Американский психолог Абрахам Маслоу обследовал несколько сот людей, у которых происходили мистические переживания единения с божественным, и придумал для таких состояний термин вершинные переживания (Maslow, 1964). По отношению к западной психиатрии он высказывал очень резкие критические замечания за её склонность смешивать такие состояния с душевными заболеваниями. Согласно его представлениям, их следует рассматривать не как ненормальные явления, а, скорее, как сверхнормальные. Ведь эти состояния, если не препятствовать им и позволить протекать своим чередом, зачастую ведут к улучшению качества жизни, к «исполнению себя», то есть к способности «сбыться», более полно выразить свои творческие возможности и прожить более стоящую и плодотворную жизнь.

Психиатр и исследователь сознания Уолтер Панке выработал список характерных черт типичного вершинного переживания, основывающийся на работе А. Маслоу и У.Т. Стейс. Для описания этих состояний ума он использовал следующие критерии (Pahnke and Richards,

1966):

Единение (внутреннее и внешнее). Сильное благодатное чувство. Превосхождение времени и пространства. Ощущение святости (чудесности). Парадоксальная природа. Объективность и действительность озарений. Невыразимость. Благоприятные последствия.

Как показывает это перечисление, когда с нами случается такое вершинное переживание, у нас возникает чувство преодоления обычного распадения тела и ума и ощущение, что мы достигли состояния полноты и единства. Причём мы превосходим обыденное различение между субъектом и объектом и переживаем исступлённое единение с человечеством, с природой, вселенной и Богом. Всё это связано с чувством радости, блаженства, отрешенности и внутреннего покоя. В такого рода мистическом переживании у нас возникает ощущение, что обыденную действительность, где у пространства три измерения, а время однолинейно, мы оставили, вырвавшись в метафизическое царство превосходящего, к которому уже больше не приложимы подобные категории, притом что в этом состоянии характерные свойства чудесного не обнаруживают ничего общего с религиозными верованиями, которые прежде имелись у индивида, ибо они выражают непосредственное постижение божественной природы действительности.

Обычно описания вершинных переживаний полны парадоксов. Сами переживания описываются «бессодержательными, и всё-таки всевмещающими», ибо не имеют в себе никакого конкретного содержания, но в виде возможности содержат всё. У нас возникает ощущение, что одновременно мы всё и ничто. И потому, что исчезла наша личная самобытность и наше ограниченное эго, мы чувствуем, что распространились настолько, что бытиё наше превзошло вселенную. И поэтому же мы можем внезапно воспринять все формы пустыми, а саму пустоту — как обременённую формами. Мы способны достичь состояния, в котором явственно видим, что мир в одно и то же мгновение и существует, и не существует.

Вершинное переживание, по всей видимости, может передать то, что есть изначальная мудрость и такое постижение вселенских вопросов, которое Упанишады описывают как «познание Того, знание чего даёт знание всего». И узнанное нами в миг подобного переживания — невыразимо, ибо словами неописуемо. Поскольку, кажется, что сама природа и структура нашего языка не пригодна для этой цели. И всё же такое переживание производит глубочайшее воздействие на весь строй наших ценностей и стратегию нашего существования.

В общем-то, благодаря благодатной природе и благоприятным возможностям высших переживаний это такая категория духовных обострений, по поводу которой возникает наименьшее количество затруднений, ибо подобные переживания по своей природе является преходящими и ограниченными в себе. Потому нет никакой причины, почему у них должны быть неблагоприятные последствия. И всё-таки и из-за низкого уровня нашей культуры, и из-за ложных представлений психиатрического сообщества относительно вопросов духовности множество людей, переживших такие состояния, в конце концов оказались в лечебницах, усмирённые транквилизаторами и заклеймённые патологическими ярлыками.