Они заключаются в том, что прежде всего (и это очень важное обстоятельство) в процессе антропогенеза происходит отмирание животных инстинктов и не образуются никакие новые инстинкты.
ш
Почему отмирают животные инстинкты? Потому, что отношение человека к окружающей среде теперь преломляется через систему общественных отношений, которые совершенно (в каждом обществе по-своему) изменяют значение внешних раздражителей.
Я уже говорил, что у примитивных племен имеется целый ряд запретных предметов. Они запретны потому, что по своим естественным качествам вызывают к себе почтительное отношение, т. е. это животные, которых можно съесть, или это растения, которые можно собрать, высушить, перемолоть, употребить в пищу и пр., но их нельзя есть, нельзя собирать потому, что они запретны из-за магических представлений. Подобные запреты неукоснительно соблюдаются, и их нарушение жестоко карается, знания об этих табу воспитываются в таком обществе у его членов с первых лет жизни.
Или другое, скажем, предмет охоты или собирательства. И охотятся и собирают вещи, которые можно употребить в пищу, которые вообще нужны. У животного это отношение прямое — нашел что-то съедобное и съел его. А в человеческом обществе считают, что этот предмет нужно добыть, иногда даже с большим трудом, потому что охота, например, всегда нелегкое дело. А после распределения добычи ты можешь вообще ничего не получить или получить не то, что хотел, т. е. не лучшую часть добычи. Значит, отношение к предметам (положительным раздражителям) диктуется не только самим этим предметом, но входит в систему условий, вырабатываемых обществом
И то же самое человек проявляет по отношению к отрицательны;^ раздражителям, т. е к тому, что причиняет ему боль или даже песет смертельную угрозу. А общество требует от человека вести себя иначе, чем это диктуется ему непосредственно страхом, вызванным этими угрожающими предметами Система общественных отношений, которая становится между человеком и предметами окружающей среды, ведет к тому, что первобытные общины, которые вначале еще подобны стаду животных, могут выжить только в том случае, если система инстинктивного, т. е непосредственного, отношения к среде разрушается. А где этого не происходит, там первобытные общины в результате естественного отбора просто вымирают. Выживают лишь те, где торможение инстинктивного отношения к естественной среде удается, и в результате этого систематического торможения в конце концов наступает отмирание инстинкта Это можно проследить на протяжении всего громадного периода антропогенеза. Отмирание инстинктивного отношения к среде не сразу охватывает все формы инстинктивных реакций. Сначала оно распространяется на предметы потребления и на предметы, которые нужно защищать, т. е. где идет речь о добывании средств существования и защите от врагов, а потом, с развитием внутриобществен- ных отношений, распространяется и на другие сферы (например, на межполовые отношения).
Теперь мы можем понять (если примем условную схему инстинктов, о которой я уже говорил), об исключении какого механизма идет речь. Я вам раньше говорил, что инстинкт характеризуется не столько набором реакций, которые могут быть и очень жесткими, как у насекомых, и не совсем жесткими, как у высших животных, сколько тем, что какая-нибудь органическая потребность связывается с особой инстанцией — инстанцией специфической чувствительности к определенным предметам среды как к безусловным раздражителям. Если возникает потребность (скажем, голод), то это активизирует специфическую чувствительность. И когда животное в этом состоянии встречает предмет, который содержит соответствующий безусловный раздражитель, то этот раздражитель воздействует на специфическую чувствительность, вызывая положительные или отрицательные двигательные реакции. Такие реакции являются производными от этого механизма. Что же происходит с торхчоже- нием специфической чувствительности? Когда она в результате систематического торможения и отбора тех экземпляров, у которых она меньше выражена, ослабевает, предметы постепенно становятся условными, а не безусловными раздражителями.
