К «успехам» подобной целенаправленной политики в области семейных отношений можно отнести наблюдаемые в современном обществе асоциальные явления: социальное сиротство, девиантное поведение, подростковые суициды, социальная и школьная дезадаптация, детская проституция, наркомания, алкоголизм, преступность.
В их число включается и девиантное материнство, под которым понимается отклоняющееся поведение матери, проявляющееся в эмоциональном и физическом отвержении ребенка и выражающееся в различных формах
(гипоопека, авторитаризм, гиперопека, физическое и психическое насилие, отказ от ребенка), которые имеют большое влияние на формирование дефицита в психическом и физическом развитии ребенка.
Девиантное материнство можно рассматривать и как причину, и как следствие семейного неблагополучия. Девиантная мать сама происходит из неблагополучной семьи. Таким образом, это проблема многопоколенная. Причины девиантного материнства коренятся в драме женщины с девиантным поведением и ее собственной матери. Девиантная мать — это мать, которой недодали материнства, это та, которая отвергалась своей матерью с детства. Эта материнская депривация сделала невозможным процесс идентификации с матерью, как на уровне психологического пола, так и на уровне формирования материнской роли. Ведущая потребность женщины с девиантным поведением — получить любовь и признание своей родной матери. Такая потребность приводит к эмоциональной зависимости от матери и во многом блокирует личностный рост женщины, не позволяя ей в будущем стать хорошей матерью.
Особенность развития материнской сферы женщины в человеческом обществе состоит в том, что общество и сама мать частично осознают материнские функции, частично они представлены в форме поверий, примет, суеверий. В процессе детско-материнского взаимодействия мать, наряду с сознательной регуляцией своей деятельности, пользуется интуицией и своими эмоциями. Борьба за равенство мужчины и женщины, как достижение идеалов социализма, и целенаправленная, на протяжении многих лет, политика государства в области семейных отношений привела к тому, что современная российская женщина несет на себе бремя ответственности за семью (В. Н. Дружинин, 2000). Женщина стала излишне «мужественна», недостаточно отзывчива и эмпатична, но требовательна и категорична. Подобное извращение ролевой структуры семьи можно рассматривать как одну из причин детских неврозов.
«Модель материнского поведения, в которой ребенок должен быть только сыт, здоров, обут, одет, имела под собой реальные (и ужасные) основания: опыт миллионов женщин, для которых физическое выживание детей стало важнее всего остального. Игнорирование, отрицание травм и лишений, причиняемых отрывом от матери при помещении ребенка «в детские учреждения», играло роль пусть примитивной, но все же защиты от чувств боли и вины» (Л. М. Кроль, Е. Л. Михайлова, 1999).
Современная женщина — это стержень, основа, на которой держится благополучие семьи. Но именно женщина чаще всего в повседневной жизни сталкивается со стрессом и не всегда успешно с ним совладает. Возрастание обеспокоенности и, в итоге, постоянное стрессовое состояние современной женщины, отсутствие социальной поддержки, одного из мощных средовых копинг-ресурсов, — все это оказывает пагубное воздействие на женщин, многим из которых личностных ресурсов недостаточно для эффективного совладения с жизненными трудностями. Это, пожалуй, самая важная причина семейного неблагополучия. Несовладание или деструктивное совладание женщин приводит к саморазрушению, к нивелированию роли матери и больнее всего бьет по детям.
Женщины, поглощенные разрешением собственных проблем, с трудом воспринимают или вообще игнорируют сигналы, исходящие от ребенка, пренебрегают его потребностями и избегают контакта с ним. Большинство девиантных матерей имеют статус одинокой матери, то есть вынуждены выполнять как женские, так и мужские функции в жизни неполной семьи. И, к сожалению, многие из них не справляются с жизненными трудностями, выбирая деструктивные способы совладания (алкоголь, отказ от ребенка).
