На прошлой лекции мы рассмотрели формы инстинктивного поведения, а сейчас рассмотрим проблему инстинкта как такового. Это очень важная проблема, еще с древних времен многие ученые считали инстинкт противоположностью разумному поведению. Особое противопоставление инстинкта и разума выдвинул в начале XX века Анри Бергсон. По его теории, разум — это «геометрический, мертвый механизм»; инстинкт — механизм сверхъестественный, Богом данный. Инстинкт, по мнению Бергсона, дает чувство жизни. И поэтому он отдавал ему свое предпочтение. В последнее время эти идеи ожили. Возникла новая наука — этология (учение о поведении). Это учение наряду с некоторыми ошибочными концепциями внесло положительные элементы в изучение животных. Основателем этологии был австрийский зоолог Конрад Лоренц. Он выступил против лабораторных экспериментов по изучению животных, которые проводились до него. Лоренц утверждал, что животных надо изучать в естественных, природных условиях. Кроме того, животным надо предлагать модели предметов со специально подчеркнутыми признаками и наблюдать, в каких условиях и как животные реагируют на эти признаки.
Лоренц — ученый с большим литературным талантом Очень интересны его книги «Кольцо царя Соломона» и «Человек ищет друга». Лоренц опирался на теорию, по которой у каждого животного по мере роста созревают инстинкты, появляются особые механизмы поведения. К какому-то времени определенный вид поведения окончательно складывается, его механизмы совершенно готовы, но еще остаются блокированными. В какой-то момент внешние раздражители снимают блокировку с этих раздражителей. В этологии они называются освобождающими механизмами Французский автор Шовен пользуется термином «релизы», т. е. разного рода раздражители, которые снимают блокировку Как только это
происходит, механизм поведения выстреливает и образуется инстинктивное поведение.
Это, как видите, весьма упрощенная концепция инстинктов, которая сводится к следующему К определенному моменту жизни созревает соответствующий механизм в нервной системе, он приводится в состояние полной готовности к действию и ждет только освобождающих раздражителей. Как только раздражитель подействовал, механизм поведения выстреливает. Иногда он выстреливает впустую, т. е. как бы не обращаясь ни на какой объект, и это считается особенно характерным. Эти холостые движения, которые животное производит, собственно, ничего не делая, свидетельствуют о том, что такой механизм есть и что он выстрелил, когда его освободили от блокировки. Хотя никакой пользы от этого не происходит. Это, более ярко выражаясь, его инстинктивная природа. Оно действует, не глядя на объект, не стремясь к какой-нибудь цели.
Очень важно следующее. Лоренц и вообще все этологи считают, что эта схема целиком применима и к человеку. Они не говорят, что человеческое поведение исчерпывается инстинктами, но утверждают, что и в основе человеческого поведения лежит набор первичных, врожденных, готовых, инстинктивных реакций. Лоренц вообще считает, что у животных нет ничего человеческого, но зато у людей имеется очень много животного, и даже что мы еще не совсем люди и подлинно гуманный человек пока не сформировался.
Очень важно поэтому рассмотреть проблему инстинктов вообще, в том числе и у человека.
Этологи полагают, что механизм образования условных рефлексов довольно ограниченный и что наряду с ним существует так называемый импринтинг, т. е. механизм прямого запечатления Импринтинг заключается в том, что к какому-то периоду жизни, обычно переломному, ответственному, у животных и у человека появляется особая восприимчивость к определенным впечатлениям. И вот в зависимости от того, что в это время (очень часто это короткий момент) ляжет на нервную систему животного, то и запечатляется на всю его дальнейшую жизнь. Но поскольку этот период переломный и поскольку импринтинг неустраним до конца жизни животного, он представляется механизмом особенно важным Импринтинг отличается от условных рефлексов тем, что он производится прямо, без какого-то подкрепления. И это очень важно — фиксация опыта
без подкрепления, без образования условной связи. Ведь подкрепление всегда имеет связь между сигналом и последующей реакцией, которая полезна или вредна. А в импринтинге фиксация происходит без участия биологического момента пользы или вреда. Так вот, запечатление — это очень, я бы сказал, выразительный термин, хорошо передающий впечатление наблюдателя. Действительно, для наблюдателя сплошь и рядом дело выглядит таю животное получило впечатление и теперь следует этому впечатлению всю жизнь.
