В основе всех наук о человеке лежит понятие «труд». Имеют ли животные труд? Нет. Труд имеет только человек.
Конечно, некоторые похожие на труд формы жизнедеятельности у животных наблюдаются. Отдельные трудообразные акции животные совершают. Какие-то элементы, похожие на труд, вне системности, у животных есть.
Но труд в своей развитой, полной, целостной, системной форме есть только у человека. Что такое труд? Это совместно производимое людьми преобразование природы с помощью орудий.
При совместном коллективном деянии, труде, всегда есть предмет, орудие, субъект.
Итак, природа, орудие, субъект, действующий совместно с другими субъектами.
Труд обладает еще одной характеристикой. Он меняет отношение человека к природе в отличие от животных таким образом, что между индивидом-человеком и природой всегда стоит какое- то средство — орудие.
Это многое объясняет в сознании и деятельности человека. Я сформулировал это так: труд лежит в основе жизнедеятельности человека. В основе! Если бы не было труда, то не было бы никаких других человеческих форм деятельности, например: игры, общения, художественной и политической деятельности.
Помните, Ф. Энгельс сказал: труд создал человека. Труд конституировал человека как существо. Поэтому понять психику человека, т.е. его сознание, можно только анализируя природу труда.
Мы кратко указали, в чем состоит труд. А в чем специфика сознания человека, его деятельности, психики?
Вопрос нелегкий. Десятки книг написаны о том, что такое человеческое сознание. Конечно, никакую истину в последней инстанции я вам сейчас здесь высказать не могу. Это одна из кардинальнейших проблем философии и психологии.
Но вот некоторые наметки и подходы мы с вами можем разобрать.
Вначале я пройдусь по той схеме «Общая структура психики», которая у вас нарисована (с. 52). Это всеобщая схема, относящаяся и к животному, и к человеку.
Я не буду ее рисовать, вы ее знаете.
Первое, чем отличается благодаря труду схема психики человека от схемы психики животных, — это характер потребностей.
В структуре человеческой психики это звено кардинально, радикально отличается от потребностей животных. Животное удовлетворяет свои потребности при помощи лап, зубов, прямого контакта и действий тела с предметом своей потребности.
Человек удовлетворяет собственные потребности при помощи особых средств. Хотя источником удовлетворения даже органических потребностей является натуральная вещь, ее потребление всегда осуществляется в ненатуральной форме.
Я вам приведу почти буквально замечательные слова К. Маркса о том, что голод есть голод, но голод, удовлетворяемый при помощи ножа и вилки вареным мясом, — это другой голод, чем голод, удовлетворяемый через раздирание сырого мяса лапами и клыками.
Голодать могут и животное, и человек, но голод у них разный. В чем же состоят отличия? Все дело в том, что на всякую потребность у человека в отличие от животных накладывается способ ее удовлетворения.
В состав потребности животного входит само натуральное вещество, а в состав потребности человека — и способ ее удовлетворения.
Для получения вареного мяса его надо сварить. Варить — значит изобрести огонь. А огонь был изобретен в процессе труда. Были изобретены орудия для получения огня.
Удовлетворять свою потребность при помощи ножа и вилки! Тоже средства. Ни одно животное не пользуется ножом и вилкой. Зачем же человек их употребляет? Для этого есть масса необходимостей.
Это человеческая потребность в еде. Человек, как и животное, нуждается в сохранении неизменной температуры тела. Животные при себе имеют неотъемлемую шубу! А человек шубы на себе не имеет, кстати, благодаря этому он может жить в любом климате. Если в холодном климате, то вводится средство удовлетворения этой потребности — одежда (средство). А кстати, и способ употребления одежды тоже не случаен. Он входит в состав нашей потребности в одежде. Правда?
Какую бы потребность человека вы ни взяли, органическую, я нарочно подчеркиваю, любую органическую потребность — это не есть употребление вещи в ее натуральности. Всегда в потребности человека включен момент изменения натурального состояния предмета потребности и обязательное употребление вещи определенным способом. Существуют определенные средства для реализации этого способа.
