В дореволюционной медицинской литературе малярию нередко называли «народной» болезнью, желая этим подчеркнуть ее большое распространение среди населения страны и огромный урон, причиняемый здоровью широких народных масс. И действительно, по степени распространения среди инфекционных болезней человека малярия в России в XIX веке занимала одно из первых мест.
В. В. Фавр в 1903 г писал: «Заболеваемость малярией в России нужно считать не менее пяти миллионов случаев в год; она занимает первое место среди всех болезней русского народа» [400]
Являясь весьма упорной и тяжелой болезнью, малярия причиняла непоправимые разрушения организму больного и сопровождалась большой смертностью. Особенно велика была заболеваемость малярией в ее старых эндемических очагах на юге России, Кавказе, Средней Азии.
Огромный урон причиняла малярия русским войскам, располагавшимся в малярийных местностях Кавказа и Крыма. «Каждый поход на юг во время многочисленных войн с Турцией... стоил нашим войскам громадных потерь от малярии, каждая пядь медленно завоевываемого Кавказа обходилась ценою многих сотен жертв от малярии в равной, если не большей мере, чем от вражеских пуль»[401].
Нужно сказать, что малярия в XIX веке была, несомненно, хорошо известна как русской народной медицине, так и отечественным врачам. Однако данные о ее распространении, особенно в первую половину XIX века, весьма неполны и неточны. Возможно, что народ считал малярию болезнью обычной, и поэтому заболевшие не обращались за помощью к врачам. Врачи же, относя ее в большую и крайне разнообразную группу «лихорадок», часто не утруждали себя дифференциальным диагнозом.
Несколько иначе обстояло дело в частях русской армии, расквартированных на юге России и особенно на Кавказе. Заболевания малярией там составляли львиную долю в общей заболеваемости среди солдат и не заметить ее было невозможно. Поэтому военные врачи Кавказской армии были у нас пионерами в изучении малярии, а.Военно-медицинскии журнал — первым русским журналом, начавшим печатать материалы оо этой болезни.
В 1825 г Миндерер в статье «Полутретедневная лихорадка, по особенным наблюдениям и опытам, учиненным в южных странах России» писал: «Сия лихорадка ежегодно почти оказывается в летнее время спорадически в Греции и в смежных странах, в Нижней Венгрии, Валахии, Молдавии, Бессарабии, в Крыму и вдоль по Кавказу даже до Оренбурга; но в жаркое и сухое лето бывает она повальною (epidemica), и в таком случае обыкновенно свирепствует в июле, августе и сентябре месяцах. В северных странах Европы ома редко примечается» *.
Знакомясь с медицинской литературой того времени, легко убедиться, что распространение малярии, или, как ее тогда часто называли, «полутретедневной лихорадки» в России в начале XIX века значительно выходило за границы, очерченные Миндерером. Малярия была описана в то время уже во многих районах страны.
Нередко встречалась малярия и в Прибалтике. «Тридневная перемежающаяся лихорадка, — сообщал О. Гун, — наиболее свирепствует здесь, и нередко бывают долгопродолжительные особливо осенью... Они здесь, равно как и везде, иногда начинаются как беспрерывные горячки, кои сперва пот дают, а наконец переменяются в перемежающиеся, иногда же, особливо осенью, гнилого, а иногда совершенно чувственножильного рода бывают» 2.
Эпидемии малярии свирепствовали и в Западной Сибири. Лекарь Воскресенский описал одну из таких эпидемий в 1824 г.: «В конце апреля начала появляться сия эпидемия сперва на немногих субъектах, но после столько усилилась, что редко можно было найти дом, в котором бы не страдали сею лихорадкой. Города: Томск, Ачинск, Кузнецк, Колы- вапь, Каинск, Тара со своими округами равно потерпели от сей болезни, как и Барабинская степь, которую можно назвать центром сей эпидемии и притом в высшей степени 3.
На Кавказе особенно пагубными в смысле распространения малярии считались Елисавегпольский округ, Абхазия, Мингрелия, Гурия и Имеретия, побережье Каспийского моря в Дагестане, а по Кавказской линии — Георгиевск, Александровск, Моздок и стоящий на низовьях р. Терек Кизляр.
В. Гевитт, посетивший Кизляр еще в 1755 г., нашел, что перемежающаяся лихорадка была одной из главных причин огромной смертности солдат гарнизона.
