Вторая важная область, которую непременно следовало бы добавить к той картографии человеческой психики, которая представлена конформистской психиатрией, когда мы приступаем к работе с холотропными состояниями, теперь известна под именем -надличностной или трансперсональной. Буквально этот термин означает «простирающийся за личное», или «превосходящий персональное»*. Переживания, которые берут начало на этом уровне, влекут за собой расширение наших обычно признаваемых границ (нашего тела и нашего Я) и ограничений трёхмерного пространства и линейного времени, к которым сводится наше восприятие мира при обычном состоянии сознания. Надличностные переживания лучше всего могут определяться через сравнение с нашим повседневным опытом самих себя и мира, или, точнее, с тем способом, каковым нам надлежит переживать себя самих и окружающую обстановку, чтобы производить впечатление «нормальных» в соответствии со стандартами нашей собственной культуры и современной психиатрии.

В обычном или нормальном состоянии сознания мы переживаем себя как ньютоновы объекты, существующие в границах нашей кожи. Американский писатель и философ Алан Уоттс говорил о таком переживании себя, как об отождествлении с «эго в оболочке из кожи». Наше восприятие окружающего ограничивается физиологическими пределами наших органов чувств и физическими характеристиками среды. Ведь мы не можем видеть предметы, от которых нас отделяет толстая стена, корабли за горизонтом или обратную сторону Луны. Если мы находимся в Праге, то нам не расслышать, что о нас говорят наши друзья в Сан-Франциско. Не почувствовать нам и мягкость каракуля, пока наша кожа не придёт в непосредственное соприкосновение с ним.

Вдобавок, ярко, всеми нашими чувствами мы можем переживать только те события, что происходят в настоящий момент. Мы можем вспоминать прошлые и предвосхищать будущие события или воображать их, и, тем не менее, — всё это переживания, совершенно отличные от прямого и непосредственного переживания настоящего момента. Но в надличностных состояниях сознания ни одно из приведённых выше ограничений не является безусловным и любое из них вполне может быть преодолено. Для пространственно-временного диапазона наших органов чувств нет никаких пределов, и со всей полнотою наших ощущений мы можем переживать происшествия, происходившие в прошлом, а временами даже и те, что ещё не произошли, но произойдут в будущем.

Спектр надличностных переживаний чрезвычайно богат и включает явления с нескольких различных уровней сознания. Таблица 2.2 представляет собой попытку перечислить и классифицировать различные типы переживаний, которые, по моему мнению, принадлежат надличностной области. Я лично пережил большую часть явлений, перечисленных в этой сводной таблице, а также неоднократно в процессе работы наблюдал их у других людей. В контексте этой книги я не имею возможности представить определения и описания всех типов данных переживаний и проиллюстрировать их примерами из клинической работы. Поэтому я отсылаю заинтересованных читателей к моим предыдущим публикациям (Огої, 1975, 1985, 1988).

Как видно из таблицы, надличностные переживания могут быть подразделены на три большие категории. Первая из них главным образом предполагает превосхождение обычных пространственных и временных барьеров. Расширение переживаний за пространственные границы «эго в оболочке из кожи» приводит к переживаниям слияния с другой личностью в состоянии, которое можно было бы назвать «двуединством», к принятию в себя самобытность другой личности или к отождествлению с сознанием целой группы людей, такой, как все матери мира, всё население Индии или все узники концлагерей. Сознание наше может простираться настолько далеко, что, кажется, способно объять всё человечество. И подобные переживания описывались в мировой духовной литературе неоднократно.

Подобным же образом мы можем превзойти пределы человеческого опыта и отождествляться с сознанием различных животных и растений или даже с неким видом сознания, которое, по всей видимости, соотнесено с неорганическими объектами и процессами. В самых же крайних случаях можно пережить и сознание биосферы, всей нашей планеты или всей материальной вселенной.

