Перейдем теперь к проблеме, которая была намечена уже в начале этой главы, но более конкретное обсуждение ее было невозможно, пока мы не преодолели трудности определения мотива. Речь идет о роли мотива в процессе регуляции алгоритма деятельности. Как известно, регуляция основывается на применении форм поведения к изменяющимся требованиям ситуации, и классическую ее схему можно проиллюстрировать с помощью структуры отрицательной обратной связи. Например, Ян, который проявлял сердечность по отношению к X, имел в связи с этим неприятности. Поэтому он изменяет свое отношение к нему на враждебное. Когда и это не дает результата, он начинает избегать X. Этим трем видам деятельности могли бы соответствовать три мотива:
1) «чтобы не иметь неприятностей, надо проявлять сердечность в отношении к X»;
2) «чтобы не иметь неприятностей, надо проявлять неприязнь в отношении к X»;
3) «чтобы не иметь неприятностей, надо избегать X».
Изменение в содержании первого и второго мотивов наступило в результате ситуации, возникшей в ходе реализации заключенной в них программы. Изменение это было проявлением ретуляции отношений Яна к X. Роль мотива в этой регуляции основывалась на том, что каждый раз он составлял закрепленное в памяти формулирование программы и цели данного действия.
Программа эта путем соответствующего выбора средств давала действию определенное направление. Ян, уясняя ее себе в ходе реализации деятельности, мог постоянно контролировать ее течение. Если, следовательно, руководствующийся первым мотивом Ян будет обижен X, то, придерживаясь в это время установленной программы, он будет делать вид, что ничего не заметил, и продолжать относиться к X сердечно и в дальнейшем.
Цель действия позволяла пересмотр программы с точки зрения эффективности ее реализации. Когда Ян убедился, что сердечные отношения к X, которые должны были избавить его от неприятностей, вызывают их, он изменил программу на другую, по его мнению более правильную. Так, следовательно, формулирование мотива, закрепленное в памяти, влияет на ход деятельности, выявляет ее программу и позволяет контролировать ее эффективность с точки зрения требуемой цели.
Как можно судить на основе вышесказанного, роль мотива в процессе регуляции деятельности основывается на том, что он становится фактором, направляющим деятельность, так же как обозначенная на карте дорога указывает направление пешеходу, помогая решить, пойдет ли он влево или вправо на ближайшем перекрестке, или как перфорированная лента, вложенная в регулятор автоматического токарного станка, руководит очередностью и качеством выполняемых на нем операций в соответствии с зафиксированной в комплексе отверстий программой. Контролирующую функцию мотива можно было бы представить образно на примере контрольных ламп, которые загораются тогда, когда запрограммированный процесс не приводит к ожидаемым следствиям.
Утверждение, что сформулированная и зафиксированная в памяти цель может играть роль критерия эффективности реализованной деятельности, устанавливая одно из необходимых условий сознательной регуляции действия, не вызывает возражений как с общей, так и со специальной точек зрения. Цель эта в процессе регуляции служит понятийной моделью требуемой ситуации, с которой сравнивается информация об истинном состоянии ситуации. Больше возражений встречает утверждение о направляющей роли программы действия, сформулированной в мотиве. Встает вопрос: каким образом цель может руководить деятельностью? Ставящие этот вопрос полагают, что управление имеет место только тогда, когда один материальный предмет влияет на другой предмет посредством некоторого приложения энергии. Например, человек, едущий на велосипеде, поворачивает руль усилием своих мышц. Существует, однако, иное, более широкое понимание управления, согласно которому «управление является... передачей информации, предполагающей вызвать в результате направленные ситуационные изменения» (Греневский, 1959, стр. 54). Способ передачи информации с точки зрения этого определения несуществен, зафиксированное в памяти содержание мотива является, несомненно, определенным набором информации и влияет на действие. Таким образом, утверждение, что мотив может управлять действием человека, является столь же верным, как и утверждение, что перфорированная лента, вложенная в цепь импульсов, приводящих в движение автомат управляет происходящими в нем производственными процессами.
Несколько пояснений. Очевидно, что сама проблема роли мотивов в процессе регуляции связана со значительно более широким вопросом из области теории передачи информации и требует особого обсуждения. В данном случае она будет затронута лишь в той мере, в какой это необходимо для наших целей. Последующая часть этого раздела посвящена нарушениям приспособления (дизадаптациям), иллюстрирующим на практике значение контролирующей и управляющей функций мотива в процессе регуляции человеческой деятельности. Обратим, например, внимание на то, какую большую роль в психотерапии играет внушение пациенту соответствующего мотива. Предположим, психотерапевт убеждает пациента, что, если он не будет разговаривать с женой после ссоры, это вряд ли улучшит семейную обстановку, тогда как откровенный разговор и букет цветов разрешат многие конфликты и подчеркнут его общественную зрелость. Тем самым психотерапевт старается подсказать пациенту такой мотив, который позволил бы ему выйти из замкнутого круга взаимных супружеских жалоб и выдуманных обид.
Останавливаясь на нарушениях приспособления, нужно заметить, что в конфликтных ситуациях мы часто встречаемся с большими трудностями в формулировании мотива. Нервное напряжение, раздражающее окружение, сознание, что не существует верного решения, ведет к отказу от овладения ситуацией и к пассивному подчинению ходу событий. Всякое вмешательство извне принимается недоверчиво. В подобных положениях блестяще оправдывает себя имеющий на первый взгляд мало смысла тип психотерапии, называемый по-английски client-centered therapy (Роджерс, 1951) и в принципе основанный на том, что пациенту создаются условия для спокойного, целенаправленного монолога с самим собой. Психолог только вставляет в разговор замечания, говорящие о его заинтересованности и удерживающие монолог пациента в русле существенных проблем, а также придающие ему более строгий и конкретный характер. Тем самым пациент побуждается к правильной формулировке своих проблем в доброжелательной, спокойной обстановке и часто сам находит выход из ситуации, конструируя правильный мотив. Собственный, достаточно убедительный и конкретный мотив становится лучшим стимулом для деятельности, ведущей к психическому равновесию. Это признано на практике. Об этом свидетельствует тот факт, что, собственно, все применяемые методы психотерапевтической техники имеют целью или подсказать пациенту соответствующий мотив, или создать ему условия для формулирования предметного мотива. Поэтому в одних методах преобладает объяснение и внушение, другие носят успокаивающий характер, способствуют ликвидации затруднений при конструировании или одобрении соответствующего мотива. Типичным примером трудностей в одобрении мотива являются, например, те, которыми страдают психастеники из-за необычно высоких требований, предъявляемых к своим мотивам.
Приведем пример. Й. 3., 30-летний психастеник. Одинокий, живущий далеко от города, измученный продолжительными поездками, он хотел обменять свою комнату на расположенную ближе к городу. Дал объявление в газету, нашелся желающий обменяться. И тут начались бесконечные размышления о том, каким условиям должна отвечать новая комната и нужно ли в самом деле переселяться. Й. 3. постоянно утверждал, что не имеет достаточных оснований для окончательного решения, каждый из формулируемых по очереди мотивов отбрасывал как слишком поверхностный, малообоснованный. Продолжалось это три месяца и кончилось тем, что он остался на старом месте. Факт этот приобретет еще большее значение, если сказать, что почти все житейские дела Й. 3. оканчивались таким же образом. Способный, образованный, обладающий чувством собственного достоинства человек занимал на работе подчиненное положение, не дающее никаких перспектив на будущее.
Ясно видно, как неспособность к одобрению мотива, а именно одного из его элементов — программы деятельности, нарушает процесс регуляции деятельности. Интересной является также проблема нарушений приспособления, основанных на неспособности к изменению мотива и принятию нового, реализация которого могла бы вывести данную личность из состояния неприспособленности. Рассмотрим ее на примере, взятом из исследований, проведенных в 1954—1956 годах на группе 30 невротиков (Обуховский, 1959), отметив одновременно, какую большую роль в возникновении невроза играет неспособность к изменению мотива, связанного со слишком высокими требованиями.