Однако есть два обстоятельства, которые почему-то не учитываются. Одно из них — это то, что в учении об условных рефлексах известно о так называемом образовании условных связей с места, сразу, т. е. не после попыток и подкреплений, а с одного раза, на второй раз вы уже имеете действие условной связи. Такие образования условных связей с места вообще в теории условных рефлексов известны. О них я буду говорить в следующий раз. На это обстоятельство наши физиологи, представители школы Павлова, иногда ссылаются, но они не замечают другого: что эта связь между раздражителями и собственно реакцией подкрепления может возникнуть на основе не только физических воздействий, но и одного ориентировочного рефлекса. А это уже то, за чем проследить трудно. Нужно специальное исследование, чтобы доказать, что здесь имела место ориентировочная реакция, только ориентировочная и никакая другая. И что благодаря ей произошла эта фиксация. А так как это ориентировочное исследование даже внешне не всегда выступает (нужны специальные условия, чтобы выявить его), то оно как бы пропадает Тогда получается такое впечатление вот вам воздействие, вот сразу и результат, а связь между ними остается незамеченной
Если учесть это, а также то, что условные связи могут образоваться не после многократных повторений, а с хместа, с одного раза, и что основанием для этого служит ориентировочная деятельность без какого-нибудь другого физического подкрепления, иногда случаи импринтинга вообще целиком подходят именно под такого рода процессы образования условных связей И нет необходимости предполагать такой импринтинг, когда можно объяснить это явление тем, что уже установлено Зачем здесь второй механизм, когда можно обойтись и первым''' Это ведь общее правило теоретического исследования. Нет смысла придухмывать два объяснения там, где достаточно одного По тут важно другое. Понятие импринтинга —
это понятие механическое, не биологическое, потому что оно означает впечатление независимо от последствий. А это небиологично, так как что-то фиксируется независимо от того, полезно оно или нет, В то же,время принцип подкрепления есть принцип биологический, есть принцип полезности или вредности естественного рефлекса.для жизни животного. Что же касается представления о рефлексивном действии как о сложившемся механизме, который реагирует независимо от обстоятельств и только объективно оказывается полезным в обычных условиях жизни животных, то это именно то, против чего говорят все современные факты по изучению инстинктивного поведения. Нет такого готового механизма, т. е. он может быть, но он не выстреливает таким образом. Вообще, как вы видели, дело не в этом механизме, готовом, врожденном или приобретенном, потому что инстинктивные реакции допускают вариативность, изменчивость в зависимости от обстоятельств даже у самых низших животных. Но это не лишает их этой характеристики инстинктивного поведения. Значит, дело вовсе не в том, что известное поведение является врожденным, известный механизм действия реакции является врожденным. Дело не в этом. Это может быть формой реакции, целиком приобретенной в индивидуальном опыте животных. И все-таки они действуют внутри инстинктивного поведения, они, по сути дела, являются инстинктивными формами.
Это очень важно, потому что другая сторона дела состоит в том, что и у человека есть врожденные механизмы, обнаружение которых происходит до настоящего времени и которые каждый раз снова обновляют учение о том, что и у человека есть инстинктивные формы поведения. Какие это формы? Давно известно из опыта нервной клиники, что существует так называемая спинальная походка. Это очень тяжелый симптом у людей с поврежденным спинным мозгом, когда прерваны пути между головным и спинным мозгом. В этом случае обнаруживаются механизмы такого рода: если больного положить на спину и раздражать его по боку, то помимо ряда других рефлексов у такого больного возникают такие движения: попеременно одна нога выпрямляется, а другая сгибается. Потом эта сгибается, а другая выпрямляется и т. д. Эти механизмы расшифровываются как низшие механизмы походки, при которой конечности попеременно разгибаются и сгибаются. Это известно уже давно. Затем были открыты механизмы более высокого уровня. Это меха-
низмы сохранения равновесия, т. е. механизмы, направленные против падения. Они заключаются в том, что если наклонить животное в одну сторону, то его конечности вытягиваются в противоположную сторону. Тем самым падающее тело находит противовес и восстанавливает вертикальное положение. Значит, имеются такие автоматизмы сохранения равновесия. Издавна был известен хватательный рефлекс у новорожденных. Если новорожденному повести по ладошке штриховым движением, то он хватает. Если взять палочку и дать новорожденному схватиться за ее концы, то он хватается так сильно, что его можно за эту палочку даже поднять. Вот так крепко он держится за эту палочку. Этот хватательный рефлекс, правда, угасает примерно к полутора месяцам жизни. Но вначале он очень сильно развит. Недавно американскими исследователями были обнаружены плавательные движения у младенцев. Оказалось, что если в этом возрасте ребенка положить в воду, то он будет производить плавательные движения. Причем их можно постепенно развить до того, что ребенок начнет плавать в возрасте 4-5 месяцев. Обнаружение этих плавательных движений, которые раньше не замечались у детей, чрезвычайно оживило разговор о том, что найдено доказательство наличия у человека готовых механизмов поведения, т. е. готовые, врожденные механизмы рассматривались как инстинкты. Вот, значит, есть и у человека инстинкты.