Семья является витальной, то есть жизненно необходимой средой для развития и воспитания ребенка. Она может выступать и стрессором, и социальной поддержкой (В. Н. Дружинин, 2000). Неблагополучная семья — семья, характеризующаяся низким состоянием психологического комфорта внутри семейного пространства. Такая семья полностью или частично не удовлетворяет потребность членов семьи в эмоциональной поддержке, чувстве безопасности, ощущении ценности и значимости своего «Я», эмоциональном тепле и любви.
Жизнь детей в неблагополучной семье особенно тяжело сказывается на психическом развитии ребенка. Наиболее чувствительными к воздействию семейного неблагополучия оказываются стержневые образования личности ребенка — его представления о себе, самоотношение, самооценка, образ себя. Отсутствие положительного самопринятия особенно заметно в поведении детей без семьи. Оно выражается в избегании прямого зрительного контакта как с партнером по общению, так и с собственным отражением в зеркале, а также в задержке развития графической деятельности (в частности, в отказе детей 4—6 лет рисовать человека, в том числе свой портрет). Причина этого явления — невыполнение матерью функций «биологического зеркала» и « биологического эха», когда ее лицо, мимика, интонации служат подтверждением желательных форм поведения и отвержением нежелательных. С первых дней жизни ребенку нужно общение с матерью, нужна ее помощь, он связывает с ней определенные ожидания, вправе по-своему «располагать ей». Он хочет как бы «отражаться» в ней. Но это возможно лишь при условии, что мать действительно видит в нем маленькое беспомощное единственное и неповторимое существо, а не собственные ожидания, страхи, планы-проекции относительно будущего ребенка. В последнем случае ребенок видит в матери отражение не себя самого, а ее проблем. Сам он остается без зеркала и в дальнейшем будет совершенно напрасно искать его. Если же ребенку повезло, и он рос, видя в матери отражение себя и чувствуя, что мать заботится о его развитии, то в нем с годами может развиться здоровое самосознание. В оптимальном случае именно мать создает дружелюбную эмоциональную атмосферу и с пониманием относится к потребностям ребенка (А. Миллер, 2001).
По мнению Э. Фромма, материнская любовь — это безусловное утверждение жизни и потребностей ребенка. Поддержание жизни имеет два аспекта: один — это забота и ответственность, абсолютно необходимые для обеспечения жизни и развития ребенка. Но другой аспект касается более важных проблем, чем просто сохранение жизни. Мать должна внушить ребенку любовь к жизни, ощущение, что жить — прекрасно, прекрасно быть мальчиком или девочкой, прекрасно жить на этой земле.
Земля — всегда символ матери, она «течет молоком и медом». Молоко — символ первого аспекта любви, то есть заботы и утверждения. Мед символизирует сладость жизни, любовь к жизни и счастье от того, что живешь на свете. Большинство матерей могут дать своим детям «молоко», но лишь немногие дают еще и «мед». Чтобы давать
мед, женщина должна быть не просто «хорошей матерью», но счастливым человеком, а это — достижение немногих. Материнская любовь к жизни столь же заразительна, как и ее тревога.
