихся псевдогаллюцинаций после возникновения онейроида), интимно связанный со стойким расстройством мышления, неразделимый с ним (иногда неотличимый от него), представляющий собою проявление, сенсориальную форму этою расстройства. Псевдогаллюцинации характеризуются субъективностью переживаний, иитрапроекцией галлюцинаторного образа — зрительного, вербального, тактильного и др. или его экстрапроекцией в пространство, не связанное с объективным, иногда находящееся вне поля зрения. Они отличаются меньшей, чем при истинных галлюцинациях, яркостью галлюцинаторного образа, его неестественностью и отсутствием во всех случаях чувства объективности, реальности его существования, а также связи с объективной окружающей реальной обстановкой. Псевдогаллюцинации сопровождаются чувствами навязчивости, неотступности, иасильственности, чуждости и, как правило (имеющее исключения), сделанности. Псевдогаллюцинаторные образы обычно появляются сра^у во всех деталях, обладают стойкостью, непрерывностью, малой зависимостью от сознательного мышления и воли больного. Их возникновение воспринимается как нечто новое, аномальное и обычно сопровождается бредом [Кандинский В. X., 1885].

Бред, сочетающийся с псевдогаллюцинациями, может по времени возникновения предшествовать им (тогда он необязательно связан с ними сю- жетно) и появляться одновременно с псевдогаллюцинациями или непосредственно после них (в этом случае он чаще всего связан с ними сюжетно).

Психические галлюцинации, характеризуясь, так же как псевдогаллюцинации, насильственностыо возникновения, чувствами чуждости и нереальности, имеют еще большие, чем псевдогаллюцинации, ограничения пространственной локализации вплоть до интрапроекции и связь (до слияния) с патологически измененным мыслительным процессом (при непомраченном сознании больного).

Если для возникновения псевдогаллюцинаций убежденность в «постороннем влиянии, внешнем воздействии, сделанности типична, но необязательна (встречаются исключения), то для психических галлюцинациий наличие такой убежденности обязательно (исключений не бывает). Кроме того, психические галлюцинации отделяет (но не принципиально отличает) от псевдогаллюцинаций их парасенсорность — отсутствие при них элементов сен- сорности, т. е. связи с каким-либо из органов чувств.

Речедвигательные галлюцинации характеризуются автоматичностью и насильственностыо, ощущением постороннего воздействия (включающим чувство чуждости) и ложным ощущением произнесения слов. В одних случаях наличие сенсорной окраски сближает речедвигательные феномены с псевдогаллюцинациями, а в других — в отсутствие какого-либо сенсорного сопровождения их следует рассматривать в группе психических галлюцинаций.

Галлюцинаторные феномены синдромов сновидного (ониризм, делирий) и сноподобного (онейроид) помрачения сознания составляют единое целое с бредовыми переживаниями, наблюдаемыми при этих синдромах, и поэтому они обычно рассматриваются совместно с ними.