Вот первое качественное отличие. Я думаю, не нужно особой проницательности, чтобы понять, что ненатуральный характер реально употребляемых предметов потребности и наличие средств, реализующих способ удовлетворения потребности, возможны только при наличии производства труда.
Природа не дает вам ложек или вилок. Природа не варит вам мяса. Природа не делает одежды и жилищ. Все это делает сам человек в процессе производства. Поэтому человеческие потребности требуют производства, а производство является условием удовлетворения человеческих потребностей.
В процессе труда сложились человеческие потребности, а сложившись, они вновь требуют труда.
Мишка косолапый ловит рыбу лапой. А человек — неводом. Без труда не вынешь и рыбки из пруда. Но как это делается? При помощи определенных средств. А средства — это труд, его производство. Их нет в природе. Даже палку обломать и использовать для чего-то — это надо уметь делать!
Вы можете сказать: обезьяна тоже обламывает палки. Да. Но нет второй черты, о которой я вам сейчас скажу, но которая есть у человека.
Человек не только производит средства и орудия труда, но и передает из поколения в поколение способы их изготовления. У животных этого нет. Индивидуально животное может многого добиться, но передать что-то другому не может, потому что нет общения, возникающего в реальном развитом труде.
Первое, что меняется в нашей схеме — это характер потребностей. В чем состоит изменение? Человеческие потребности удовлетворяются в основном за счет ненатуральных продуктов, с использованием определенных средств, по определенному способу. Средства диктуют способ. Вилка и нож диктуют способ употребления мяса, пищи.
Второе отличие: существует процесс целеполагания (и у животных, и у человека). У животных острота потребности, выражающаяся в эмоциональном возбуждении, диктует постановку цели. Как только хищник видит жертву, то сразу возникает задача достижения этой цели.
Но если нет жертвы, животное рыщет, пытается найти пищу.
Человек поступает иначе. Если нет цели, т.е. объекта, удовлетворяющего потребность, человек не рыщет (извините за метафору), а прекращает видимую деятельность и начинает размышлять: а где ры это могло быть? Прежде чем ставить цель, человек в отличие от животного проводит громадную работу по выбору области цели: а где бы она могла быть? А затем уже он не просто достигает цели, а развернутым образом (я подчеркиваю — развернутым) в отличие от животного планирует, как ее достигнуть. Животное тоже ставит цели. Но только тогда, когда они находятся непосредственно в поле его восприятия. А человек может ставить цель, когда ее в поле восприятия нет. Она где-то может быть, человек должен предусмотреть, в какой области она может быть.
Животное тоже планирует свои действия по отношению к наличной цели и исходя из реальных возможностей, которые имеются. Человек планирует достижение цели не только исходя из реально складывающихся возможностей. Человек всегда думает, а какие средства при этом употребить.
Вообще, надо сказать так. В отличие от животного планирование решения задачи у человека всегда включает оценку средств. У животного нет никаких средств: у него только свое тело и собственные движения. А человек всегда использует средства.
К. Маркс писал по этому поводу: самый плохой архитектор тем отличается от идеальной пчелы, что прежде чем построить дом на самом деле, он построит его у себя в голове. Это метафора, но она отражает суть дела.
Пчела сразу строит дом по заведенному порядку. При этом происходит коррекция, есть своеобразное планирование, но нет специально отделенного от тела планирования. Планирование производится при внешних действиях. Человек сначала строит дом на ватмане (в собственной голове). Самый плохой архитектор этим отличается от самой хорошей пчелы. Процесс целеполагания и планирования действий превращен у человека в особую сферу, отделенную от фактического выполнения действия и связанную с применением некоторых средств — внешних средств, орудий.
Это процесс целеполагания. Потребности иные, процесс целеполагания иной — человек иначе ставит задачи и иначе планирует их решение, потому что он выделил это в отдельную работу, отчленил от всего другого.
Кстати, такое возможно только в обществе. Нашлись даже люди, которые это все взяли на себя. Общественное разделение труда таково, что планирование работ в определенных условиях стало общественной обязанностью.