Мать может дать жизнь, но может и отнять ее. Она возрождает, но она же и уничтожает; она может творить чудеса любви — никто не умеет ранить больнее, чем она. Материнство, мать настолько воспеты в нашей культуре, что человеческому рассудку трудно смириться с амбивалентностьтю этого явления. По мнению К. Юнга, архетип матери подвержен неприметному скольжению от положительного полюса к отрицательному: «Заботливая — убаюкивающая — обволакивающая — удушающая — пожирающая». На уровне психологической защиты происходит отрицание темной стороны матери как самой матерью, так и ее ребенком. Но сны, которые дают выход бессознательному, порождают чудовищ, в которых хорошо угадываются образы родителей, в первую очередь матери. Вот, например, сон 10-летнего мальчика, находящегося в Социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних и остро переживающего конфликтные отношения с отчимом и холодность матери. Главное действующее лицо повторяющегося кошмарного сна— маленький человечек, всемогущий, злобный, который способен убить даже Бога и Ангела-хранителя, он постоянно угрожает мальчику. А рядом большая, плачущая, добрая в душе планета Земля, которую этот человечек заставляет быть злой. И далее, по сюжету сна возникает образ собаки, охраняющей ворота к счастью, собака злая, подчиняется маленькому человеку, она глухая и слепая, с ней невозможно договориться, разве только, если она проглотит мальчика, и тот изнутри будет ей кричать и просить о помощи. В процессе психологической работы со снами, стабилизации жизни ребенка в Социально-реабилитационном центре произошло примирение и прощение матери на символическом уровне (она посещала ребенка крайне редко). Мальчику приснился сон, где он играет с собакой, катается на ней, гладит и обнимает ставшую доброй собаку.
Родительство — это нелегкий труд. И любая мать испытывает всю гамму чувств по отношению к своему ребенку, от огромной любви до раздражения и, порой, ненависти. Но, осознавая и разрешая себе эти чувства, она тем самым побеждает их, еще более укрепляя светлые стороны материнства.
Поведение матери, уклоняющейся от воспитания ребенка, характеризуется активным использованием психологических защит, ведущих к неэффективной адаптации, и использованием неконструктивных копинг-стратегий. На первом этапе встречи с жизненной трудностью, лишением ребенка, женщина использует защиту по типу регрессии. Типичное поведение: слезы, обещание исправиться, избегание зрительного контакта, неловкость в движениях, сутулость, желание вызвать жалость. Следующий этап характеризуется некоторой нестабильностью, нарастанием уверенности, уменьшением страха и тревоги. И нередко завершается демонстрацией психологической защиты по типу проекции, выражающейся в агрессивности по отношению к работникам социальных служб, воспитателей, желании снять с себя вину за отказ от ребенка.
Результаты изучения стратегий совладания со стрессом у женщин, чьи дети попали в Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних, свидетельствуют о бедном репертуаре их совладающего поведения. Оказавшись в трудной жизненной ситуации, женщины часто думают о ней, переживают чувство вины, но редко или никогда не пытаются решить ее, не используют свой опыт, не учатся на своих ошибках. Немногие обращаются за социальной поддержкой, так как, вероятно, бессознательно боятся отказа. С подругами чаще всего обсуждают бытовые проблемы, а муж, если он есть, чаще всего не интересуется не только переживаниями, но и вообще какими-либо изменениями в жизни женщины. Часто ребенок в такой семье становится личной проблемой матери, либо на первом месте оказываются супружеские, сексуальные отношения, а воспитание детейуходит на второй план. Женщины испытывают трудности в отреагировании эмоций, редко плачут, чаще ведут себя деструктивно: кричат, дерутся, ломают вещи, бьют мужа, стремятся отдалиться от травмирующей ситуации, уходят из дома, иногда оставляя детей с пьяным мужем, объясняя это тем, что им ничего не грозит. С целью отвлечения от жизненных проблем смотрят телевизор либо используют многовековой способ снятия напряжения — алкоголь.
У родителей из неблагополучных семей наблюдаются особые, годами вырабатываемые, установки и способы восприятия мира. Эти установки и способы направлены на поддержание иллюзорного, призрачного, но, в то же время, эмоционально комфортного мироощущения. У большинства матерей, чьи дети были изъяты из семьи, есть стремление переменить свою жизнь, начать работать, не пить и вернуть ребенка в семью. Они уверяют, что решение этих проблем не является для них трудным или невозможным. Не имея в арсенале стратегии поиска социальной поддержки, они практически никогда не обращаются за помощью к социальным работникам. Необходимость обращения к наркологу воспринимают с удивлением, иногда с негодованием. Подобную реакцию объясняют тем, что у них отсутствует алкогольная зависимость, они выпивают только по праздникам в хорошей компании, в любой момент могут бросить пить. Можно с уверенностью отметить парадокс психологии этих женщин: на словах — осуждение пьянства, представление себя любящей, заботливой матерью, на деле — видимые последствия алкогольной зависимости, пренебрежение близкими, приличиями и нормами.