Главную причину появления «полутридиевной лихорадки» усматривали во вредном влиянии «окружающего нас воздуха, при известных переменах оного», как-то: «сильный жар днем и следующие затем холодные ночи», скопление в воздухе болотных испарений и «растреснувшейся от жары земли», — все это при «известных обстоятельствах» способно «повреждать здравие человека и подвергать опасности его жизнь» \
Течение болезни, по описанию всех авторов, было очень тяжелым и упорным. Миидерер отмечал, что выздоровление после первого присту- ча редко случается и в большинстве случаев болезнь «превращается в обыкновенную третедневную лихорадку, которая, однако, столь упорна бывает, что изнуряет больного совершенно» и «предсказание в сей болезни вообще худое».
Воскресенский же добавлял: «Долговременные слизистые'и кровавые поносы, затвердения внутренностей, водяныя худосочия, у женщин остаповление кровей, чахотка легких и повреждение матки было обык- човенным печальным последствием сих лихорадок».
' В. М. Миндерер. Военно-медицинский журнал, 1825, ч. VI, № 3.
, О. Г у и. Топографическое описание города Риги с присовокуплением врачебных наблюдений. СПБ, 1804, ч. II, стр. 102!
Воскресенский, Военно-медицинский журнал, 1826, ч. VII, № 1.
И. М. Миндерер. Военно-медицинский журнал, 1825, ч. VI, № 3.
— 303 —
В вопросе лечения малярии среди врачей не было единого мнения, хотя несомненно, что хинная кора была известна русским врачам еще в XVIII веке и некоторые из них уже рекомендовали ее как «...первое... средство в лечении лихорадок и других тяжелых болезнен» тем не менее противников ее применения было больше, чем сторонников. Так Мипдерер утверждал, что употребление «перуанской коры» (т. е. коры хинного дерева) в теплом климате «должно быть весьма ограниченным» Воскресенский указывал: «К употреблению хины прибегать не было нужды и она была равносильна с другими средствами, а вначале данная не только была бесполезна, но и производила расстройство в течение всей болезни»'[402] [403].
Очевидно, мнение это вполне разделялось и высшим медицинским начальством, так как еще в 1829 г. генерал-штаб-доктор Виллие советовал: «В перемежающейся лихорадке сперва надобно давать рвотное, а потом очистить кишечный канал слабительным, преимущественно 'из сладкой ртути...», и далее следует большой список всевозможных прописей лекарств, в которых есть все, кроме хины[404].
Подобная точка зрения соответствовала представлениям, господствовавшим тогда в западноевропейской медицинской науке: хину, если и рекомендовали, то только вместе с кровопусканиями, слабительными и рвотными. К этому еще нужно добавить, что кора хинного дерева стоила очень дорого, а для того чтобы получить лечебный эффект, нужно было принимать невероятно большие дозы растертой коры (110—120 г в сутки).
Передовые русские врачи, имевшие большой опыт в лечении малярии на Кавказе и юге России, горячо пропагандировали лечение хиной. И. С. Минервин на основании многолетних наблюдений утверждал, что хина обладает специфическим действием, и протестовал против лечения малярии рвотными, слабительными и прочими, так называемыми «разрешающими средствами». А. А. Чаруковский впервые в медицинской литературе обосновал принцип лечения малярии большими дозами хинина.
Важной вехой в истории борьбы с малярией было открытие алкалоида хинина. Применение хинина избавило больных от необходимости принимать огромные порошки хинной коры, сделало лечение эффективным и более доступным.
Честь открытия этого алкалоида принадлежит русской науке. В 1817 г. проф. Харьковского университета Ф. И. Гизе впервые подробно описал способ выделения действующего начала хинной коры в «хруста- лях» (т. е. кристаллах) [405]. Однако открытие Гизе не было замечено современниками, и русские врачи узнали о хинине из статей проф. Нечаева, ссылавшегося на работы французских фармацевтов Пеллетье и Кавеигу, выделивших алкалоид хинина в 1820 г.
Но и после этого лечение хинином далеко не сразу завоевало признание отечественных врачей. Введение хинина в медицинскую практику было в России длительным и весьма мучительным процессом.
Как ни убедительны были выводы Минервина и Чаруковского, они едва ли смогли бы скоро пробить брешь в установившихся и подтвер ждавшихся авторитетами взглядах, если бы не тяжелая эпидемическа обстановка, которая сложилась па Кавказе в результате широкого рз пространения там малярии.