Нелепые и невероятные, как могло бы показаться какому-нибудь западнику, приверженному монистическому материализму, эти переживания предполагают, что всё то, что мы переживаем в повседневном состоянии сознания только как предмет, в холотропном состоянии сознания обладает соответствующей субъективной представленностью. Так, как будто у всего во вселенной имелась бы своя объективная и субъективная стороны — а ведь именно так всё это и описывается в великих духовных философиях Востока. Индуисты, например, всё существующее видят как проявление Брахмы, а даосы мыслят вселенную как преображения Дао.

Другие же надличностные переживания из этой первой категории характеризуются по преимуществу преодолением скорее временных, нежели пространственных границ — превосхождением линейного времени. Мы уже говорили о возможности достоверного воспроизведения значимых воспоминаний детства и о повторном проживании травмы рождения. Но та же историческая регрессия может идти и дальше и вызывать достоверные зародышевые и эмбриональные воспоминания из разных периодов внутриутробной жизни. Ничем из ряда вон выходящим не является и переживаемое на уровне клеточного сознания полное отождествление себя со спермой и яйцеклеткой в момент зачатия.

Но и на этом процесс восстановления в памяти о нашем создании не останавливается. В холотропных состояниях мы можем переживать события, относящиеся к жизни наших человеческих и животных предков, или даже такие, что, по всей видимости, идут из расового и коллективного бессознательного, как оно описано у К.Г. Юнга. Очень часто бывает, что переживания событий, которые, как представляется, происходили в других культурах и в иные исторические периоды, сочетаются с ощущением личного воспоминания, убедительными ощущениями уже виденного и пережитого. В таких случаях люди говорят о воскрешении воспоминаний из прошлых жизней, или предыдущих воплощений.

Переживания в холотропных состояниях могут увлекать нас и в микромир, в структуры и процессы, которые обычно недоступны нашим органам чувств. К ним принадлежат сцены, напоминающие кадры из фильма Айзека Азимова «Фантастическое странствие», которые изображают мир наших внутренних органов, тканей, клеток и даже вовлекают в полное отождествление с ними в процессе переживания. Особенно захватывающими выглядят опыты с ДНК в соединении с прозрениями в наипотаённейшее таинство жизни, размножения, наследственности. Изредка этот тип надличностного опыта может увлекать нас даже в неорганический мир молекул, атомов и элементарных частиц.

Описываемое до сих пор содержание надличностных переживаний состоит из различных явлений, существующих в пространстве и времени. Они включают элементы нашей повседневной, знакомой действительности — других людей, животных, растения, вещества и прошлые события. Эти переживания настолько связаны с нами, что мы обычно считаем, что сами по себе они не содержат ничего необыкновенного. Они принадлежат к действительности, которую мы знаем, мы принимаем их существование, считая само собой разумеющимися. Так что, говоря о двух вышеописанных категорияхи надличностных переживаний, мы поражаемся не их содержанию, но тому обстоятельству, что являемся свидетелями чего-то, либо полностью отождествляемся с чем-то, что обычно было недоступно нашим органам чувств.

Мы знаем, что в мире существуют беременные самки китов, но нам не свойственна способность доподлинно пережить то, что я и есть такая самка. Мы с готовностью признаем, что когда-то произошла Французская революция, но нам несвойственна способность наяву пережить то, что мы в ней участвуем и, раненые, лежим на парижских баррикадах. Мы знаем, что в мире везде, где мы отсутствуем, происходит множество вещей, но обычно считается невозможным переживать что-либо, происходящее вдали от нас (конечно, не через спутник или телевидение). Нас может поразить также и то, что мы обнаруживаем, что наше сознание связано с низшими животными, растениями и даже с неорганической природой.

Вторая категория надличностных явлений представляется ещё более странной. В холотропных состояниях наше сознание может простираться до сфер и измерений, которые западная индустриальная культура не считает за «реальные». К ним относятся многочисленные видения архетипических существ, богов и демонов различных культур и даже отождествления с ними, посещения причудливых мифологических ландшафтов. В данном случае мы можем достичь интуитивного понимания мировых символов, таких как крест, нильский крест, или анкх, свастика, пентакль, шестиконечная звезда или знак инь-ян. Мы также можем пережить встречу и общение с бесплотными и сверхчеловеческими сущностями, с духами-хранителями, с внеземными существами или обитателями параллельных миров.

На своих самых дальних горизонтах наше индивидуальное сознание может превзойти все границы и отождествиться с Космическим Сознанием или Мировым Умом, известным под многими разными именами — Брахман, Будда, Космический Христос, Кетер, Аллах, Дао, Велкий дух и т. д. Пределом всех переживаний оказывается отождествление со Сверхкосмической и Метакосмической Пустотой — непостижимой и изначальной бессодержательностью и небытиём, — осознающей себя и являющейся исконной колыбелью всего сущего. У неё нет конкретного содержания, но она всё содержит в себе в зачаточном и непроявленном виде.

Третья категория надличностных переживаний содержит явления, которые я называю психоидными, используя понятие, введенное основателем витализма Хансом Дришем и принятое К.Г. Юнгом. Эта группа включает в себя явления, в которых внутрипсихические переживания соединяются с соответствующими событиями во внешнем мире (или, точнее, в соотнесенной с ними реальности), что с ними связаны содержательно. Психоидные переживания покрывают широкий круг явлений — от синхронностей, духовного исцеления и обрядовой магии до психокинеза и других феноменов, демонстрирующих власть духа над материей, известных из йогической литературы как сиддхи (Огог", 1988).

Надличностные переживания имеют множество странных характеристик, вдребезги разбивающих самые основополагающие метафизические предпосылки материалистического мировоззрения и ньютоново-картезианской парадигмы. Те исследователи, которые изучали или лично переживали эти захватывающие феномены, понимают, что попытки конформистской науки отбросить их, как бесполезные игры человеческого воображения или как неустойчивые, вызываемые галлюцинациями продукты больного мозга, наивны и неполноценны. Любое непредвзятое изучение надличностной области психики непременно подтверждает, что феномены, с которыми здесь сталкиваются, решительно опровергают не только основополагающие положения современной психиатрии и психологии, но и всей западной философии науки в целом.

Хотя надличностные переживания происходят в ходе глубокого индивидуального самоосвоения, невозможно толковать их просто как внутрипсихические явления в общепринятом смысле. С одной стороны, они появляются в той же среде переживаний, что и переживания биографические или околородовые, и, таким образом, являются исходящими изнутри индивидуальной психики. Но, с другой стороны, они почему-то прямо, без посредства наших органов чувств, подключаются к источникам информации, которые, несомненно, располагаются далеко за пределами того, что, как общепризнанно, данному индивиду доступно.

Где-то на околородовом уровне психики, по всей видимости, происходит странное переключение: то, что было до этого момента глубоким внутрипсихическим зондированием, становится сверхчувственным переживанием различных сторон мира в целом. Люди, пережившие подобный переход из внутреннего к внешнему, сравнивали его с графикой голландского художника Морица Эшера, иные же рассуждали о «многомерной ленте Мёбиуса в переживании». Судя по всему, данные наблюдения подтверждают базовой догмат некоторых эзотерических учений, таких как тантра, каббала или герметическая традиция, согласно которым каждый из нас является микрокосмом, чудесным образом содержащим в себе всю вселенную. В мистических текстах это выражалось такими формулами, как «что вверху, то и внизу» или «что снаружи, то и внутри».

Наблюдения показывают, что мы можем получать сведения о вселенной двумя в корне различающимися путями. Общепринятый способ обучения основывается на чувственном восприятии, на анализировании и синтезировании данных нашим мозгом. Радикальная альтернатива, которая становится доступной в холотропных состояниях сознания, — это обучение через прямое отождествление с разнообразными сторонами мира. В контексте старой мыслительной парадигмы, притязания древних эзотерических учений, согласно которым микромир способен воспроизводить в себе макромир, или часть может содержать в себе целое, казались до крайности нелепыми, поскольку погрешали против здравого смысла и нарушали элементарные принципы аристотелевой логики. Но всё в корне переменилось после открытия лазера и оптической голографии, проложивших новые пути к пониманию связи части и целого. Голографическое и голономное мышление на первых порах предоставило понятийные рамки для научного подхода к этому необычному механизму (Bohm, 1980; Pribram, 1981; Laszlo, 1993).

Отчёты людей, переживших эпизоды эмбрионального существования, момент зачатия и элементы сознания клетки, ткани и органа изобилуют медицински точными прозрениями, относящимися к анатомической, психологической и биохимической сторонам затронутого процесса. Подобным же образом наследственные, расовые и коллективные воспоминания и переживания прошлых жизней часто предоставляют очень характерные подробности об архитектуре, нарядах, оружии, видах искусств, общественном устройстве, религиозных и обрядовых действиях в соответствующих культурах и исторических периодах и даже о конкретных исторических событиях.

Люди, испытавшие филогенетические переживания или отождествление с существующими видами жизни, не только считают этот опыт необыкновенно достоверным и убедительным, но нередко во время таких переживаний получают необыкновенные озарения относительно психологии, этологии и особых повадок животных или особенностей их размножения. Иногда это сопровождается архаическими мышечными иннервациями, для людей нехарактерными, и даже такими сложными видами поведения, как исполнение брачных танцев представителем какого-либо отдельного вида животных.

Неразрешимые философские трудности, связанные с описанными наблюдениями, сами по себе уже слишком внушительные, кроме того, увеличиваются ещё и тем обстоятельством, что надличностные переживания, столь достоверно отражающие материальный мир пространства и времени, часто появляются без какого-либо разрыва в той же самой размерности, как и переживания другие, такие, что содержат такие элементы, которые западный индустриальный мир реальными отнюдь не считает, и тесно с ними взаимно переплетаются. Сюда, например, входят переживания, содержащие богов и демонов из различных культур, а также такие мифические области, как небеса и райские земли, легендарные и сказочные царства.

Например, у нас может быть переживание небес Шивы, рая ацтекского бога дождя Тлалока, шумерского подземного мира или одного из буддийских горячих адов. Можно также общаться с Иисусом, испытать разрушительную встречу с Кали или отождествиться с танцующим Шивой. Но даже такие эпизоды могут сообщать новые достоверные сведения о религиозном символизме и мифических мотивах, которые прежде не были известны вовлечённой в них личности. Такого рода наблюдения подтверждают идею К. Г. Юнга о том, что, помимо фрейдовского индивидуального бессознательного, мы также можем получать доступ к коллективному бессознательному, содержащему в себе культурное наследие всего человечества (Jung, 1959).

Моя классификация надличностных переживаний является строго феноменологической, а не иерархической, ибо она не определяет уровни сознания, на которых они происходят. Именно поэтому интересно сравнить эту схему с описанием тех уровней духовной эволюции у Кена Уилбера, которые, согласно его представлениям, следуют за полным слиянием ума и тела (в его терминологии это послекентаврические уровни эволюции сознания) (Wilber, 1980). Но параллели между его эволюционной схемой и моей картографией надличностных переживаний обнаружить нетрудно.

Создавая свою эволюционную карту духовно-психического развития, Уилбер использовал исключительно материалы, заимствованные из древней духовной литературы, главным образом из индуизма Веданты и буддизма Тхеравады. Мои же данные были почерпнуты из результатов клинических наблюдений над представителями современной Европы, Северной и Южной Америк, Австралии и дополнены результатами ограниченного опыта работы с японскими и восточноиндийскими группами. Таким образом, моя работа предоставляет эмпирические свидетельства о существовании большинства переживаний, включённых в схему Уилбера. Это также показывает, что описания, содержащиеся в древних духовных источниках, всё ещё в значительной степени относятся и к современному человечеству. Тем не менее, как мы увидим, эти схемы в точности не совпадают, и включение моего материала в его схему потребовало бы определённых добавлений, видоизменений и поправок.

Уилберовская схема послекентаврической духовной области включает в себя тонкие уровни, низший и высший, и причинные уровни, также низший и высший, и так называемое Предельное или Безусловное. Согласно его представлениям, нижний тонкий, или астрально-психический уровень сознания, характеризуются некой степенью отделения сознания от ума и тела, которая превосходит то, что было достигнуто на уровне кентавра. Таким образом, на этом уровне сознание способно превосходить нормальные способности ума и тела и действовать путями, которые казались невозможными и нереальными обычному уму.

По словам Уилбера, «астральный уровень, в сущности, включает в себя переживания выхода из тела, определённое оккультное знание, ауру, подлинную магию, «астральные путешествия» и т.д.». И уилберовское описание психического уровня содержит разнообразные «пси» феномены: сверхчувственное восприятие, предвидение, ясновидение, психокинез и другие. В этой связи он также ссылается на «Йога-сутру» Патанджали, которая относит на счёт психического уровня все паранормальные способности, феномены, демонстрирующие власть духа над материей, или сиддхи.

В высшей тонкой сфере сознание полностью обособляется от обычного ума и становится тем, что может быть названо «над-самостью» или «над-умом». Уилбер помещает в эту область высшую религиозную интуицию и вдохновение, видение божественного света, слышание гласа божьего и высшие божественные силы: духов-хранителей, ангельские существа, личных божеств — иштадевата, дхьяни-будд, и архетипы божеств — и всех их он рассматривает как высшие архетипические прообразы нашего собственного существа.

Как и тонкий уровень, уровень причинный также может быть подразделён на низший и высший. Уилбер полагает, что низшая причинная сфера проявляется в состоянии сознания, известном как савикальпа самадхи, переживания последнего бога, основы, сущности и источника всех архетипических проявлений или явлений более низких божеств, встречавшихся в тонких сферах. Тогда логично, что высшая причинная сфера будет включать «полное и окончательное превосхождение и освобождение в Безвидное Сознание, Беспредельное Сияние». В данном случае Уилбер подразумевает индуистское нирвикальпа самадхи, ниродху буддизма Хинаяны и восьмую из десяти аллегорий Дзен-буддизма о поимке быка*.

На последнем уилберовском уровне, уровне Безусловного, Сознание пробуждается как его Изначальное Состояние и Таковость (татхата), которое является в то же время всем, что есть, будь оно грубое, тонкое или причинное. Различие между свидетельствующим и свидетельствуемым исчезает, и тогда восстаёт весь Ход Мира от мгновения к мгновению, как твоё собственное Бытиё, вне коего и прежде коего ничего нет.

Как я уже упоминал ранее, мои собственные переживания и наблюдения вносят вспомогательные свидетельства о переживаемых состояниях, включенных в Уилберову онтологическую и космологическую схему. Субъекты, с которыми мне приходилось работать на протяжении многих лет, испытывали и описывали переживания большинства явлений, занесённых в его схему. В этом отношении не были исключением и мои собственные сеансы, ибо я лично сталкивался с большинством подобных переживаний и описывал их в своих отчётах. Я считаю эти совпадения чрезвычайно важными, поскольку в моих материалах представлены подлинные непосредственные наблюдения людей современного мира.

В иерархическую классификацию, основанную на моих собственных данных, в нижний тонкий или астрально-психический уровень я бы включил переживания, которые содержат элементы материального мира, но предоставляют сведения о них таким способом, который в корне отличается от нашего повседневного восприятия. Прежде всего, к ним принадлежат переживания, которые по традиции изучаются парапсихологами (а некоторые из них также и танатологами), — переживания выхода из тела, астральные путешествия, феномены сверхчувственного восприятия, предвидение и ясновидение.

Я также добавил бы в этот список переживания явлений, тесно связанных с материальным миром, но обнажающих такие стороны или измерения действительности, которые недоступны обычному сознанию, как, например, непосредственно переживаемое чувство тонкого или энергетического тела и его потоков (нади или токов) и фона (ауры). Представления о перекрестьях, мостах между действительностью видимой и невидимой, обнаруживаемые в тантрической литературе, очевидно, в данном случае особенно актуальны (Mookerjee and Khanna, 1977).

На тонкий уровень я бы также отнёс некоторые важные надличностные переживания, включенные в мою карту, но не упомянутые Уилбером. К ним прежде всего относилось бы отождествление в переживании с различными сторонами пространства и времени: с другими людьми, животными, растениями, с органическими веществами и процессами, так же как и наследуемые, расовые, коллективные, филогенетические и кармические переживания. Этим переживаниям, к моему удивлению, в работах Уилбера не уделяется почти никакого внимания. В своих предыдущих публикациях я уже показывал, что все эти переживания предоставляют доступ к новым достоверным сведениям о названных явлениях, который осуществляется сверчувственными средствами. И они играют важнейшую роль в ходе духовного раскрытия (Grof, 1975, 1980, 1985, 1988, 1998). Вслед за Патанджали, из моей классификации я также отнёс бы сюда йогические сиддхи и, конечно, всю группу явлений, называемых мною «психоидными».

Надличностные переживания из моей картографии, которые могли бы быть приписаны к высшему тонкому уровню, включают в себя видения божественного света, встречи с различными блаженными и гневными архетипическими божествами, сообщение с духами-хранителями и сверхчеловеческими существами, связь с шаманскими животными духами, непосредственное постижение мировых символов, а также случаи религиозного и творческого вдохновения («Прометеевой эпифании»). Видения архетипических существ или происходящие в переживании отождествления с ними, где они могут представляться либо в своём всеобщем виде (например, Великой Богини-Матери), либо в виде своих конкретных культурных проявлений (например, Девы Марии, Исиды, Кибелы, Парвати и т. д.).

В течение многих лет мне сопутствовала удача присутствовать на сеансах людей, чьи психоделические или холотропные переживания имели такие характеристики, которые в уилберовой схеме приписываются низшей и высшей причинной сферам и даже, быть может, переживанию Безусловного. У меня были также собственные переживания, которые, как я полагаю, относятся к этим категориям. В моей классификации эти случаи описываются под такими названиями, как переживания Творца, космического сознания, Безусловного Сознания или Сверхкосмической и Метакосмической пустоты.

В свете вышеперечисленных наблюдений, у меня не остаётся никакого сомнения, что явления, включенные Уилбером в холоархическую схему, действительны не только в отношении переживаний, но и онтологически, и поэтому не являются продуктами метафизических спекуляций или патологических процессов в головном мозгу. Я также полностью осознаю то обстоятельство, что переживание этих уровней не обязательно предполагает постоянного продвижения на более высокие уровни эволюции сознания. А, стало быть, решение вопроса о тех решающих силах, которые предопределяют, когда же скоротечные переживания более высоких уровней сознания приводят к устойчивым переменам в эволюционном строе сознания, — задача наиважнейшая. Мы с Кеном Уилбером уже затрагивали этот вопрос в наших прошлых дискуссиях, и я надеюсь, в дальнейшем еще коснёмся его в ином месте и в другое время.

Общее представление о Большой Цепи Бытия, согласно которому действительность включает полную иерархию (или холархию)* измерений, которые обычно недоступны нашему восприятию, — находка хорошая и очень важная. Было бы ошибочно отбрасывать подобное понимание сущего либо как первобытный предрассудок, либо же как бред психотика, что зачастую делалось прежде. Всякому, кто попытался бы сделать это, следовало бы прежде предложить правдоподобное объяснение того, почему же переживания, которые систематически подтверждают такое усложнённое и всеобъемлющее видение реальности, настолько последовательно происходили в прошлом у людей различных рас и культур, живших в разные исторические периоды.

Как я уже пытался показать это в связи с обсуждением иных вопросв, всякому, кто пытается защищать материалистическую и монистическую позицию западной науки, также следовало бы дать себе отчёт и о том обстоятельстве, что подобные переживания возникают у высокоразвитых, эрудированных и душевно здоровых людей нашего времени (Ого?, 1998). Ведь это происходит не только под влиянием психоделиков, но и в таких столь разных обстоятельствах, как сеансы психотерапии переживаний, медитация людей, вовлечённых в систематические духовные занятия, околосмертные переживания и во время непроизвольных духовно-психических кризисов.

Подытожить в кратком сообщении выводы из ежедневных наблюдений, собранные в ходе более чем сорокалетних исследований холотропных состояний, и сделать свои утверждения заслуживающими доверия — задача нелёгкая. Хотя сам я и имел много личных

переживаний и возможность непосредственно наблюдать большое число людей, находящихся в этих состояниях, и выслушивать их отчёты, на то, чтобы полностью оправиться от потрясения, вызванного моими открытиями, у меня ушли годы. Принимая во внимание ограниченный объем этой книги, я не могу приводить здесь во всех подробностях отчёты о конкретных случаях, которые могли бы пролить свет на природу надличностных переживаний и тех прозрений, которые эти переживания предоставляют нам. Однако я сомневаюсь, что даже эти сведения сами по себе могли бы оказаться достаточными, чтобы люди смогли пересмотреть те глубоко въевшиеся программы, которые западная наука капля за каплей вводила в нашу культуру. Мировоззренческие трудности, которые здесь возникают, настолько значительны, что ничто, кроме собственного глубокого личного переживания не будет соответствовать этой задаче.

Само существование и природа надличностных переживаний попирают некоторые из базовых исходных положений механистической науки. Они предполагают такие, на первый взгляд, нелепые представления, как относительная и произвольная природа всех физических границ, нелокальные связи во вселенной, передача сообщений неведомыми средствами и путями, память без материальной подкладки, нелинейность времени или сознание, связанное со всеми живыми организмами и даже с неорганической материей. Многие надличностные переживания вовлекают события из микрокосма и макрокосма — сфер, обычно недоступных невооруженным органам чувств человека, или времён, предшествующих происхождению Солнечной системы, образованию планеты Земля, появлению живых организмов, развитию нервной системы и появлению человека разумного.

Исследования холотропных состояний обнажают замечательный парадокс относительно человеческого естества. Он отчётливо показывает, что каким-то таинственным, необъяснимым способом каждый из нас несёт в себе сведения обо всём мире, обо всём сущем, обладает возможным доступом ко всем его частям и в некотором смысле является всем космическим сплетением в той же степени, в какой он является лишь его микроскопической частью, лишь отдельным и незначимым биологическим существом. Новая картография отражает это обстоятельство и изображает индивидуальную человеческую психику, как соразмерную в своём существе со всем космосом и всей полнотою существующего. И насколько бы нелепой и неприемлемой ни показалась эта идея учёному, вышколенному в соответствии с традициями, нашему здравому смыслу, всё же, быть может, гораздо легче примирить её с теми новыми революционными разработками в разных научных дисциплинах, о которых обычно говорят как о новой или возникающей парадигме.

Я твёрдо держусь того мнения, что вышеочерченная расширенная картография имеет решающее значениее для любого серьёзного подхода к таким явлениям, как шаманизм, ритуалы перехода, мистицизм, религия, мифология, парапсихология, околосмертные переживания и психоделические состояния. Эта новая модель психики — предмет не только академического интереса. Как будет ясно из следующих глав этой книги, она влечёт за собой глубокие и революционные последствия для понимания эмоциональных и психосоматических нарушений, включая многие состояния, которым в настоящее время приписывают диагноз психозов, и дает новые терапевтические возможности.

Перед тем, как мы начнём более подробно разбирать наиболее далеко идущие последствия и взаимосвязи изучения холотропных состояний для понимания эмоциональных расстройств и психосоматических нарушений, нам, вероятно, следует хотя бы вкратце рассмотреть те понятийные рамки, которые используются в клинической работе и приняты в академических кругах в настоящее время. В общем-то, любые попытки объяснить природу и истоки этих нарушений подпадают под две большие категории. Одни теоретики и клиницисты ратуют за то, чтобы рассматривать эти нарушения как вытекающие из причин, имеющих главным образом биологическую природу, другие же склоняются к психологическим объяснениям. Но чаще всего, однако, психиатры в обыденной клинической практике придерживаются некоего эклектического взгляда и склонны приписывать различные степени значимости элементам, заимствованным из обеих категорий, признавая приемлемой то одну, то другую сторону аргументации.

Органицистки ориентированные психиатры полагают, что раз уж психика является продуктом материальных процессов, происходящих в головном мозгу, то и последние ответы на вопросы психиатрии должны прийти из нейропсихологии, биохимии, генетики или молекулярной биологии. Согласно их упованиям когда-нибудь эти дисциплины окажутся способными обеспечить как достоверные объяснения, так и практические решения большинства проблем, связанных с этой сферой. Обычно подобная ориентация довольно жестко соединяется с приверженностью к медицинской модели и с попытками разработать строгую диагностическую классификацию для всех эмоциональных расстройств, включая и те, для которых никакой органической основы так и не было найдено.

Противоположное же направление в психиатрии делает упор на показатели, имеющие психологическую природу, такие, как роль травмирующих влияний в младенчестве, в детстве или на протяжении последующей жизни, на патогенные возможности внутреннего конфликта, на значение межличностных и внутрисемейных взаимоотношений или воздействие общественного окружения. Подобный склад мысли в своих самых смелых проявлениях распространяется не только на неврозы и психосоматические нарушения, но и на такие психотические состояния, которым медицина вообще не даёт никаких биологических объяснений.

Как логическое следствие подобного подхода, сомнению подвергается вообще справедливость применения медицинской модели (включая и применение её жестких диагностических ярлыков) к нарушениям, которые биологически не предопределяются и, стало быть, явно проявляются как нарушения иного порядка, нежели органические. С этой точки зрения, психогенетические нарушения сами выражают всю сложность движущих сил развития, претерпеваемого нами в течение всей нашей жизни (а с точки зрения трансперсональных психологов и на протяжении всей нашей духовно-психической истории в целом). А раз уж подобные воздействия настолько сильно отличаются у разных индивидов, то и любые усилия, направленные на то, чтобы втиснуть вытекающие из этих воздействий нарушения в смирительную рубашку медицинского диагноза, также имеют очень мало смысла.

Но хотя многие профессионалы отстаивают собственный эклектичный подход, признающий сложное взаимодействие природы и воспитания или биологии и психологии, в мышлении представителей академических кругов и в повседневной психиатрической практике преобладает всё же подход биологический. Ведь в ходе своего сложного исторического развития психиатрия утверждала себя именно как ветвь медицины, что в итоге и придало ей сильный биологический уклон. И базовое направление психиатрической мысли, и сам взгляд на тех индивидов, у которых были эмоциональные расстройства или поведенческие отклонения, и стратегия исследований, и базовое образование и обучение, и судебные меры — всё это находилось под определяющим воздействием медицинской модели.

Такое положение стало следствием двух определяющих обстоятельств. Во-первых, медицина имела успех в случае установления этиологии и разработки действенных методов лечения для особой, относительно маленькой группы умственных отклонений органического происхождения. Во-вторых, она продемонстрировала собственную способность в сдерживании развития и подавлении симптомов многих из таких расстройств, для которых не была найдена конкретная органическая этиология. Её первоначальные успехи в распутывании биологических причин душевных расстройств, сами по себе впечатляющие, на самом деле были чётко обособлены и ограничены лишь малой частью тех случаев, с которыми приходилось иметь дело психиатрии. Ведь медицинский подход в психиатрии потерпел явную неудачу в обнаружении особой органической этиологии заболеваний, которыми страдают огромное большинство её пациентов, — психоневрозов, психосоматических нарушений, маниакально-депрессивных расстройств и функциональных психозов.

Психологическое же направление в психиатрии вдохновлялось новаторскими исследованиями Зигмунда Фрейда и его последователей. Но одни из них, такие, как Карл-Густав Юнг, Отто Ранк, Вильгельм Райх и Альфред Адлер, покинули психоаналитическую ассоциацию или были изгнаны из неё и основали свои собственные школы. Другие же хоть и оставались внутри организации, развивали собственные разновидности психоаналитической теории и техники. В течение XX столетия подобные коллективные усилия вылились в конце концов в создание огромного числа школ «глубинной психологии», значительно отличающихся друг от друга в том, что касается понимания человеческой психики, природы эмоциональных расстройств, а также используемых терапевтических приёмов.

Тем не менее, большинство из этих людей не имели никакого влияния или оказали очень слабое воздействие на базовое направление в психиатрической мысли, и ссылки на их работы появлялись в академических учебниках либо в виде исторических прим