Здесь очень важно понять, что потребности остаются Наличие аналогичных органических потребностей у человека и животного очень часто и приводит к утверждению, что у человека имеются такие же биологические потребности, как и у животного. Это очень большая, принципиальная ошибка, которая вызывает бесконечные споры насчет социального и биологического в человеке. Не различаются при этом чрезвычайно важные детали, а именно то, что потребность, лишенная механизма специфической чувствительности, есть уже не биологическая потребность, а только органическая. А категория органического отличается от категории биологического тем, что «биологическое» означает отнесенность к определенно-
му типу жизни, характерному для того или иного вида живых существ. Определенный предмет среды выступает для определенного животного безусловным раздражителем, и оно должно или избегать его, или стремиться к нему А если этого нет, тогда потребность не ослабевает, а только лишается предопределенного отношения к предметам внешней среды. Какими предметами теперь будет удовлетворяться такая потребность — зависит от опыта данной группы людей. Вот мы, например, считаем, что лягушек есть противно и вроде бы аморально, а французы едят их с удовольствием, считая это мясо похожим на куриное. Значит, дело не в том, что можно или нельзя есть из-за биологических соображений, а в том, к чему приучили человека в данной группе.
Я уже говорил, что наши северные народности кормят своих оленей грибами и направляют оленьи стада туда, где растут грибы, а сами же грибов не едят и считают их совершенно несъедобной пищей. Хотя у нас грибы называют мясом второго сорта. Это очень питательная вещь, а они не едят, хотя всегда испытывают недостаток в продуктах питания. Так вот, когда вы имеете потребность, не связанную со специфической чувствительностью, тогда и выбор объекта, и способы добывания объекта, и потребление объекта диктуются тем, как живет данная группа людей. Значит, органическая потребность отличается от биологической потребности тем, что биологическая потребность имеет еще такой аппарат, в результате которого предопределяется отношение животного к внешней среде. А потребность органическая не предопределяет отношения к внешней среде. Если это учесть, тогда станет понятно, что все разговоры о том, что, мол, такие потребности, как голод, жажда, половые потребности, идут от животного, неверны. Эти потребности идут от животного в такой мере, как и весь организм идет от животного. Но у нас-то уже другой организм, он внутренне изменен. Значит, мы имеем органические потребности, не предопределяющие ни объектов, ни способов добывания этих объектов. И здесь уже целиком открывается поле для общественного воспитания поведения и представления об этих вещах. А животное не может стать ничем, кроме того, что оно есть, так как самим строением организма оно накрепко связано с определенным отношением к внешней среде. Потребность органическая остается, но она уже не биологическая в том смысле, о котором я говорил. Она уже не предопределяет ни
состав объекта, ни способы добывания и потребления этого объекта. А у животных дело именно так и обстоит: потребность связана с дополнительной инстанцией, которая и предопределяет форму отношения к внешней среде. Значит, одним из важнейших достижений процесса антропогенеза (о чем, к сожалению, очень часто не упоминается) является освобождение от инстинктов — разрушение инстинктивного отношения к среде.
Второй вопрос заключается в выяснении того, почему не образуются новые инстинкты. Ну, скажем, врожденные, биологические инстинкты недостаточны для человека, мешают человеческой форме жизни. А почему не образуются собственно человеческие инстинкты? Ведь в условиях, в которых существовало первобытное человечество, давно бы сложились разные виды и формы инстинктов. Инстинкты образуются относительно легко, и за то время, которое существует человечество, могли сложиться новые типы. Почему они не складываются сообразно общей системе отношений? А потому, что у человека нет постоянного отношения к среде. И, между прочим, на ранних уровнях развития человечества это было еще более ярко выражено, чем в наше время. Потому что функции человека в первобытном обществе систематически менялись, как раньше говорили, «в связи с возрастом». Но возраст здесь является лишь внешней характеристикой того, что имеется в виду на самом деле. Поэтому будет интересно познакомиться с тем, что кроется за так называемым возрастным разделением труда в первобытном обществе.
Есть некое знаменитое установление во всех первобытных обществах. Это так называемый обряд инициации, т е обряд посвящения мальчика во взрослого мужчину Это происходило в 12-14 лет и связано с очень длительными и трудными испытаниями. Мальчика, который претендует на звание мужчины, проверяют на выносливость к голоду, жажде, боли. Его связывают, наносят ему довольно мучительные ранения и смотрят на его реакцию. Если он дрогнет, то считается не выдержавшим испытание. Имеются интересные сведения, что в первобытных обществах есть старики, которые считаются невыросшими и всю жизнь пребывают в женском сообществе. Это именно те, которые не сумели выдержать испытания «на взрослого мужчину».
Другой интересный вопрос кто такие старейшины? Это в основном, конечно, пожилые люди. Но сплошь и рядом среди старейшин попадаются люди в возрасте 25-30 лет, которые, однако, счи-
таются уже старыми. Старыми по опыту, по умению разбираться в обстоятельствах, по способности находить правильные решения. Итак, возраст, как правило, говорит о готовности выполнять определенные общественные функции. Но когда мальчика, выдержавшего все испытания, называют взрослым, то это вовсе не значит, что ему разрешено все, что и взрослым. Это вовсе не так. Он может лишь участвовать в охоте, но не больше того. Он, скажем, не входит в группу женатых мужчин, потому что женатые люди имеют особый опыт в жизни. Следующая ступень — это люди, имеющие детей. Ведь тот, у кого нет детей, не может понять многих обстоятельств, связанных с рождением и воспитанием детей. Кажется, что общественный статус определяется по внешним признакам, но на самом деле он зависит от опыта и умения решать сложные вопросы. С этим связаны и права людей, и их отношение к вещам. Так, юноши, которые уже признаны охотниками, теперь не только могут, но и должны охотиться. Однако распределять добычу они еще не имеют права, потому что не знают, как это правильно делать. И потому распределяют добычу старейшины, а молодым достаются обычно не лучшие куски. Значит, все зависит не от желания человека, а от его положения в племени. Отношение человека к окружающей среде меняется по мере возрастания его жизненного опыта и способности решать всё более сложные задачи. В связи с этим меняются и его права на долю общественного дохода, и его отношение к окружающему миру Вот почему у человека не могут сложиться никакие постоянные инстинктивные отношения
Итак, первой внутренней чертой процесса антропогенеза является освобождение от инстинктивных отношений к естественной среде. Второе связано с тем, что новая, человеческая, форма жизни заключается в общественной организации. Внутри новых отношений — отношений простой кооперации впервые становится возможным систематическое использование, а потом и изготовление орудий труда. А совместная организация деятельности по добыванию средств существования и защите от врагов ведет к развитию языка, что вызывается необходимостью сообщения чего-то друг другу Речь надо отличать от животных сигналов У животных тоже есть сигнализация, которая вырабатывается биологически, но не индивидуально Это именно сигнализация, которая вызывает у них непосредственную биологическую реакцию — бегство или, наоборот,
собирание в кучу и т. п. В первобытном человеческом обществе возникает необходимость сообщения чего-то, а не в сигнале, который заставляет непосредственно реагировать. Так появляются первые зачатки языка, речи, а это присуще умственному плану. У животных нет памяти отдельно от восприятия. У них память участвует в оформлении восприятия, а если она дает картины прошлого, то эти картины воспринимаются как актуальные ситуации, т. е. как действительно происшедшее. Для животного характерно, что если оно во сне видит охотничью сцену, то оно и в сновидении живет как в действительности. Для него сновидения, а тем более галлюцинации (это формы ошибочные, ложные) на деле выступают как восприятия. Животное живет только в плане восприятия. У животных есть мышление и разумное решение задач. Но и это разумное решение задач тоже происходит только в плане восприятия, за пределы которого животное не выходит. А у человека благодаря языку и речи наряду с планом восприятия возникает еще один план — идеальный. Вот это очень важно. Сначала он возникает как объективный план общественного сознания. Ведь язык есть форма общественного сознания. Возникает особая действительность — действительность языка и построенная на ней речь. И вот это-то, собственно, и создает возможность нового умственного плана.
Под умственным планом следует понимать не просто то, что происходит в уме, а то, что происходит в уме и осознаётся как отличное от того, что происходит во внешнем плане. В действительности люди видят от случая к случаю галлюцинации или сновидения внутреннего плана — собственного плана сознания Это возникает только у человека. И далее на канве объективно-общественного сознания труд начинает вышивать узоры того или другого понимания вещей. Труд может быть разным в различных обществах, но сущность его заключается в следующем: сначала идет производство орудий, а потом с их помощью — производство одежды, жилых строений, посуды и т. д. Затем в вещах обнаруживаются внутренние свойства, не совпадающие с их внешним обликом. Так впервые человек различает видимое явление и внутреннюю сущность. Для животных такого различия не существует. Вспомните ошибки животных, которые по типу внешних отношений стараются установить и физические отношения. Помните, когда обезьяна берет лестницу и ставит ее к стене, что кажется ей вполне плотным прикреплением?
Таким образом, для животного не существует различия видимого и истинного качества. Животное способно только к восприятию внешнего. А человек может отделить видимое от сущности.
С изготовлением любых предметов и прежде всего орудий труда начинает вырисовываться понятие цели. Это не всегда различают и говорят, скажем, о целях у животных: например, цель животного в том, чтобы захватить какой-то объект. Это не цель, это просто неточное выражение. Надо отличать цель как то, чего нет и что должно быть, от того, что есть в естественном виде в природе и что составляет предмет достижения. Таким образом, одно дело — настигнуть добычу, которая уже имеется, в природе, а другое дело — произвести хотя бы простейшее орудие труда, которого вообще нет в природе. Понятие цели возникает как понятие достижения того, чего нет и что нужно специально изготовить. Причем не нужно думать, что цель — это всегда то, чего пока нет. Целью может быть и имеющийся образец, по которому надо сделать другую такую же вещь. Но все-таки образец — он уже есть, а вы делаете теперь то, чего еще нет, — второй образец уже имеющегося орудия. В связи с этим возникает и отношение к будущему. Оно возникает еще раньше, когда только начинается планирование мероприятий по собирательству, по охоте и т. д. Потом я расскажу подробнее в лекции о памяти, что жизнь во времени начинается не с прошлого, а с будущего. Дело не в том, что какое-то время уже прошло и это осознаётся, а в том, что когда начинается планирование на будущее, то в интересах планирования предстоящих действий происходит и воспроизведение чего-то полезного из прошлого опыта Причем это прошлое нередко оказывается выдуманным, фантастическим. Но для первобытных людей важно не то, что было или не было в действительности, а то, что это воображаемое прошлое могло служить для организации деятельности в будущем. Поэтому пусть оно будет надуманное, лишь бы оно выполнило свою полезную роль.
Итак, начинается жизнь во времени: сначала в будущем, а отсюда уже и в прошлом, создается сложная система человеческой жизни. И в связи с этим происходит разделение отдельных форм психической деятельности человека — то, что вообще отсутствует у животных У животных есть восприятие, и все формы психической деятельности протекают внутри этого восприятия. А у человека выделяется память как задача (неважно — действительного или мнимого)
восстановления прошлого в качестве образца для предстоящей деятельности, для планирования настоящих действий. Выделяется функция воображения, сначала в простом виде, в виде построения того, что должно быть сделано в производстве орудий. Правда, есть образец, но его нужно удерживать в уме. Отсюда дальше возникают вообще все формы построения планов, объектов, которые выполняются предварительно перед тем, как их сделать на самом деле. Между прочим, этому способствуют и так называемые магические обряды.
В переходный период от неандертальцев к кроманьонцам возникает первобытное искусство. Есть много данных о том, что оно служило вначале целям подготовки к реальным охотничьим и всяким другим операциям, т. е. первобытные художники изображали животных, и потом над этими животными выполнялись те охотничьи операции, которые предстояло через несколько дней выполнить на самом деле. Так искусство служило подготовке к реальной жизни и было частью магических обрядов. А реальная роль магических обрядов (другое дело, как они осмысливались) заключалась в том, что они были подготовкой к реальной деятельности. Они мобилизовывали и людей на предстоящую деятельность. И воображение таким образом выделялось как особая задача — задача представить себе будущую охоту и подготовиться к ней на основании этого представления.