Н.              И. Торопов указывал, что считалось вполне обыкновенным делом, когда в укреплениях на Черноморском побережье Кавказа от Поти до Новороссийска в год вымирала десятая часть гарнизона. Каждая казарма представляла лазарет, а люди считали не те дни, когда у них была лихорадка, а те, когда ее не было, ибо таких дней было значительно меньше. Были места и хуже: в укреплении Преображенском в Дагестане через несколько месяцев из батальона едва оставалась четвертая часть, да и те еле двигали ногами, а с постов на р. Араксе, по персидской границе, из казачьего полка, состоящего из 800 человек, через 3 года возвращалось на Дон не более 50 казаков.
Огромные эпидемии малярии возникали на Северном Кавказе в годы большого разлива рек и сильного летнего зноя.
Большая эпидемия вспыхнула летом 1845 г. Командовавший войсками на Кавказе при посещении тифлисского военного госпиталя, переполненного больными малярией, сказал: «Волоса становятся дыбом, когда вспомнишь, что на одной Черноморской береговой линии в одно настоящее лето из 10-тысячного состава войск умерло 2500 человек»1.
Колоссальный урон, причиняемый малярией, побудил военную администрацию принять энергичные меры для лечения маляриков в военных госпиталях.
В 1848 г. был подписан приказ, содержащий наставление о систематическом употреблении хинина для лечебных целей и устранявший ограничение его расхода.
«Документ этот важен, отмечал Е. И. Красноглядов, — потому что с изданием его началось общее лечение хинином и отпуск этого средства в таком количестве, какое требовалось по усмотрению врачей и наставлением». Автором наставления был Э. С. Андреевский (1809—1872), хорошо знакомый с малярией и имевший большой .опыт по ее лечению. В наставлении указывалась методика применения сернокислого хинина, разовые и суточные дозы его. Приказ требовал, чтобы хинин употреблялся не только для «излечения лихорадки, но и для предупреждения пароксизмов», а поэтому лечение должно было продолжаться и по выписке больного из госпиталя.
Результаты широкого применения хинина несомненно сказались. «Из официальных источников известно, указывал В. В. Фавр, что в 1839 г. на Кавказе, т. е. в то время, когда в госпитали и лазареты ежегодно отпускалось несколько унций хинина, там умирал 1 из 9 больных; 25 лет спустя число умерших от лихорадок уже выражается в пропорции 1 :40» 2.
Таким образом, 1848 г. явился поворотным пунктом в применении хинина для лечения малярии в России. Кавказские врачи, накопившие в этом отношении богатый опыт, стали выступать инициаторами и пропагандистами нового метода лечения.
В 1871 г. вышла книга кавказского военного врача Н. И. Торопова «Хинин и его употребление в болотных лихорадках». По свидетельству

1. Е. И. Красноглядов. Медицинский сборник Кавказского медицинского общества. Тифлис, 1881, стр. 162.

Недаром в одной из распространенных песен того времени упоминалось о том «погибельном Кавказе», о котором большой знаток Кавказской патологии Н. И. Торопов (1828—1884) сообщал, что он являлся «пугалом и не только для публики, но и для пауки — депо самых убийственных лихорадок, цынги, тифов, холеры, чумы, дизентерии, Желчных лихорадок» (Н. И. Торопов. Опыт медицинской географии Кавказа... СПБ. 1°64). Биографические сведения об этом выдающемся маляриологе и его замечательных исследованиях см. в кн.: Очерки по истории паразитологии. Медгиз, М. 1953, стр. 118 — 131. —¦ Р е д.

2. В. В. Фавр. Опыт изучения малярии в России в санитарном отношении. Харь-

1903, стр. 17.
современных авторов, эта книга по праву должна считаться классической, так как не имела себе равной во всей мировой литературе вопроса. Поелвыхода в свет книги Торопова, а также работ еще ряда кавказских врачей за хинином в России окончательно установилась репутация спе цифического и лучшего средства для лечения малярии.
Сведения о распространении малярии в России во второй половине XIX века по-прежнему скудны. Только по отрывочным данным, содержащимся в медико-географических описаниях и официальных отчетах того времени, можно судить о степени распространения болезни в 50— 70-х годах прошлого столетия.