К. Р., спокойный, трудолюбивый 50-летний мужчина. В детстве ничем особым в поведении не выделялся. Школу закончил со средними результатами. Молодым человеком начал работать на железной дороге, 11 лет спустя стал продвигаться по службе, через 20 лет занял должность в службе безопасности движения. Это была руководящая должность, связанная с большой личной ответственностью. Работал с постоянным напряжением, нередко по 15 часов без перерыва. Это страшно утомляло его, он часто болел, но никогда ему не приходило в голову уйти с этого места. «Нервы, однако, все чаще отказывались слушаться». Каждый телефонный звонок мог означать несчастье. Когда поблизости произошла железнодорожная катастрофа, появилось чувство сильного страха.
Именно в это время материальные условия его сложились таким образом, что он стал собственником даомика с .садом и пасекой. Появилась возможность спокойной жизни, о которой он когда-то мечтал. Но он не мог, однако, на это решиться. Возник новый конфликт — не только между требованиями работы и его нервной устойчивостью, но также между его стремлениями удержаться на месте, которого он добивался столько лет, и желанием тихой и более отвечающей особенностям его личности работы на пасеке.
Вскоре, кроме страхов перед предвещающим неприятность телефонным звонком, появились новые болезненные явления, которые сделали работу совершенно невозможной и вынудили его к долгому лечению. К. Р., однако, надеется, что после выздоровления сможет работать на старом месте. Психотерапия типа убеждения не принесла никаких результатов. К. Р. соглашается со всеми аргументами, но тем не менее остается при своей точке зрения: утверждает, что уже слишком стар, чтобы изменить свою жизнь, понимает, что работа, которую он выполнял, была «не для его нервов», но считает, что, выдержав столько лет, выдержит и до пенсии.
Пример этот иллюстрирует одну из наиболее часто встречающихся психотерапевту ситуаций — пациент по какой-либо причине не может согласиться на одобрение мотива, который вывел бы его из состояния неприспособленности.
Следует вспомнить еще об одной очень существенной особенности мотива. Покажем ее на примере умственно отсталых детей. Из клинических описаний известно, что деятельность этих детей слабо направлена, они не обладают выдержкой в работе и не способны к продолжительной конструктивной деятельности. Интересные результаты при изучении этой проблемы были получены в одной из советских школ для умственно отсталых детей (Пинский, 1962). В этой школе был организован кружок юных натуралистов с целью пробудить у учеников интерес к научно обоснованным формам полевых работ. Каждый ученик получил свою делянку и выбрал достаточно сложную задачу, например о влиянии азотных и фосфорных удобрений на скорость созревания овса. Предполагалось при этом, что ученики, сами выбравшие темы, проявят необходимую инициативу, настойчивость в работе над ними. Случилось иначе. Не отдавая себе отчета ъ характере и значении избранной темы, ученики превратили свои делянки в обычные грядки, на которых, как и всюду, росли огурцы или картофель, и не проявляли никакого интереса к применению рациональных способов выращивания. Результат согласовывался с тем, чего следовало ожидать от умственно отсталых.
Однако преподавательница Якушева не отказалась от педагогических усилий и выработала сложную систему инструкций и пояснений, сформулированных так, что они стали вполне доступными сознанию умственно отсталых. Задания при этом были пересмотрены, оставлены только простые, например получить большое количество картофеля с одного клубня. Наряду с понятной программой, которую устанавливало задание, дана была также понятная цель — участие во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Эффект был необычайным. Ребята из кружка получили несколько медалей и неоднократно принимали участие в выставке, что являлось наградой за высокие достижения.
Опыт этот показал, какую большую роль играет формулирование понятного и убедительного для данной личности мотива, и подтвердил, что только такой мотив может полностью выполнить свою функцию направления и контролирования поведения человека. Таким образом, мотив, представляющий только набор слов, который дает возможность предпринять определенную деятельность, не всегда может участвовать в ее регуляции. Достаточно вспомнить неумелость и неэффективность деятельности, опирающейся на «пустые» стандартные фразы, — описание подобной деятельности, вслед за Славомиром Мрожеком, способствовало успеху многих сатириков. Нет необходимости вновь подчеркивать здесь ту решающую роль, которую играет во всех отраслях практической психологии проблема зависимости между содержанием мотива и эффективностью деятельности.