Проводя интервью и диагностируя особенности детско-родительских отношений у матерей, дети которых оказались в Социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних, можно отметить преобладание рационального, интеллектуального отношения к своей материнской роли и к ребенку. Анализируя детско-родительские отношения, женщины, как правило, описывают их как гармоничные, отмечают привязанность к ребенку, понимание его проблем и подчеркивают жертвенность своего отношения («ради него я готова на все»). Тем не менее, наблюдая за встречей матери и ребенка, можно отметить особенности поведения, которые противоречат сказанному. При наблюдении фиксировались несколько параметров: эмоциональная окраска встреч — расставаний, инициаторы контакта (взрослый или ребенок), основное содержание общения.
При анализе данных наблюдения можно было отметить особенности в поведении матерей и детей. Объектом наблюдения выступали дети-дошкольники, так как именно их чаще всего посещают родители или родственники. Дети по-разному реагировали на приход матери, чаще всего спокойно подходили к ней, внешне никак не проявляя радость, садились рядом и молчали. Матери смущенно начинали обнимать детей, сажали их на колени и начинали кормить сладостями. Создавалось впечатление, что физический контакт чужд этим отношениям матери и ребенка,
поцелуи и объятия выглядят неловкими, попытка улыбки у матерей сочетается с грустным уставшим холодным выражением глаз. Особую неловкость испытывают матери, когда в присутствии воспитателя дети не сразу устремляются к ним, а пытаются что-то продемонстрировать, показать. Инициатором контакта чаще выступают матери, задавая односложные вопросы: «Ну, как ты тут? Что ел?». Наиболее распространенной картиной является молчаливое присутствие рядом друг с другом; время посещения заканчивается, когда ребенок съест принесенные сладости. Расставание ребенок переносит достаточно тяжело, будучи внешне совершенно спокойным при встрече, он заливается горьким плачем, но в редких случаях хватается за мать. Матери обычно смущенно поторапливают ребенка ( «ну, давай, иди, все, я приду»), при этом оставаясь холодными и отстраненными. Анализируя результаты наблюдения, можно сделать вывод, что значительный процент детей, попадающих в Социально-реабилитационный центр, находятся в эмоциональной изоляции от взрослого (матери), испытывая дефицит в ласке и тепле. Мать интуитивно не чувствует своего ребенка, отстраняется от него, не использует возможности тесного контакта с ним, встречи проходят в форме обязанности.
Интересно, что дети, поступающие в Социально-реабилитационный центр, на первом этапе ведут себя одинаково настороженно, присматриваясь к ситуации. Дети дошкольники редко плачут, даже когда сильно ударятся, если и появляются слезы, то «тихие и незаметные». Лишь со временем, привыкнув к новой ситуации, узнав людей, которые с ними живут и работают, многие дети становятся «вдруг» непослушными, капризными, неуправляемыми. Стабильность отношений в новом мире, где они оказались, позволяет детям ослабить цензуру в проявлении эмоций, так как свое умение воздерживаться от проявления чувств они превратили в настоящее искусство. Ведь ребенок способен испытывать чувства лишь в том случае, если рядом находится человек, с пониманием относящийся к нему. Но если маленький ребенок из-за своего душевного волнения рискует утратить любовь взрослых, он не просто скрывает от окружающих свои эмоции, но вынужденно вытесняет их в бессознательное. С годами они накапливаются в организме ребенка, оказываясь источником внутреннего воздействия на его психику (А. Миллер, 2001).
