Сидящему на стуле испытуемому предъявлялись точечные стимулы (светодиоды). Стимулы располагались по средней линии на уровне глаз испытуемого и на разной от него удаленности — 2,5, 3,5 и 4,5 м. Стимулы предъявлялись на короткое время в случайном порядке по 10 раз каждый. Исследование проводилось в полной темноте, так что сопоставить положение стимулов с какими-либо предметами в комнате было невозможно. Испытуемый должен был сказать, на каком расстоянии (в метрах) находился предъявленный стимул. В эксперименте участвовало 6 больных (все женщины), проходивших курс ЭСТ по поводу депрессии или шизофрении. Как обычно, каждый больной был исследован до УП (контроль), после правостороннего и после левостороннего УП.
Прежде чем рассказать о данных исследования в разных состояниях, следует отметить некоторые общие особенности решения поставленной задачи.
10’

1. Все испытуемые, во всех состояниях, отчетливо воспринимали разную удаленность стимулов и никогда не путали их относительного расположения.
2. В то же время задача оценить абсолютную удаленность в определенных единицах оказалась чрезвычайно трудной. Все без исключения испытуемые жаловались на невозможность указать расстояние, иногда даже отказывались от выполнения задания. Оценки расстояния до того или иного стимула чрезвычайно варьировались как у разных испытуемых, так и у одного и того же испытуемого при повторных пробах.
3. Во всех трех состояниях удаленность стимулЬв сильно преувеличивалась. Они, как правило, казались расположенными дальше, чем в действительности. Следует отметить, что иллюзия значительной удаленности возникала и у здоровых испытуемых, хорошо знавших истинную удаленность стимулов. Оказалось, что в контрольных исследованиях все стимулы воспринимались сдвинутыми вдаль, причем сдвиг был достаточно равномерным. По мере удаления стимула приращение слегка увеличивалось, и перцептивное расстояние между крайними стимулами становилось приблизительно равным истинному расстоянию между ними. Средний перцептивный стимул находился точно посредине между крайними перцептивными стимулами (отношение ближнего перцептивного расстояния к дальнему было равно 1,0), что также соответствовало реальному положению стимулов. Таким образом, в контрольных исследованиях все отличия перцептивного положения от истинного сводились к сдвигу всего паттерна стимулов вдаль.

В условиях угнетения правого полушария и активации левого изменения оказались неожиданными. Перцептивные расстояния, как и в контроле, были сильно преувеличены, однако очень неравномерно.
Самый ближний стимул сдвигался сильнее, чем самый дальний, в силу чего перцептивное расстояние между крайними стимулами становилось намного меньше, чем истинное и перцептивное расстояние в контроле. Но самое интересное заключается в том, что средний стимул сдвигался гораздо значительнее, чем крайние. В результате он настолько приближался к дальнему, что их перцептивные позиции становились неразличимыми. Отношение ближнего отрезка к дальнему многократно возрастало и составляло 7.
В условиях угнетения левого полушария и активации правого также наблюдались неравномерные сдвиги, но не столь драматичные, как при угнетении правого полушария. Перцептивное расстояние между крайними стимулами еще точнее соответствовало реальному, чем в контроле, но средний стимул сдвигался меньше, чем крайние, в силу чего перцептивное расстояние между ближним и средним стимулом становилось меньше, чем между средним и дальним. Отношение ближнего отрезка к дальнему теперь стало уже меньше единицы и составило 0,9.
Я думаю, слушатели уже заметили сходство результатов предыдущего и данного экспериментов. Хотя в этом случае задание испытуемым давалось совсем иное, да и испытуемые были другими, они решали задачу оценки расстояний как задачу членения пространства. И в том и в другом эксперименте главные результаты определялись изменением положения среднего стимула. Правомерно считать, что средний стимул делит перцептивное пространство на две области: ближнюю и дальнюю. В таком случае перцептивное пространство левого полушария оказывается резко деформированным. Дальнее пространство настолько спрессовано, что оно практически исчезает, коллабирует, превращаеся в черную дыру. Ближнее пространство, наоборот, растягивается. В целом, все перцептивное пространство левого полушария оказывается сжатым и отнесенным вдаль по сравнению с контролем. Перцептивное пространство правого полушария также деформировано, но значительно меньше. У него оказывается несколько сжатым ближнее и несколько растянутым дальнее пространство. В контроле ближнее и дальнее пространство строго симметричны.
Выше я отметил, что сжатое пространство переоценивается, а растянутое — недооценивается. Таким образом, и эксперимент с абсолютными суждениями свидетельствует о том, что левое полушарие переоценивает дальнее пространство, а правое — ближнее. Обычное восприятие пространства опять оказывается компромиссом между двумя полушариями.
Итак, самые разные эксперименты свидетельствуют о неодинаковом отношении правого и левого полушарий к разным областям пространства — дальнему и ближнему. Правое полушарие обеспечивает точность восприятия размеров в ближнем пространстве. В задачах членения пространства и оценки расстояний до разноудаленных объектов оно переоценивает ближнее и недооценивает дальнее пространство. Левое полушарие непричастно к точности восприятия размеров в ближнем пространстве. В задачах членения пространства и оценки расстояний оно переоценивает дальнее и недооценивает ближнее пространство. Очевидно, каждое полушарие имеет свою модель третьего измерения — глубины пространства.