Дальше начинается мышление, которое принимает особую форму — форму обмена мнениями с другими людьми. Еще древние греки заметили, что человеческое мышление — это спор, перенесенный в план собственного сознания, спор с представляемым противником, спор с какой-то другой стороной Причем эта другая сторона вначале мыслится вполне конкретно, потом она становится точкой зрения, и в таком виде она и существует в наше время Значит, вы начинаете обсуждать вопрос не только со своей точки зрения, но и учитывая мнение других людей. Обсуждая эти разные точки зрения на один и тот же вопрос, вы приходите к более правильному заключению Вот это и есть специфически человеческое мышление, т. е. обсуждение одного и того же предмета с разных точек зрения. Очень важно, что это обссуждение касается не просто реальных вещей и понятий о них или знаков этих понятий, что открывает для мышления новые возможности и чего нет у животных Возьмем человеческие потребности Конечно, голод есть голод, но голод, кото-
гоп
рый удовлетворяется сырым мясом, с помощью зубов и когтей, — это не тот голод, который мы удовлетворяем приготовленной на кухне пищей, пользуясь столовыми приборами. У человека даже \ предметы потребления зависят от общественных представлений о I том, что вкусно или невкусно, что хорошо или плохо, что является деликатесом или наоборот. Очень интересны заметки путешествен- [ ников на эту тему. Во второй половине XIX века русские путешественники описывали свои походы в Монголию и рассказывали, как их там угощали. Их угощали такими деликатесами, о которых даже сказать неприлично. Они говорят, что ели это с отвращением, но ‘ отказаться было неучтиво. Так что человеческие потребности так за- 1 висят от условий воспитания, что становятся другими не по своему органическому началу, а просто в силу условных связей, которыми они обрастают. А ведь когда сложились условные связи, то это страшная вещь. Это хорошо знают врачи, которым приходится бороться с патологическими условными рефлексами.
Очень интересно, что происходит с чувствами. Многие считают, что чувства берут свои начала от каких-то физиологических проявлений. Позже мы будем об этом говорить подробнее. Но дело тут вот в чем. У человека чувства определяются тем положением, которое он занимает в общественной системе, начиная от отношения к родителям, товарищам и т. д. Этого нет у животных. Некоторые говорят, что в стаде животных тоже есть своя иерархия Но иерархия определяется силой. Кто сильнее, тот и главней Там простые отношения А в человеческом обществе отношения определяются не только физической силой То, что в одном положении кажется вполне приемлемым, в других положениях совершенно неприемлемо, приводит к конфликтам Например, конфликты в подростковом возрасте, когда ребенок защищает свою самостоятельность. Раньше он считал совершенно естественным, если мама спросит его, куда он идет. А если ему 15 лет и мама спрашивает, куда он идет, он уже видит в этом покушение на свое «я». Один такой мальчишка говорил маме, что она не уважает его человеческое достоинство. Он уже, мол, сам себе голова, а его всё спрашивают, куда он идет. Важно не то, что происходит или говорится вокруг тебя, а то, согласен ли ты с этим или, наоборот, отвергаешь И, разумеется, это зависит от положения, которое ты занимаешь в обществе или думаешь, что занимаешь
Несколько слов о воле. Прежде всего, ее нельзя рассматривать так примитивно, как рассматривают некоторые, считая, что воля — это торможение своих непосредственных побуждений. Воля вообще есть специфически человеческое образование. У животных нет ни воли, ни каких-нибудь ее зачатков. Животные иногда могут очень настойчиво добиваться какого-нибудь объекта или положения, скажем, защищая детеныша, причем они могут даже идти на гибель под влиянием такой острой потребности. Но это не воля, а действие сильной, напряженной потребности. А воля у человека — это не просто потребность, потому что волевое поведение часто осуществляют вопреки испытываемой потребности. Значит, оно диктуется тем, что человек занимает какую-то общественную позицию и поэтому считает себя обязанным защищать ее. Об этом мы будем говорить в лекции о воле. Важно то, что воля как действие на основе принятого решения существует только у человека. И дифференци- ровка различных форм психической деятельности есть характерный продукт общественной жизни, имеющий место только у человека. Такой дифференцировки у животных нет, у животных все соединяется в одно и происходит в одном поле — в поле наличного восприятия.
Здесь возникает последний вопрос: разве человек перестает подчиняться биологическому развитию? На это ответим так. Человек — это особенный биологический вид, у которого отсутствует биологическое предопределение отношений с внешней средой. Человек остается внутри своего биологического вида Однако в процессе эволюции образовался качественно новый биологический вид — вид без предопределенного отношения к внешней среде. Это врожденная биологическая особенность человека. В связи с этим возникает совершенно особая проблема в психическом развитии ребенка, потому что из всех живых существ на Земле человеческий ребенок самый беспомощный, самый неопределенный и самый широко доступный любому воспитанию, в то время как ни одно животное не может стать ничем другим, кроме как еще одним экземпляром своего вида.