Не говоря о Кавказе, где распространение малярии было предметом специального и подробного исследования Н. И. Торопова, изложенного в его известном труде[406], перемежающаяся лихорадка упоминается в перечне эпидемических и эндемических болезней в медицинских описаниях Астрахани (Ольдекоп), Рязанской губернии (Дюзинг), Череповецкого уезда Вологодской губернии (Грязнов), Приамурского края (Шперк). Есть также сведения о случаях малярии в Московской губернии (Добров), в Харьковском уезде (Маршанд), в Петербурге (Архангельский)
В 1880 г. Апдржеевский впервые доказал, что «малярия при благоприятных условиях может прекрасно распространяться и в северных районах страны, например в Вятской губернии». Нужно сказать, что, по мнению таких авторитетных эпидемиологов, как Гирш и Торопов, послед нее совершенно исключалось. По данным Апдржеевского, в 1866—1878 гг на Ижевском заводе больные малярией составляли 33% среди лиц, обращавшихся за врачебной помощью[407] [408].
В 1878 г. впервые появляются данные о малярии в отчетах Медицинского департамента Министерства внутренних дел. Хотя эти цифры, как и все официальные данные о заболеваемости в те годы, преуменьшены и пе отличаются точностью, тем не менее при всех своих недостатках они
Малярия по-прежнему остается предметом постоянных забот воеп ных врачей, особенно на Кавказе и в Средней Азии. Достаточно сказать, что в среднем за пятилетие (1896—1900) на 1000 человек списочного с става армии было больных малярией: в Петербургском военном округе — 6,6, в Московском — 30,9, в Области Войска донского              в
казском—124,4, в Закаспийском — 205,0, в Туркестанском 36/,1.
Были на Кавказе и в Туркестане гарнизоны, где заболеваемость малярией на 1000 человек списочного состава в 1900 г. составляла 637 (Ба- тум), 648 (Кизляр), 592 (Чарджуй), 699 (Маргелан), 774 (Кушка) и даже 1603 (15-й Туркестанский стрелковый батальон в Термезе) '.
Огромная заболеваемость наблюдалась и среди служащих железных дорог, проходящих по территории малярийных очагов. Так, Н. А. Сахаров в 1889 г. писал, что па некоторых станциях Закавказской железной дороги заболевали почти все живущие и движению поездов угрожала остановка за недостатком служащих. «Столь действительный при болотных лихорадках хинин далеко не всегда помогал, и единственным спасением больного являлась перемена климата, т. е. отправка больных в лазареты (Тифлисский или Бакинский). Но эти лазареты в разгар лихорадок оказывались недостаточными, чтобы вместить всю массу заболевших, которых поэтому приходилось выписывать из лазарета, не дожидаясь полного выздоровления. Вот цифры, которые говорят красноречивее слов. В 1888 г. на всей линии было 66 965 больных и из них 41 067 лихорадочных. Хинина израсходовано в том же году около 7 пудов. Так как на дороге имеется около 7000 служащих, а с членами семейств, вероятно, вдвое, то оказывается, что каждый служащий заболевает средним числом 3 раза в год малярией» 2.
К 1884 г. относится первый опыт составления медико-статистического обзора общего распространения малярии в России. Он принадлежит проф. И. П. Скворцову, который в своем курсе гигиены сделал попытку собрать воедино и проанализировать все данные о распространении этой болезни в стране с точки зрения зависимости степени ее распространения от температурных условий данного района. На основании своих исследований автор пришел к выводу, что на юге и востоке малярия («болотная лихорадка») распространена больше, чем на севере и северо- западе 3.
Но наиболее полные материалы о малярии в России опубликованы в 1903 г. В. В. Фавром4. В результате многочисленных исследований Г1. Я. Шютца, М. М. Руднева, И. Ф. Щеглова, К. Н. Виноградова, В. И. Афанасьева отечественные ученые в конце 70-х годов вплотную подошли к открытию возбудителя малярии раньше и независимо от Лаве- рана, который сделал это открытие в 1880 г.
Трудами И. И. Мечникова, В. Я. Данилевского, Д. Л. Романовского, Н. А. Сахарова и их учеников и последователей была установлена этио- [409]

логическая роль разных видов возбудителя болезни и выяснено их систематическое положение в ряде других микроорганизмов.