Сказанное позволяет нетрадиционно взглянуть на проблему роли каждого полушария в восприятии глубины. Экспериментальное изучение этой проблехмы восходит к работам Д.Кимуры начала 1960-х годов. К литературе, относящейся к этой проблеме, я обращусь в следующей лекции. Сейчас только отмечу неоднозначность результатов, полученных разными авторами. Факты, приведенные в этой лекции, свидетельствуют о том, что если под третьим измерением подразумевать пространство как таковое, протяженность в глубину, то нет оснований говорить о преимуществе того или иного полушария в его восприятии. С моей точки зрения, асимметрия функций полушарий заключается не в том, что одно из полушарий доминирует при решении этой задачи, а в том, что решается эта задача правым и левым полушариями по-разному. Очевидно, в норме оба полушария принимают равнозначное участие в восприятии глубины, а суждение о глубине обычно оказывается следствием суперпозиции суждений или, точнее, моделей каждого полушария.
Приводя экспериментальные данные, я оперировал словами «недооценка», «переоценка», «сжатие», «растяжение» той или иной области пространства. Но что кроется за этими словами? Или поставим вопрос иначе: как относится человек к сжатому или растянутому пространству, как его оценивает? Для ответа на эти вопросы могут быть привлечены рисунки больных. Хотя нет прямых доказательств связи разного эмоционального отношения к дальнему и ближнему пространству в рисунках и различной геометрии перцептивного пространства, обнаруженной в экспериментах, трудно отказаться от мысли, что они взаимосвязаны и взаимообусловлены. Я буду исходить из этой гипотезы.
Как вы помните, правое полушарие проявляет в рисунках особую «заинтересованность» в ближнем пространстве — оно стремится изображать только ближнее пространство, поместить в это пространство все изображаемые объекты и опустошить дальнее пространство. В экспериментах обнаружилось, что ближнее пространство у правого полушария сжато, а дальнее растянуто. Левое полушарие проявляет в рисунках особую «заинтересованность» в дальнем пространстве — оно стремится изображать только дальнее пространство, поместить в это пространство все изображаемые объекты и опустошить ближнее пространство. В экспериментах обнаружилось, что дальнее пространство у левого полушария сжато, а ближнее — растянуто. Очевидно, наиболее важным, актуальным, ценным для человека является сжатая область перцептивного пространства и меньшую ценность, меньшую значимость имеет растянутая область перцептивного пространства. Забегая вперед, могу сказать, что аналогичные деформации имеют место и в право-левых областях пространства, что проливает дополнительный свет на синдром игнорирования. Я надеюсь прочесть специальную лекцию на эту тему.
Хотелось бы отметить, что модель третьего измерения у каждого полушария связана с другими, в том числе непространственными функциями. Несколько вульгаризируя, можно сказать, что правое полушарие является носителем эмпирического, конкретного, практического начала менталитета, а левое полушарие — теоретического, абстрактного, концептуального. Сейчас я не буду останавливаться на обосновании этого положения, оно достаточно распространено даже в популярной литературе. Сейчас я хочу сказать следующее. Правое полушарие обнаружило особую «заинтересованность» в ближнем пространстве и особый модус его восприятия. Но ведь это пространство непосредственной практической деятельности человека, пространство наличной манипуляторной деятельности. Левое полушарие обнаружило особую «заинтересованность» в дальнем пространстве и особый модус его восприятия. Но отдаленные области пространства не являются средой непосредственной деятельности человека. Это пространство потенциальной, вероятной деятельности — пространство, которое должно учитываться при планировании и программировании деятельности, но которое для наличной практической деятельности безразлично. Я подозреваю, что характер функций каждого полушария, его ментальность или, шире, сама функциональная специализация больших полушарий мозга вытекают из пространственной модели, свойственной каждому полушарию, и ею обусловлены. Вопрос же о том, почему мозг строит две противоположные перцептивные модели пространства, будет рассмотрен в следующей лекции.
Эту лекцию я начал с рассуждения о словах, терминах. Этим же я хочу ее закончить. Хотя в лекции приведены вполне конкретные факты и достоверные экспериментальные результаты, я использовал непривычную для точных и естественных наук терминологию — «заинтересованность» в том или ином локусе пространства, значимость, актуальность пространства, его недооценка или переоценка, его сжатие или растяжение. Такая лексика нетерминологична, неточна и имеет образно-метафорический оттенок. Но дело в том, что чем глубже мы проникаем в нервную организацию психики человека, чем более высокие этажи психической деятельности мы осваиваем, тем острее ощущается дефицит языковых средств для описания обнаруженных фактов и для их обобщения, тем острее дефицит терминологии. Я надеюсь, что по мере продвижения в лабиринтах изучения нашего предмета, по мере накопления новых знаний о мозге и психике будет выработана адекватная терминология.