Третье (фундаментальное) отличие: какие бы потребности и системы целеполагания и планирования достижения цели индивид не имел, он всегда вырабатывает потребности, цели и планы решения по способам, задаваемым ему коллективом.
Способы удовлетворения потребностей, постановки целей и задач, способ планирования и, как потом окажется, коррекции и взаимосвязи действий — все это индивид носит не в себе как таковом, а берет у коллектива. За каждого индивида способы создания потребностей, целей и планирования вырабатывает коллектив, а индивид их присваивает.
Следовательно, никто из нас как человек не может жить и действовать без общения с коллективом. Общение внутри коллек-
65 3
Давыдов тива является условием жизни каждого индивида. Не общаясь в коллективе, человек не может приобрести способ выражения и удовлетворения потребностей, а также ставить цели и планировать свои действия. Он постоянно должен в тех или иных формах (явных, развернутых, скрытых) общаться.
А можно ли удовлетворить потребности не непосредственно, с некоторыми средствами, но без труда? Нельзя!
Можно ли использовать какие-нибудь средства достижения цели, например лук, как способ достижения цели без труда? Нельзя!
Можно ли планировать свою работу без ее изображения на бумаге? Нельзя. А бумага чем дается? Трудом.
Можно ли все это приобрести без коллектива? Нельзя! Кол- лектив-то возник вначале для организации трудовых функций!
Значит, человек не может иметь ни потребностей, ни целеполагания, ни планирования без коллектива, вне общения, без средств, создаваемых коллективом. А все это создается в процессе труда. Вот почему мы говорим: труд есть основа человеческой жизнедеятельности.
Представьте себе: исчез огонь. Вы скажете: будем сырым мясом питаться. Ничего подобного. Наш желудок к нему не приспособлен.
Есть некоторые народности, питающиеся сырым мясом. Но что из этого получается? Этнологи, физиологи и врачи едины в своем заключении — это вымирающие народности.
Для питья можно пользоваться не чашкой, а губами, но нельзя сохранить влагу, если у вас нет посуды.
Если бы женщины не носили одежду соответствующей моды, то они не были бы человеческими женщинами. Понимаете? Без всего этого можно обойтись, но тогда теряется понятие человека.
Можно ли строить дома, если заранее не построить их на бумаге? Вы скажете: конечно, нельзя. Можно построить, но это будет не человеческое жилье, а например пещера. На начальных этапах своего развития человек этим довольствовался.
Можно ли, вообще, отбросив коллектив, жить одному? Можно, но не припеваючи. Припеваючи живет тот, кто узурпирует продукты и возможности коллектива.
Куда ни кинь, всюду клин! Вся жизнь человека связана со средствами, которые даются в труде, с общественным способом употребления вещей.
Как писать — это общественный способ. Как читать — общественный способ. Как сидеть — тоже общественный способ. Малышей учат видеть. Они же на четвереньках ползали.
Стоять человека учат. И вы знаете как: с помощью стенок, манежей, стульчиков, ремней, как в упряжке. Это только кажется, что стоять естественно. Стоять, сидеть, ходить свойственно человеку. Этому учат. Это общественный способ проявления себя. Это определенное средство.
Вот это, я думаю, вам понятно. Итак, отличия человеческой психики от психики животного касаются потребностей, целепо- лагания, способов планирования деятельности. Потребности реализуются через определенные средства. Создание целей становится особой, самостоятельной работой. Планирование также — работа, предполагающая использование определенных средств.
Опираясь на сказанное, можно сформулировать, в чем же особенность сознания, человеческой психики.
Первая особенность человеческой психики, т.е. сознания, состоит в том, что каждый субъект действует на основе общественно выработанных средств (материальных или духовных) и способов их употребления.
Итак, человек действует на основе выработанных в коллективе средств и по общественно выработанным способам их употребления. А если каждый индивид может быть индивидом как человеком только потому, что все время берет от коллектива средства и способы их употребления, то на кого он всегда смотрит? На других людей, размышляя, что бы у них взять (в качестве средства и способа употребления).