Глубина эмоциональных нарушений и способность к адаптации детей, находящихся в Социально-реабилитационном центре, во многом зависят от предыдущего опыта семейной жизни, его продолжительности и эффективности, а также от личностных особенностей самих детей. Неблагополучная для ребенка семья — это не синоним асоциальной семьи, все зависит от восприятия ребенком семейной ситуации и отношения к происходящему в ней. И чаще всего дети дорожат такими понятиями, как «дом, семья, мать, отец, родственники». Ребенок, особенно подросток, может сказать, что ненавидит свою мать, но испытывает неприятные, а порой агрессивные чувства, если кто-либо чужой говорит о ней плохо. Дети, лишенные родительского попечения, стремятся в родную семью. В Социально-реабилитационном центре дети находятся постоянно, но старшие из них время от времени или регулярно ездят домой, даже если там их ждет пьяная мать. Ощущения своего, а не казенного дома, родных людей, семьи, видимо, остро необходимы для становления семейной социальной идентичности и самосознания ребенка. В воспоминаниях маленьких детей также часто возникают образы дома, родителей, совместной с ними деятельности («ходил с отцом на рыбалку» ). Редко случается, чтобы маленький ребенок чужого человека стал называть «мамой». Собственные воспоминания, нечастый приход родственников не дают ребенку забыть того, что у него есть мать, есть свой дом. Приятные воспоминания связаны с возможностью самостоятельного времяпровождения («гулял, где хотел»), с семейным отдыхом, с рождением брата, и чаще всего просто с ощущением родного места, принадлежности к семье («самое приятное воспоминание, когда я была дома»). Встречались и ответы, когда семью вспоминают редко. Они были связаны в одном случае со смертью отца, в другом, мы полагаем, с еще не проработанным и незалеченным временем горем и страданиями, касающимися семьи. У ребенка есть органически необходимая потребность в семье, прежде всего, матери, и дети часто в своих фантазиях идеализируют ее образ. Подобные фантазии находят свое выражение в рисунках детей, лишенных родительского попечения.
Образ идеальной матери может быть усвоен как семейный миф. Отрицание реальной действительности самой матерью, постоянная вербализация желаемого, запрет на выражение реальных чувств и мыслей приводят к тому, что ребенок хорошо усваивает положение вещей и начинает транслировать этот миф. Но при сохранном интеллекте, умении анализировать и сравнивать ребенок испытывает противоречивые чувства. Подобная амбивалентность чувств и мыслей проявляется в нарастающей тревожности, когда другие люди начинают внимательно изучать его семью. Примером может служить поведение семилетней девочки, описывающей свою мать «очень хорошей, доброй, совсем не пьющей». Матери 39 лет. На вид пожилая женщина, с алкогольной зависимостью, на лице синяки, как результат семейных конфликтов с сожителем. Из беседы выяснено, что в прошлом у нее около 10 лет тюремного заключения за участие в драках и разбоях. Говорит об этом, смущаясь, подобная информация открыто не разглашается. Считает себя жертвой обстоятельств. В разговоре постоянно пытается доказать то, что она хорошая мать своей дочери: «Я вырастила ее, многому научила, она самостоятельный, взрослый человек» (речь идет о девочке 7 лет). На протяжении всего разговора девочка испытывала тревогу, прислушивалась к беседе, старалась быть в курсе обсуждаемого.
Дети, находящиеся в Центре, в отличие от детей из детских домов, имеют одно важное преимущество. Они знают, что у них есть семья, дом, живут воспоминаниями, часто идеализированными, и надеются, что родители не предадут их. В данной ситуации есть возможность оказать помощь таким семьям. Но только психологическими средствами проблемы не решить. Нужна системная политика государства, реализация социальных программ, создание социально-кризисных центров для женщин с детьми, так как социально-реабилитационные центры для несовершеннолетних защищают ребенка, но не в силах решить проблему семьи, куда этому ребенку рано или поздно придется вернуться.