Благодаря работам А. П. Федченко, И. М. Мельникова, А. С. Розен- блюма, Г Н. Минха, О. О. Мочутковского, Д. Л. Романовского, Н. А. Сахарова в отечественной литературе накопилось большое количество фактов в доказательство значения комаров в распространении малярии '.
Все это позволило В. В. Фавру создать замечательный и не потерявший до сего времени своего значения труд, в котором весьма полно представлены все данные о малярии в России к началу XX века (табл. 15).
Фавр показал, что «...малярия распространена за немногим исключением по всей площади Европейской России, Кавказа и Средне-Азиатских владений и на громадном пространстве Сибири, кроме ея северного пояса»[410] [411].
Наиболее пораженными губерниями в Европейской России были Астраханская, Пензенская, Самарская, Саратовская, Симбирская, Казанская, Оренбургская. Однако интенсивность заболеваемости в них значительно уступала заболеваемости на Кавказе и Средней Азии. Так, если в наиболее пораженной малярией Астраханской губернии на 1000 жителей было зарегистрировано 228 больных малярией, то в некоторых областях и губерниях Кавказа и Средней Азии их количество составляло 390 (Черноморская), 337 (Тверская), 301 (Дагестанская), 364 (Сыр- Дарьинская), 293 (Семиреченская), 253 (Самаркандская).
Наиболее благополучным по малярии был север Европейской России и Прибалтика. Количество больных в них составляло от 2—3 до

6. 8 на 1000 жителей.

Фавр показал, что малярия в России — по преимуществу болезнь речных долин и сельского населения. «Кому из нас, — писал он, — не рисуется вид русской деревни, стоящей на пригорке у речки, поросшей по берегам камышом, с широким заливным лугом на противоположной стороне; на лугу в болотцах, камышах находят себе приют комары, которые также хорошо знакомы всякому жителю, как и лихорадка. Зайдите в амбулаторию к врачу такой деревни и спросите, какой болезнью чаще всего страдают крестьяне, почти всегда он ответит вам — малярией» [412].
В 1895 г. в земских губерниях заболеваемость малярией в городах была почти вдвое меньше, чем в сельской местности, но по сравнению с западноевропейскими русские города были поражены значительно больше. Последнее, очевидно, связано с тем, что наши уездные города, а также пригороды губернских городов больше походили в то время на села как по составу населения, так и по санитарному состоянию.
Малярия иногда давала огромные эпидемии даже при кажущихся благополучными условиях. Так, в 1834—1835 гг. описана большая эпидемия в военных лагерях, расположенных на берегу Днепра в 8 верстах от Киева. Ежедневно заболевало от 100 до 300 человек[413]. В 1895 г. в Крымском полку, расквартированном в Могилевском уезде Подольской губернии, в течение 22 дней малярией заболело 310 человек.
Страшная эпидемия малярии вспыхнула в 1896 г. в Средней Азии, в Мервском оазисе. В результате весеннего разлива реки Мургаб образовалась значительная площадь болот в Тахтамышском и Отамышском районах, и летом началась эпидемия малярии, причем болело почти все население. В Тахтамышском районе из 44 861 человека, живущего в 25 аулах, заболело 41947 и умерло 3355, в Отамышском переболели поголовно все, умерло 2403 человека. Доброхотов, бывший в разгар эпидемии в Тахтамышском районе, рассказывает: «В кибитках... поголовно лежали больные, иногда рядом с ними и трупы; дело доходило до того, что некому было ни сварить пищи, пи подать воды больному... Приходилось встречать кибитки, где вся семья вымерла и где остались в живых одни лишь дети»... В самом Мерве во время эпидемии переболели также все жители. В гарнизоне больны были все — и солдаты, и офицеры, и врачи Малярия так истощила солдат, что из 3783 человек личного состава гарнизона 1254 пришлось отправить в слабосильные команды *.
Эпидемии малярии сопровождались иногда огромной смертностью. Так, например, в Ташкентском уезде с 1893 по 1902 г. умерло 39 640 человек или 10% сельского населения, а в некоторых волостях вымирала греть и даже половина жителей. Так, в Той-Тюбинской волости в 1894 г. умерло 1856 человек, или 35,6% населения, в Хурдистанской—1981 человек, или 27,5% жителей.