Человеческий индивид всегда смотрится в другого человека (в других) и ощущает себя среди них как одного из тех, кто может взять и сам должен отдать.
Каждый индивид действует только с точки зрения распределения своих обязанностей и функции в коллективе. Человек всегда смотрит на других, а они на него. Следовательно, человек и на себя должен смотреть с точки зрения других. Быть в коллективе — значит распределять функции в согласии с другими и действовать с точки зрения коллектива, смотреть на себя глазами коллектива. Если вы берете от других, то вы для них тоже другой, следовательно, вы тоже должны отдать.
Вот хрестоматийный пример, поясняющий это.
Охотники преследуют животных. Одни гонят, а другие находятся в засаде. Те, кто гонят, умно поступают?
Вы скажете: это глупость — отгонять от себя! Нет, не глупость, потому что те, кто гонят, знают, что другие сидят в засаде. И когда зверя убьют, то разделят на весь коллектив.
Те, кто гонят, делают это потому, что свой интерес рассматривают с точки зрения организации деятельности всего коллектива. Иначе их действия были бы бессмысленными.
Поскольку человек употребляет средства, заданные другими, то и способы берет от других (способ «гнать от себя» — это ведь коллективный способ. Когда кричат и гонят — это способ коллективного действия. Индивидуально это бессмысленно. Индивидуально нужно не гнать, а тихо подкрасться, как животное). Человек все время соотносит себя с другими и учитывает то, как они действуют, что ему дают и что он должен дать.
Это вторая особенность человеческого сознания. Вернее будет сказать, что это не вторая особенность, а это следствие первой. Так как человек использует общественно выработанные средства и способы их употребления, то он всегда смотрится в других людей и действует в системе коллективно распределенных обязанностей. И у него всегда существует отнесение себя к другим и применение других к себе.
Маркс это выразил так: Иван смотрится в Петра, а поэтому относится к себе, как к Ивану.
Если бы он не смотрелся в Петра и не отличал себя, а вместе с тем не чувствовал единства, то он и к себе-то никак не относился. Он бы относился к вещам, а не к себе, так как отнесение самого себя к себе возможно только потому, что на нас другие смотрят. Мы берем чужой взгляд и смотрим на себя.
Почему человек должен относиться к себе, когда он гонит животное? А потому что он смотрит на себя глазами тех, кто сидит в засаде. Если не смотреть на себя глазами тех, кто сидит в засаде, то бессмысленно гнать от себя\ Когда я говорю: распределенные в коллективе обязанности, это означает — уметь на себя смотреть глазами других людей. Абстрактно. Каждый друг на друга смотрит глазами других и тем самым на себя другими глазами.
Поэтому сознание есть такая организация человеческой психики и деятельности, при которой используются общественные средства и способы их употребления при постоянном рассмотрении себя глазами других людей. Иначе невозможно. Когда я говорю «глазами» — это значит вставать на позицию другого человека, учитывать в своем деянии позиции других людей, согласовывать свою позицию с другими людьми.
Реплика: Не всегда же это?
Как не всегда?! Ну я сейчас к этому подойду, раз вы мне задали умный вопрос. Это, действительно, умный вопрос.
Это всегда! Когда говорят: не всегда, то имеют в виду другую ситуацию, и, кстати, связанную с тем, что я вам сказал.
Когда кому-то говорят: вы не сознательный! Это значит, что этот человек не считается с другими людьми. Правильно? Что значит сознательность в обыденном смысле? Не попирать других, смотреть на свои действия и с позиции других людей. Так? А если человек этого не делает? Могут быть две причины. Либо он не человек (он не развился в человека), либо он «сверхчеловек». То есть он уже так относится к другим людям, что, с точки зрения этих людей, он выше, а они ниже. Но это тоже означает смотреть глазами других людей.
Я же не говорю: учет позиций других только в положительном смысле. Когда человек расталкивает других — это тоже учет других людей. Но при условии, что это слабые люди. Молодец против овец. А против молодца и сам овца! Чтобы учитывать ситуацию, нужно постоянно смотреть на себя глазами других людей.
