Вдруг я услышала громкий голос, раздававшийся из громкоговорителей аэропорта: «Событие, которое вы собираетесь пережить, — это вы сами. С некоторыми из вас, как вы можете заметить, оно уже происходит». И когда я поглядела вокруг на своих товарищей по путешествию, я заметила странные перемены в их лицах, их тела дёргались и принимали необычные позы, как будто бы они начинали свои странствия во внутренние миры. В этот момент я заметила напряженный жужжащий звук успокаивающего и утешающего свойства, подобно радиосигналу ведущий меня сквозь переживание и подбадривающий меня. Казалось, будто мой мозг очень медленно загорается, открывая картины одну за другой.
Появился необычайно отчётливый образ моего отца, и характер наших взаимоотношений был изучен и проанализирован с тщательностью хирургической операции. Я воспринимала пожелания моего отца, чтобы я была чем-то или кем-то, кем я быть не могла. Я понимала, что мне следует быть самой собой, даже если я разочарую его. Я стала осознавать целую сеть потребностей других людей: моего мужа, моих детей, моих друзей. Я понимала, что нужды других людей затруднят мне приятие действительности моей близкой смерти и не позволят мне отдаться ходу событий.
Потом внутреннее странствие пошло глубже, и я повстречалась с разными ужасающими чудищами, которые напоминали образы из восточноазиатского искусства: злобные демоны и убогие, голодные сюрреалистические твари, все в странном зелёном свечении. Как будто целый паноптикум демонов был вызван из «Тибетской книги мёртвых» и исполнял свой танец в моей голове. Всякий раз, когда я двигалась к ним или прямо через них, страх улетучивался, и картинка превращалась во что-то ещё, обычно довольно приятное. И пока я смотрела на каких-то склизких злых тварей, в какой-то момент я осознала, что они плоды моего собственного ума и продолжения меня. Я пробормотала: «Хм! Ладно! Это тоже я».
Встреча с демонами сопровождалась тревогой, и дыхание требовало напряженных усилий, но длилось это относительно недолго. Когда же всё это кончилось, я ощутила изумительное количество энергии, струящейся сквозь моё тело. Я чувствовала, что энергии было настолько много, что ни один человек не мог бы вместить её и по-настоящему справиться с ней. Мне стало ясно, что я вмещала столь много энергии из-за того, что в обыденной жизни была вынуждена отвергать её, неправильно ею пользоваться и переносить её на других людей. У меня были мгновения видения себя на разных стадиях моей жизни, когда я примеряла на себя различные роли: дочери, любимой, молодой жены, матери, художницы — и осознавала, что они не могли выполняться, так как были неподходящими вместилищами для моей энергии.
Самой важной стороной этих переживаний была их значимость для понимания смерти. Я видела великолепное развёртывание космического провидения во всех его бесконечных оттенках и разветвлениях. Каждый индивид представлял собою нить в прекрасной ткани жизни и играл какую-то особую роль. Все эти роли были равным образом необходимы для базовой энергетической сердцевины вселенной, и ни одна из них не была более важной, чем другие. Я видела, что после смерти эта жизненная энергия претерпевает преображение и роли перераспределяются. Я видела свою роль в этой жизни: быть больной раком — и была способна и готова принять её.
Я представляла себе и интуитивно понимала движущие силы перевоплощения. Оно было представлено символически как видение земли со множеством путей, ведущих во всех направлениях, они выглядели как ходы в исполинском муравейнике. Мне стало ясно, что было множество жизней перед этой жизнью и множество других будет потом. Замысел и задача состояли в том, чтобы пережить и освоить всё, что бы ни было назначено нам в этой космической постановке. И смерть — только один эпизод, одно преходящее переживание в этой великолепной и вечной драме.
На протяжении своего сеанса у меня были видения картин, скульптур, творений рукоделия и сооружений из целого ряда стран и культур: Древнего Египта, Греции, Рима, Персии, а также доколумбовой Северной, Южной и Центральной Америки. Это сопровождалось многими озарениями о природе человеческого существования. В богатстве своего переживания я открывала, что протяженность моего бытия была намного больше, чем я могла себе даже вообразить.
Что бы ни воспринимала я из мирских дел: происки враждующих стран, междоусобные войны, расовую ненависть и бунты, замыслы продажных политиков или грязные технологии, — я видела себя соучастницей этого, только переносившей на других вещи, которые я не признавала в себе. Я вошла в соприкосновение с тем, что, как я чувствовала, было «чистым бытием», и осознала, что оно не может быть схвачено умом и не нуждается ни в каком подтверждении. С этим пришло осознание того, что у меня была только одна задача — поддерживать протекание энергии, а не «подавлять её», как я обыкновенно делала. Поток жизни символизировался многими прекрасными изображениями струящейся воды, рыб и водных растений и восхитительных танцевальных представлений, одних — величавых и воздушных, других же — более земных.
Как следствие этих переживаний и озарений, у меня развилось принимающее отношение к полноте существования и способность принимать всё, что ни случается в жизни, как в конечном счёте благое. Я делала много восторженных разъяснений насчёт того, как невероятное космическое видение и забава встроены в строение сущего. Так как я позволяла жизненной энергии течь сквозь меня и открылась ей, всё моё тело возбуждённо и восторженно трепетало. Насладившись этим новым состоянием бытия, я свернулась в удобное положение эмбриона.
