С подходом, разработанным в рамках теории деятельности, интересно сопоставить постановку проблем, предлагаемых современной когнитивной психологией [30].
Возникшая в середине XX в. когнитивная психология заявила своим предметом изучение познавательных процессов прежде всего с точки зрения интерпретации поведения, детерминированного знанием. Как отмечают многие ее последователи, когнитивная психология восполнила тот пробел, который существовал в бихевиористской традиции в отношении познавательных процессов. В начале XX в. немногие психологи интересовались тем, как приобретается знание, если не считать определенное внимание, которое уделялось этому вопросу в гештальтпсихологии. Однако позже ситуация коренным образом изменилась. В значительной мере это было обусловлено появлением электронно-вычислительных машин, в связи с чем выяснилось, что операции, ими выполняемые, весьма сходны с когнитивными процессами человека (получение информации, сохранение ее в памяти, классификация и т.п.).
«Когнитивная психология, — по утверждению одного из ее главных представителей, — изучает восприятие, память, внимание, распознавание конфигураций, решение задач, психологические аспекты речи, когнитивное развитие и множество других проблем, в течение полувека ожидавших своей очереди» [74, с. 27].
Первоначальная ориентация на опыт работы ЭВМ грозила когнитивной психологии вновь оторваться от характеристики процесса познания, как он происходит в реальном мире, остаться лишь в рамках компьютерной модели. Поэтому в исследованиях когнитивной психологии довольно быстро обозначились новые подходы. Они были прежде всего ориентированы на когнитивную активность индивида, на ее анализ в условиях естественной целенаправленной деятельности. По мнению Найссера, «когнитивная активность — это активность, связанная с приобретением, организацией и использованием знания» [75, с. 237]. Такой постановкой вопроса когнитивизм выступил против бихевиористской традиции в психологии, базирующейся на принципах позитивистской философии. Это противостояние когнитивизма и бихевиоризма (позитивизма) хорошо выражено в следующих лаконичных определениях каждого из принципов. Позитивизм, в определении Дж. Тьюки, означает: «Лучше совершенно точно ошибаться, чем
приблизительно верно утверждать правильные вещи». Когнитивизм, по определению Г. Мюнстерберга, означает: «Лучше получить приблизительно точный предварительный ответ на правильно поставленный вопрос, чем отвечать на ложно поставленный вопрос с точностью до десятичного знака». Иными словами, когнитивная психология восстанавливает в правах анализ внутренних психических процессов, делая акцент именно на познавательных процессах. Отсюда, как мы увидим далее, и особенный интерес не только к анализу всякого знания, но, в частности, и социального знания.
Особое место в становлении когнитивной психологии занимают идеи Джерома Брунера. Предприняв в 40-е гг. серию исследований в области восприятия, Брунер сформулировал так называемый «Новый взгляд» (New Look), в рамках которого были предложены некоторые принципиальные дополнения к той традиции, которая существовала до этого. Исходное суждение Брунера заключается в том, что всякое восприятие предполагает акт категоризации [26]: все, что
воспринимается, приобретает значение оттого, с каким классом перцептов группируется, т.е. к какой категории относится. Категории, по Брунеру, это правила, по которым мы относим предмет к определенному классу.
Кроме этого, в восприятии дана, репрезентирована реальность, т.е. оно в большей или меньшей степени соответствует действительности, что сформулировано в известном философском тезисе: «То, что мы видим, должно оказаться тем же самым и при ближайшем рассмотрении». Поэтому категоризация должна служить основой действий. Соответствие реальности опирается на некоторое гипотетическое основание: восприятие — не просто репрезентация, но построение «модели мира». Отсюда центральное понятие в концепции Брунера — гипотеза. Индивид подходит к ситуации восприятия не с пустыми руками, но с определенными ожиданиями, предположениями относительно того, как взаимодействовать с воспринимаемым объектом, поэтому гипотеза выступает как регулятор перцептивной деятельности. Именно она «подсказывает», каким образом нужно осуществить категоризацию — к какому классу отнести объект. Всякий акт восприятия включает проверку гипотезы: в ходе восприятия мы принимаем решение так или иначе категоризировать объект. Исход решения будет обозначать, хороша или плоха была гипотеза.
Брунер разработал целую систему обстоятельств, от которых зависит исход проверки. Таких важнейших обстоятельств два: «сила гипотезы» и «сила доказательства». «Сила гипотезы» зависит от частоты ее прежних подтверждений, от социальных и эмоциональных последствий прежних предположений, от согласия с гипотезами других, от ее монопольности (когда других гипотез нет), наконец, от включенности гипотезы в систему [26, с. 88]. Существует целая серия экспериментов, в которых проверялась истинность высказанных постулатов. Так, например, Брунер и Постмен проверяли идею о том, что сила гипотезы зависит от частоты аналогичных предположений, сделанных в прошлом: дети в эксперименте чаще называли
бессмысленные, но привычные слоги, чем непривычные. В другом известном эксперименте проверялось предположение о том, что чем выше ценность объекта, тем он будет больше перцептивно «выделяться». В двух сериях эксперимента дети вначале по памяти оценивали размеры монет различного достоинства, сравнивая их с круглым просветом, а затем оценивали реально предъявленные монеты, причем в контрольной группе оценивали не монеты, а соответствующие кружочки. В результате выше оценивалась величина монет, чем кружочков, причем при увеличении достоинства монеты величина переоценки была значительно выше. Интересно, что при модификации эксперимента — при создании двух групп детей, из которых в одной были «бедные», а в другой — «богатые», «бедная» группа переоценивала монеты в большей степени. Это позволило авторам заключить, что чем сильнее потребность индивида в чем- либо, тем значительнее поведенческие детерминанты восприятия.
Суждения Брунера и результаты экспериментов позволили сделать вывод о том, что при принятии перцептивного решения резко повышается вклад субъекта восприятия: он постоянно дает оценку воспринимаемому, а это уже всегда связано с различными социальными факторами, с конкретными жизненными обстоятельствами. Сам Брунер предложил краткое резюме положений «Нового взгляда» на восприятие: восприятие есть всегда процесс принятия решения, который основан на использовании отличительных признаков. В свою очередь, использование отличительных признаков позволяет совершить переход к выбору категории, которая может быть определена как набор правил, по которым воспринимаемые явления можно объединить в один класс, комбинировать и т.д. Категории различаются по их готовности, т.е. по легкости, с которой объект можно к ней отнести. Эта готовность зависит от ожидаемой вероятности явления и от активности воспринимающего субъекта. Эта «перцептивная готовность» имеет две функции: минимизирует неожиданности внешней среды и максимизирует успех восприятия [27, с. 141]. Естественно, на пути умозаключений индивид может совершать ряд ошибок: восприятие будет «истинным» лишь в том случае, когда воспринятый стимул отнесен к соответствующей категории, а это, в свою очередь, зависит от того, насколько «готовность» категорий отражает вероятность событий.
Самое существенное в этой концепции заключается в том, что, по мысли Брунера, можно осуществлять «обучение» категориям, их системным свойствам, их связям с другими категориями. Можно даже обеспечить процесс «переучивания», чтобы минимизировать ошибки (отбрасывать неподтверждающиеся ожидания), хотя сделать это чрезвычайно трудно. Более надежен и доступен другой способ преодоления ошибок восприятия — осуществлять «постоянно внимательный взгляд». Легко увидеть, что предложенная программа оптимизации восприятия прямо предполагает значительно большую роль в нем процессов мышления. Таким образом, сама идея познавательной активности субъекта в процессе восприятия приближает к идее включенности восприятия в познание. С. Д. Смирнов, анализирующий концепцию Брунера, делает вывод, что в ней отчетлив «рационалистический крен» [87, с. 96-1 Об].
Еще более развитую концепцию перехода от изучения восприятия к анализу социального познания находим в работах, У. Найссера [74; 75]. Именно ему, как уже отмечалось, принадлежит идея такого реформирования когнитивной психологии, которая поможет отойти от простого тиражирования идей, связанных с использованием ЭВМ. Найссер настаивает на том, что при изучении процессов познания необходимо больше внимания уделять деталям того реального мира, в котором обитают воспринимающие и мыслящие индивиды, а также структуре информации, предоставляемой миром. Другая задача когнитивной психологии — учитывать навыки человека и возможности их изменения, вообще связывать находки когнитивной психологии с более фундаментальными проблемами общей психологии, в частности с природой человека.
Тот факт, что на полноту восприятия человека оказывают влияние его опыт, навыки и знания, означает предвосхищение информации в каждом познавательном акте. Такое предвосхищение осуществляется при помощи схемы, которая есть посредник между прошлым опытом и восприятием. Основная функция схемы — как раз предвосхищение событий или изменений во внешнем мире, она направляет когнитивную активность субъекта. Сама же когнитивная активность определяется как «активность, связанная с приобретением, организацией и использованием знаний». «Схема» в концепции Найссера — синоним «когнитивной карты», сущность которой можно пояснить на таком примере. Если мы видим в какой-то комнате лампу, то мы воспринимаем ее не просто как «лампу» («вообще», «всякую»), а именно как лампу в данной комнате, т е как часть информации о комнате, например о кабинете, если это настольная лампа. Термин «карта», конечно, употреблен здесь условно по некоторой аналогии с географической картой, на которой найдена определенная точка.
Используемый Найссером термин «схема» не является абсолютно новым в истории науки. Уже в философии можно найти аналоги: так, например, в философии Гуссерля употреблялся термин «картина мира», а в семиотике «модель мира». Как мы видели, у Брунера предположение получило название «гипотезы». Наконец, в работах А. Н. Леонтьева употреблено наиболее обобщающее понятие «образ мира». Важно, что в каждом случае говорится о том, что у воспринимающего субъекта не просто возникает картинка в голове, но он обладает определенным планом сбора информации. Этот план не означает, что в его прокрустово ложе информация «втискивается». Найссер остроумно замечает, что «мы не фильтруем и не отбрасываем нерелевантные стимулы, а просто ничего с ними не делаем». Схемы или их аналоги лишь направляют познавательную активность субъекта: помогают определить, «куда смотреть» и «что слушать».
Вводя понятие «схема», Найссер включает в процесс восприятия не только активность субъекта, но и целый ряд внешних социальных обстоятельств: схема во многом устанавливается не просто личным прошлым опытом индивида, но всей системой культуры. По мнению Найссера, социальная среда представляет собой разработку возможностей, предоставляемых физическим миром и созданных на протяжении культурной истории. Эти возможности человек постигает на опыте его собственной семьи и социальной группы, к которой он принадлежит. Многое об этом можно узнать, оставаясь относительно пассивным наблюдателем, однако гораздо больше можно открыть благодаря действию: оно информирует нас как о нас самих, так и о том мире, применительно к которому это действие и осуществляется.
Приобретенное таким образом знание, полученная истина делают человека более свободным, менее подверженным контролю: «Образованными людьми, несомненно, труднее манипулировать, чем теми, кто лишен знаний, по тем же самым причинам, по которым хорошего игрока в шахматы труднее победить, чем обычного зеваку... И не потому, что образование делает человека более воинственным, а потому, что оно позволяет ему увидеть больше альтернативных возможностей действия» [74, с. 195].
Делая такой вывод, Найссер не имеет в виду чисто оперативные действия. Речь все время идет о действиях в социальном мире. Он прямо отмечает, что общий для всех нас опыт относится не только к физической среде; «поскольку мы живем в рамках организованной культуры, нам приходится иметь дело с более или менее стандартизированным социальным (выделено мной. — Г. А.) опытом» [там же, с. 198]. А это уже прямой переход в область социальной психологии. Когнитивная психология всей постановкой проблем восприятия и познания во многом сформулировала саму идею специфики социального познания.
Таким образом, рассмотрение психологических предпосылок возникновения новой области науки показывает, что и здесь все необходимые условия были созданы. Естественно, что более всего процесс возникновения психологии социального познания связан с социальной психологией, которая оказалась к нему наиболее «подготовленной».