Очень важно отметить, что центр тяжести инстинктивного поведения лежит не в наличии готовых реакций. Например, у животных совершенно очевидно наличие инстинктивного поведения Однако дело не в том, что они пользуются своим врожденным набором реакций. Даже у них эти врожденные реакции обрастают таким количеством приобретенных условно-рефлекторных связей, что их основа почти совсем незаметна. А без этих дополнений врожденные механизмы нецелесообразны. Например, щенки при рождении уже могут ползти, передвигаться. Это имеет для них какое-то значение, потому что они сами находят соски матери, сами добираются до пищи. Но вот первоначальное движение даяьше, пожалуй, ни для чего и не служит, а передвижение животного (в том виде, в каком оно выступает, когда оно уже свободно двигается по поверхности) настолько обрастает целым рядом приспособительных рефлексов, что первоначальная схема, т. е ползание, остается глубоко скрытой, она уже не нужна
Но не в этом только дело, не в этом, вообще, суть инстинктивного поведения. Мы будем говорить дальше о навыках, т. е. о приобретенных формах поведения животных, а потом и о разумных решениях задач животными, которые находятся совсем вне врожденных реакций и тем не менее остаются внутри инстинктивного поведения. Значит, очень важно, что не в этом дело, точно так же, как не в этом дело у человека. Потому что можно, конечно, научить младенца плавать в 4-5 месяцев, но ведь нигде, даже у примитивных народов, которые живут, скажем, на островах Тихого океана, дети не учатся плавать в этом возрасте. Они начинают плавать очень рано по сравнению с нашими детьми, но все-таки в несколько лет, а не в 5 месяцев. А для этих механизмов характерно, что если вы их не используете в момент, когда они только дадут о себе знать, то они потом затухают и сами не проявляются. Значит, не в этом дело. А в чем же?
Тут выступает вопрос о механизмах инстинктивного поведения. Очень интересно, что авторы, которые приходят в отчаяние от невозможности определить это инстинктивное поведение, которые предлагают отказаться от термина «инстинктивное поведение», все- таки указывают на то, что самые полные реакции могут быть очень многообразны, но для инстинктивного поведения очень характерно, что они имеют строго определенный конец, завершение. Сами формы поведения могут быть разными, могут быть и врожденными, могут быть, и обычно бывают, приобретенными, но конец в инстинктивном поведении всегда предрешен. Это немножко проливает свет на внутренние механизмы. Как можно, конечно в порядке некоторого предположения, представить себе эти внутренние механизмы? Очень важно следующее: инстинктивное поведение всегда исходит из потребности. Это банальность, общее положение, но очень важное. Например, птицы начинают искать веточки, собирать их только в период гнездостроения, т. е. когда есть потребность вить гнезда для ожидаемого потомства. А вне этого периода они к этим веточкам совершенно безразличны. Значит, обязательно должна быть потребность, на фоне которой возникает определенное поведение.
Потребность всегда ведет к побуждению или к действию в направлении того, что есть в среде и чего не хватает самому организму. Это очень характерная вещь для особого образования потребно-
сти: первоначально потребность обращена к тому, чего недостает, но что само по себе остается неопределенным. Поэтому характерно, что когда потребность возникает, она приводит в действие моторные механизмы — механизмы движения. Тогда появляется очень характерное движение — это так называемое поисковое движение, так как поиск всегда предполагает поиск чего-то. Но поскольку в это время у животного еще нет никаких направляющих моментов на то, чего ему недостает, то предложено новое обозначение. Оно условно, но вполне удачное. Такое поведение называется аппетантным (от слова аппетит), т. е. появляется аппетит, пока неизвестно к чему. В этом смысле оно отличается от просто поискового: поисковое поведение предполагает что-то известное, а тут — неизвестно что. Это поведение выражает состояние потребности.