После примерно пяти часов сеанса я решила снять свою глазную повязку, села и соединилась с окружающим. Я сидела на диване в глубоком покое и расслаблении, слушая дзенскую медитативную музыку и глядя на единственный бутон розы в хрустальной вазе на соседнем столе. Временами я закрывала глаза и возвращалась в свой внутренний мир. Как я увидела потом на плёнке, снятой во время сеанса, моё лицо светилось и имело то выражение блаженства и покоя, какое можно встретить на буддийских скульптурах. Долгое время я не переживала ничего, кроме прекрасного тепла, питающего золотого сияния в виде превосходящего дождя из жидкого золота. В один момент я заметила в комнате чашу с виноградом и решила попробовать несколько виноградин. Их вкус был подобен амброзии, и грозди винограда выглядели настолько прекрасными, что я решила взять несколько из них домой как память.
Ближе к вечеру к нам в комнату зашел Дик. Как только он вошел, мы бросились друг другу в объятия и очень долго стояли, крепко обнявшись. Дик сказал, что ощущает огромное количество энергии, лучащейся из меня. Он чувствовал почти осязаемое энергетическое поле, окружающее моё тело. И потом около двух часов мы пребывали в совершенном уединении, необычайно им наслаждаясь. Что дало мне возможность поделиться своими переживаниями с Диком. Одним из моих лучших воспоминаний от сеанса был душ, который мы принимали вместе. Я чувствовала себя по-особому настроенной на тело Дика, как и на моё собственное, и переживала ощущения изысканной чувственности, каких никогда не ведала прежде.
Потом у нас у всех был китайский ужин. Хотя еду принесли из соседнего пригородного китайского ресторанчика и она была, наверное, среднего качества, я посчитала её лучшим кушаньем, которое я когда-либо пробовала. Я не могла даже припомнить еды, которая доставила бы мне больше наслаждения. И только одна причина в чём-то мешала моим кулинарным утехам — то, что разумом я осознавала, что мне следует как-то воздерживаться от пищи из-за моей почти полной гастректомии.
Остаток вечера мы провели вместе в полном покое, лёжа на диване и слушая стереофоническую музыку. На Дика очень большое впечатление произвела моя открытость и все мои озарения. Он был уверен, что я вскрыла какие-то истоки изначальной космической мудрости, которые были для него закрыты. Он восторгался глубиной того, что я излагала, и непроизвольной уверенностью и убедительностью, с каковыми я говорила о своём переживании.
Я ликовала, излучая хорошее настроение, и чувствовала безусловную свободу от тревожности. Моя способность наслаждаться музыкой, вкусом, красками, струями воды намного усилилась. Дик заключил, что я испытывала просто настоящее удовольствие. Это было настолько заразительное переживание, что Дик сам почувствовал и выразил желание участвовать в психоделическом сеансе. Он решил изучить возможность участия в программе ЛСД подготовки для специалистов, которая также была доступна в Мэриледском центре психиатрических исследований.
Я долго не ложилась спать, разговаривая с Диком, и просыпалась несколько раз в течение ночи. У меня было одно сновидение о работе в библиотеке, и я слышала, как другие говорили: «В этой дзенской ерунде нет никакого смысла». Я улыбнулась про себя, зная, что для них иметь смысл — это что-то слишком простое.
На следующее утро после сеанса я чувствовала себя свежей, раскованной и в большом ладу со всем миром. Дик поставил на магнитофон Бранденбургский концерт Баха, и он казался безукоризненно совершенным. По дороге домой я видела вещи, которых не видела никогда. Деревья, трава, краски, небо — всё давало настоящую усладу, когда я смотрела на них.
Примерно два месяца после своего первого ЛСД-сеанса Джоан чувствовала себя раскованной, ликующей и оптимистичной. Психоделическое переживание также, казалось, раскрыло внутри неё новые царства мистических и космических чувств. Религиозные моменты, которые она пережила в своём сеансе, превосходили узкие традиционные границы католической веры, в которых она воспитывалась. Теперь она обратилась к более вселенским подходам, характерным для буддизма и индуизма.
Недели после сеанса Джоан ощущала так много переполняющей её энергии, что это сбило с толку её лечащих врачей. Они посчитали, что её энергетические способности совершенно не соответствуют её тяжелому клиническому состоянию, и явным образом выразили своё удивление, что она ещё способна передвигаться сама и водить машину. Они также высказали своё сомнение насчёт того, что ей удастся провести приближающиеся летние каникулы в Калифорнии, как намеревалась сделать её семья. Сама же Джоан чувствовала себя очень самонадеянно и верила, что это будет возможно. Последующий ход событий подтвердил её ощущения, и каникулы в Калифорнии оказались необыкновенно значимым и благодарным временем для всей семьи.
Благоприятное развитие было резко прервано в середине января, когда Джоан посетила своего врача из-за непрерывной отрыжки и рвоты. Он обнаружил новое уплотнение в области селезёнки, которое определил как разрастание метастаз. Джоан была очень расстроена, когда, несмотря на подобное открытие, со стороны врача не было предложено никакого конкретного медицинского лечения. Она поняла, что доктор от неё отказался. В этот момент и Джоан, и Дик с необычайной силой ощутили, что Джоан следует пройти ещё один психоделический сеанс, и наш персонал это одобрил. Джоан чувствовала себя очень оптимистично в отношении того, что этот сеанс, возможно, повлияет на её эмоциональное состояние и углубит её философские и духовные открытия. Она также забавлялась мыслью, что, может быть, удастся повлиять на психосоматическую составляющую, которая, как она подозревала, была заложена в этиологии её рака.
Второй сеанс ЛСД происходил в феврале 1972 года. Так как дозировка в 300 микрограммов в первый раз произвела мощное действие, мы и на этот раз решили использовать то же самое количество. Нижеследующий отчёт Джоан о её переживании подводит итог самым важным событиям этого сеанса: