(Следующие ниже материалы являются выдержками из письма, которое написал Свами Тапасьянанда из Миссии Шри Рамакришны и которое было однажды опубликовано в журнале Веданта Кесари.)
Махарши произвёл на меня впечатление человека некоего редкого типа. Я не знаю, является ли он джняни или что он такое. Ибо, как говорит Веданта, джняни может быть познан только (другим) джняни, а я, определённо, не являюсь таковым. Но этот человек, каждый может чувствовать, не принадлежит к обычному типу людей. В наше время мы повсюду сталкиваемся с людьми, чья единственная мысль — улучшение мира и вещи подобного рода. Но здесь присутствует человек совершенного знания, как можно видеть из его поведения и движений, который не имеет такой идеи, которому, по его собственному мнению, нечего добавить ко всей сумме человеческого счастья. Он просто кажется существующим, не желая ничего, не беспокоясь ни о чём. При наблюдении за ним мне ярко вспомнился отрывок из Титы, начинающийся с “Удасинавад” [подобно тому, кто незаинтересован][§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. Насколько я могу видеть,
он кажется не заинтересованным даже в Ашраме, что возник вокруг него. Он просто сидит там; дела продолжаются как события, и другие люди формируют их. Единственной деятельностью Ашрама, к которой он, казалось бы, проявляет активный интерес, является приготовление пищи. Он режет овощи на кухне, и если в какой-нибудь день требуется какое-то особое приготовление, то он наверняка попытается участвовать в готовке некоторых блюд для того дня. Приправка пряностями и другие процессы кулинарного искусства должны выполняться там согласно его указаниям.
Другим моментом, который поразил меня, является его тишина. Между собой мы привыкли спрашивать, шутки ради, почему знаменитые профессора, пересекшие моря, не читают своих лекций по Веданте в безмолвии. Но здесь есть человек, который действительно делает это, если речь идёт о его доктрине Веданты. Когда я попросил рассказать мне что-нибудь о духовности, первое, сказанное им, было то, что Тишина есть высочайшее поучение! Прелесть этого человека состоит в том, что он остаётся верным этой идее в предельно возможной степени. Его представление таково, что у адвайтина нет позиции для формулировки, нет философии для обсуждения. Он сожалеет, что в те дни даже Адвайта стала философией, тогда как в действительности она не предназначена для этого. Вот причина существования столь обширной ведантигеской литературы: когда в уме возникают сомнения за счёт наших возбуждённых интеллектов, такая литература оказывается полезной в их рассеивании. Другими словами, адвайтин говорит только для того, чтобы рассеять сомнение, которое может возникнуть в нём самом или в другом. Наш святой остаётся верным этой идее. Он обычно безмолвствует и говорит лишь немного, если отвечает на какой-то вопрос. Конечно, он шутит и время от времени говорит о других вещах, но догматически, в категорической форме, не говорит о Веданте. Он сказал мне, что отвечает “Да, да” каждому, кто интерпретирует Адвайту, даже некоторым из своих последователей, толкующим его идеи в книгах, опубликованных под его именем. Когда я спросил, касаясь одной книги, приобретённой в Ашраме на книжном складе, насколько идеи, сформулированные в ней, являются его поучениями, он указал, что очень трудно говорить об этом, так как у него не было определённого
учения[***************************************]. Как люди понимают, так они и пишут, и они могут быть правы с определённых точек зрения. Он сам, по его словам, абсолютно не имеет мысли или склонности написать какую- то книгу, но написал несколько стихов, отвечая на упрашивания некоторых людей. И он рассказал мне, что его часто беспокоят люди, которые увлекаются переводом их на тот или этот язык и спрашивают его о верности перевода.
Таким образом, Махарши по большей части остаётся безмолвным, и люди приходят, падают ниц, сидят перед ним несколько минут или часов, а затем уходят, возможно, не обменявшись даже единственным словом! Я сам сомневался, получают ли люди пользу от этих поучений посредством тишины. Но люди тем не менее приходят издалека, чтобы услышать это немое красноречие, и уходят удовлетворённые.
Хотя он говорит лишь немного, довольно поучительно наблюдать его лицо и глаза. В его индивидуальности нет ничего очень привлекательного, но уникальными являются сияние интеллекта и спокойной невозмутимости в его глазах. Его тело почти неподвижно, за исключением тех случаев, когда он время от времени изменяет своё положение или вытирает испарину в том жарком месте. Я осторожно наблюдал его лицо; я обнаружил, что он редко моргает и никогда не зевает. Я говорю это, дабы показать свою достаточную удовлетворённость тем, что отсутствие активности в нём не вызвано инертностью.
Третьим моментом, поразившим меня, было абсолютное отсутствие в нём тщеславия или самомнения. Если бы его одеяние не ограничивалось только набедренной повязкой, каупиной, посетитель мог, возможно, и не различить Раману Махарши. Он ест ту же самую пищу, что и все остальные; нет даже единственного дополнительного пункта или особенного блюда для него. Я специально обратил внимание, что в разговоре он не питает отвращения к использованию местоимения первого лица, в отличие от некоторых других ведантистов, которые используют (третье лицо) “он“ и подобные вещи. Я указываю это, чтобы показать, каким ненавяз
чивым и скромным он является. Его безмолвие, я убеждён, не есть симуляция степенности характера, рассчитанной на то, чтобы держать людей на расстоянии. И когда он прерывает то безмолвие, что случается, если его спрашивают, он производит впечатление милейшего и наиболее дружелюбного из людей.
Он не делает различия между людьми по их благосостоянию или положению в обществе. Я видел крестьян и джентльменов в автомобилях, что приезжали и приветствовались тем же самым молчанием. Они все сидят на полу и получают то же самое гостеприимство. Фактически Махарши кажется совершенно равнодушным к любым денежным выгодам, которые Ашрам может иметь посредством специального обращения, предоставляемого богатым
ЛЮДЯМ.
Я оставался в Ашраме в течение трёх дней. Махарши беседовал со мной очень доброжелательно и совершенно свободно по нескольким вопросам, которые я задал ему. Хотя его манера ответа была не столь впечатляюща, как я ожидал, его мысли всегда ясны, сжаты и свободны от всех представлений узости. Хотя он не читал много, как он сам сказал мне в определённом контексте, он легко схватывает все трудные вопросы в Веданте. Моё впечатление таково: я, безусловно, не знаю, является ли он джняни или кем-либо ещё, но я убеждён, что он милый и привлекательный геловек, равнодушный ко всем обстоятельствам вокруг него, кто не имеет собственной цели для достижения, кто всегда в бдительной готовности, даже когда кажется весьма глубоко поглощённым, и кто, можно сказать, совершенно свободен от жадности и тщеславия. После встречи с ним я действительно полагаю, что видел уникальную выдающуюся личность[†††††††††††††††††††††††††††††††††††††††].

Махарши

Шри К. Лакшмана Шарма