Когда при таком аппетантном поведении животное сталкивается с каким-то предметом, объектом, то свойства этого объекта действуют на организм как безусловные раздражители. И тогда животное обращается к объекту, обладающему этими свойствами. Какие же это свойства? Это такие свойства, которые полезны животным и способны служить раздражителями. Вот, скажем, птица. Сначала она не знает, чего хочет, зачем она вылетает в окружающий мир. Потом она сталкивается, скажем, с какой-то веточкой. Отдельная веточка, именно как отдельная веточка, является раздражителем, который приводит к тому, что птица схватывает ее и несет. Но раздражитель должен быть для чего-то, должна быть какая-то инстанция, которая воспринимает некое свойство объекта как безусловный раздражитель. А потребность сама по себе такой функции выполнять не может. Поэтому очень важно указать, что у животных кроме потребности имеется и другая инстанция — это специфическая чувствительность. Получается, таким образом, что потребность, когда она возникает у животного, действует на две инстанции (не на одну, а на две). Одна инстанция — это инстанция движения, другая — это инстанция специфической чувствительности.
Значит, потребность, во-первых, возбуждает двигательные зоны и ведет к аппетантному поведению. Во-вторых, она одновременно возбуждает специфическую чувствительность. Когда животное наталкивается на объект, обладающий свойствами раздражать безусловным образом специфическую чувствительность, тогда чувствительность уже вызывает движение. И мы получаем вторую сторону
поведения — не аппетантное, а специфическое поведение. Для примера с птицей — это поведение захвата веточки.
Специфическое поведение, направленное на объект, в конце концов заканчивается тем, что этот объект захватывается (уносится, укладывается в гнездо и пр.), т. е. оно имеет конечный результат. Достижение этого конечного результата является сигналом, который j гасит специфическую чувствительность, не сразу, конечно, гасит (например, если птица приносит одну веточку, то из нее гнезда не lt; совьешь). Но этот акт заканчивается. Если специфическая чувстви- ) тельность удовлетворяется не полностью, значит, и потребность тоже удовлетворяется не полностью, и этот акт повторяется. Но если, например, взять инстинкт насекомых, разбитый на отдельные звенья, получится так: животное выполнило какую-то часть общего поведения, эта часть закончена, специфическая чувствительность теряется, и ее торможение ведет по общему правилу к возбуждению специфической чувствительности № 2, отвечающей второй части акта. Так может быть и специфическая чувствительность № 3, и т. д., пока, наконец, вся цепочка отдельных актов не будет закончена и последний акт не погасит эту потребность.
Вот как можно себе представлять механизм поведения. Движения могут быть всякие. Здесь могут быть и врожденные механизмы, и приобретенные. Важно то, что эти движения, если они побуждаются одной потребностью, носят общий характер аппетантного поведения. Если потребность связана со специфической чувствительностью, то при встрече с безусловным раздражителем она дает специфическое поведение, которое, собственно, и выступает как инстинктивное
Таким образом, внутренним механизмом инстинктивного поведения является специфическая чувствительность, связанная с основной потребностью. Как мы увидим в дальнейшем, если мы уничтожим это звено, то у нас получится, что все приобретается только в индивидуальном опыте, нет предустановленного отношения к объектам среды. А эта сфера — специфическая чувствительность — создает заранее предопределенное отношение к объектам внешней среды. Значит, не формы поведения, не формы реакции имеют значение, а предопределенные врожденными механизмами отношения к объектам внешней среды как к безусловным раздражителям. Как только животное наталкивается на объект с определенными свойствами,
так оно ничего не может делать, кроме как реагировать на объект совершенно определенным способом, т. е. потребность животного I прочно связана со специфическим механизмом чувствительности и
через него — с определенными объектами среды. Значит, движения, которые производит животное и при разведывании среды, и при захвате объекта, могут быть разными, но конечный результат не ме- ; няется, он предустановлен жизнью организма. Отсюда возникает предопределенность конечного результата. Пути достижения объекта могут быть разными, но конечный результат предопределен.
Это обстоятельство имеет фундаментальное значение для оценок возможности животного и по сравнению с ним возможности человека. Вот где ключ к инстинктивному поведению — не в потребности, не в реакции, а в специфической чувствительности, предустанавливающей отношение животного к определенным объектам среды. Причем к каким объектам? Они выделяются не тем, что нужно для жизни животного, но тем, что определяет его поведение. Это поведенческий раздражитель, а не органический. Значит, используются не те свойства объекта, благодаря которым животное живет, а те, которые направляют его реакции во внешней среде. Оказывается, вся жизнь животного накрепко связана с определенными объектами среды специфической чувствительностью к внешним свойствам этих объектов. А она, специфическая чувствительность, накрепко связана с соответствующей органической потребностью. Значит, если говорить об инстинкте, то им является органическая чувствительность, накрепко связанная со специфической чувствительностью