Но действительная сознательность — это умение не только смотреть с позиции других людей, но и быть положительным в этом деянии. А может быть, и не положительным.
Но бывает просто инфантильность. Литературный пример инфантильности — это «Злоумышленник» Чехова. Человек гайки отвинчивал! Он не смотрел на свои деяния с точки зрения возможной катастрофы поезда. Что он думал? Он же не думал так, что вот он отвинтит гайки, случится катастрофа, и он получит удовольствие. Он был просто инфантилен. Он не мог занять деловую позицию, потому что был интеллектуально неразвит. Но он и не человек с этой точки зрения! Понимаете? В нем человеческое не достигло необходимого уровня.
И вообще надо сказать прямо: там, где человек не может стать на позицию других людей, он и не проявляет своей человечности. Ведь то, что мы с вами носим пиджаки и куртки, еще не делает нас людьми. Мы по возможности люди, в проекте люди. Но чтобы иметь сознание как форму человеческой психики, его надо приобрести.
Человек приобретает свое сознание, употребляя человеческие средства и способы их использования. (Вещи можно употреблять и не по-человечески!)
Если вы взяли статуэтку, выполненную как произведение искусства, стукнули ею как тяжелым предметом по гвоздю, и она раскололась, то это не человеческий способ употребления данной вещи. Индивид тогда выступает как человек, когда он человеческие средства использует коллективно выработанными способами. Статуэтками не гвозди забивают, ими наслаждаются как произведениями искусства. Но чтобы наслаждаться такой вещью, нужно иметь очень много.
Кстати, есть одна жестокая нравственная истина. Она имеет глубоко психологический смысл. Мы смотрим друг на друга как в зеркало. Эта способность есть у каждого, в меньшей или большей степени. У кого этого нет, тот вообще не человек. Но такие встречаются очень редко. Есть недоразвитые «человеки», но что-то человеческое в них всегда присутствует.
В коллективе, в обществе другой человек тоже может быть превращен в средство. Понимаете? Когда один индивид другого человека использует как средство достижения своих целей.
Можно? Можно. Это тоже человеческий способ действия, но безнравственный.
А что такое нравственность? Когда другой человек не рассматривается как средство для достижения ваших целей. Ваши деяния производятся так, чтобы служить достижению цели другого человека. Когда другой человек рассматривается не как средство, а как цель. Когда вы в другом человеке видите его цель, и себя в нормах разумности отдаете достижению этих целей.
В первом случае человеческий способ действия есть? Есть! Потому что есть умение использовать средства. А почему это безнравственно?
Употреблять другого человека в виде средства — это человеческий, но неразвитый способ. Почему? А потому что другой-то человек по своему конечному назначению создан не для того, чтобы удовлетворять вас, а чтобы самому развернуться. Вы используете другого человека как средство, но вы его не по-человечески используете.
Средство есть, а использование неразвитое. Важно владеть не только человеческими средствами, но и человечески развитыми способами употребления этих средств.
Единство средства и развитого способа его использования делает развитым человека, сознательно относящимся к другим.
Тот, кто расталкивает людей локтями, использует других в качестве средства. Это человеческий способ поведения, но безнравственный.
Иногда в словесно-житейском плане термин «сознательность» понимается одновременно и как использование средств, и как человеческий способ их использования. Это отношение к другому человеку как к человеку, во всем своеобразии его неповторимости, индивидуальности.
В таком понимании термина «сознательность» оба указанные момента сливаются. Когда этого не происходит, мы говорим, что это человек несознательный, но не в психологическом смысле, а в нравственном.
Нравственность, с моей точки зрения, — вещь редкая. Кстати, следует различать мораль и нравственность. Иногда эти вещи путают.
Мораль — это общепринятые в данном обществе, в данном коллективе, в данной корпорации, клане нормы взаимоотношений, которые позволяют регулировать личное и корпоративноколлективное. А нравственность — нечто другое. В морали может быть правило: «Убей!» А в нравственности нет. Если есть какое-то общество, где морально считать, что есть враги, то вы должны убить. С точки зрения морали такого общества это не является преступлением.
В нравственности такого быть не может. Потому что высший принцип нравственности другой: человек не средство, а цель. А если вы другого человека рассматриваете с точки зрения собственных деяний, уничтожая его как человека, то вы его считаете лишь средством достижения каких-то своих целей. Но высшая мера сознательности по природе осуществления себя как человека состоит, конечно, не в морали, а в нравственности.
Почему я так много об этом говорю? Потому что нравственные, моральные устои есть проявление сознательности человека в одном смысле — каждый индивид действует, учитывая позиции других людей, себя он рассматривает в цепи взаимоотношений с другими людьми. Даже тот, кто видит только себя, имеет очень высоко развитое формальное человеческое сознание. Почему? Он умеет на всех других смотреть так, что использует их как средство для реализации своих корыстных целей. Он умеет это делать. Он действует по-человечески. По-человечески в том смысле, что использует средства. А в нравственном смысле, наоборот, потому что не использует других людей по их назначению. Вы знаете, что одна из глубочайших трагедий любви состоит в том, что иногда другой рассматривается как средство, а не как цель.
Есть в истории русской литературы удивительное произведение, которое в свое время Н. Г. Чернышевский считал вершиной и поэзии, и нравственности. Это стихотворение А. С. Пушкина, которое заканчивается словами: «Я вас любил так искренне, так нежно, | Как дай вам Бог любимой быть другим».
Чернышевский справедливо считал это вершиной нравственной поэзии и подлинной художественности, потому что поэт выделил в любви то, что ей, по сути, в торгашеских отношениях противопоказано: мое и только мое. Это отношение к другому человеку не как к средству удовлетворения своих вожделений, а как к самоценности личности.
Так как наша тема исчерпана, сделаем выводы.
Конечно, всего своеобразия человеческого сознания, психики, которое особенно выступает в художественных произведениях, в литературе и искусстве, я вам не мог описать. Мне важно было выразить две простые мысли.
Первая мысль: человек — существо общественное. Все последствия вытекают отсюда.
Вторая мысль: в основе лежит трудовая деятельность (это есть исток общественности).
Именно как общественное, производственное существо человек обладает сознанием. Таким образом, сознание — это такая форма организации человеческой деятельности, при которой человек использует общественно созданные средства, материальные и духовные, по общественно выработанному способу их употребления, при умении смотреть на себя с позиции других людей.
У всех людей есть сознание, и человек очень рано приучается смотреть на себя глазами папы, мамы и других. Вы знаете, как хитрит даже маленький ребенок, потому что он уже имеет глаза папы и мамы. Но наличие сознания не означает, что оно выступает в развитых формах.
Наивысшая форма развития сознания — это нравственность. Еще одной формой сознания помимо нравственности является художественная форма сознания.
Если бы у меня спросили: «А нравственность как форма сознания зачем нужна?» Я бы ответил: «Благодаря нравственности человек понимает свою всеобщность. Благодаря нравственности человек осуществляет высшую потенцию своего сознания — быть вообще с другими людьми. А быть вообще — это значит всегда в других видеть самоценность. Чтобы и они на вас смотрели как на самоценность».
Нравственность есть чистая, всеобщая форма выражения свободы взаимоотношений, когда каждый выступает как цель, как самоценность.
Вот для чего она нужна. Если это человеку дано, то это его счастье.
А зачем нужна художественная форма сознания? Это продолжение нравственности. Благодаря художественному отношению к вещам человек не только относится к себе как к самоценности, но и раскрывает себя как неповторимую индивидуальность. В художестве человек рассматривает вещи как поддающиеся его воле. Он творит.
Если нравственность выражает свободу взаимоотношений людей, наслаждающихся друг другом, то художество есть форма проявления этого наслаждения. А нравственность? Когда в коллективе сложились нравственные отношения и человека понимают как самоценность, а он к ним относится так же, то он должен проявить эту свою индивидуальность, не мешая развитию других людей.