Малярия в России в конце XIX века была поистине общественным злом и наносила неисчислимый урон народному хозяйству и здоровью страны. Достаточно сказать, что в 1895 г. в земских губерниях России малярия занимала первое место по количеству зарегистрированных больных среди всех заразных и паразитарных болезней. Фавр высчитал, что малярия ежегодно обходилась населению России не менее чем в 5 550 000 рублей, но при этом он оговорился, что эга цифра в сущности значительно меньше действительной, так как «не приняты во внимание за невозможностью учесть в цифрах потери вследствие эпидемий, вследствие смертности... ущерб вследствие иустования годных земель из-за малярии или слабого их экономического развития и т. д.» [414] [415] [416].
К этому еще нужно добавить, что никакими цифрами не выразишь те потери, которые наносила малярия здоровью миллионов людей, и те ¦традания, которые она причиняла тысячам тысяч больныхь.
Никаких особых мер по борьбе с малярией в царской России не было принято и в лучшем случае дело ограничивалось лечением больных.
Однако в течение XIX века было отмечено постепенное уменьшение количества малярийных мест и оздоровление некоторых ее очагов. Например, на Кавказе, где в середине XIX века малярия причиняла огромный урон как местным жителям, так и расквартированным там войскам, в конце столетия заболеваемость малярией значительно снизилась. «Убийственный Георгиевск... стал теперь совершенно безопасен. Даже в Закавказье, где малярия свирепствовала с особой силой, в 90-х годах XIX века... случаи злокачественных лихорадок... становятся уже предметом клинической казуистики» \
Значительно уменьшилась заболеваемость и в ряде северных губерний. Причину этих явлений нужно искать не в целенаправленных оздоровительных мероприятиях, а в хозяйственном освоении необжитых территорий, в расширении площади обработанной земли и осушении болот. Некоторую положительную роль сыграло также распространение хинина и рациональное лечение малярии.
Однако в первые десятилетия XX века малярия по-прежнему остается одной из наиболее распространенных инфекционных болезней в России. В списке заразных болезней она стояла на первом месте по числу зарегистрированных больных.
Так, согласно официальной статистике, в 1902 г. в России было 3 633 656 больных «перемежающей лихорадкой и болотной кахексией», т. е. 229,5 на 10 000 населения. Наибольшее количество больных было зарегистрировано на Кавказе — 784,9 на 10 000 населения, в Средней Азии — 212,8, в губерниях Самарской, Саратовской, Симбирской, Астраханской, Екатеринославской, Харьковской, Воронежской, Области Войска донского от 300 до 600. Максимум больных приходился в Европейской России па поздние весенние месяцы, а в Азиатской России — па лето и ранние осенние месяцы.
Из общего числа больных малярией, зарегистрированных в 1910 г 18% жили в городах и 28% —в поселках не городского типа.
Огромное распространение малярии и тот колоссальный ущерб, который наносила она народному здоровью, всегда привлекали к ней внимание наших передовых врачей. Вопросы борьбы с ней неоднократно обсуждались на пироговских съездах русских врачей, а в 1902 г. по докладу В. В. Фавра на VIИ съезде организована при правлении Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова в Москве «Постоянная комиссия по изучению малярии в России». Ее председателем был известный московский микробиолог Г. Н. Габричевский (1860—1907). На средства Пироговского общества комиссией организован ряд экспедиций для изучения малярии в Закавказье, Воронежской губернии, Приволжье[417].
На IX Пироговском съезде в 1904 г. комиссией был представлен доклад о проделанной работе и предложены меры для борьбы с малярией в России. В докладе констатировалось, что малярия занимает «...выдающееся и даже первое место среди всех других болезненных форм. Таковы земские губернии Приволжья, Придонские и юго-западные. Малярия в них — крупное общественное зло, захватывающее ежегодно десятки и сотни тысяч больных, лишая их работоспособности в самое горячее рабочее время, весной и летом, дающее много тяжелых хронических больных и, по всей вероятности, даже усиливающее в силу заболеваемости детей раннего возраста детскую смертность». Однако в докладе отмечалось, что «...изучение эпидемиологии малярии пока не только еще не обнимает всех земских губерний, но более или менее полно имеется в них в виде исключения. Мы не имеем поэтому сколько-нибудь
Деятельность этой общественной организации, сумевшей очень плодотворно использовать свои сравнительно небольшие средства, излагалась в «Трудах Постоянной комиссии по изучению малярии в России...». Среди деятелей комиссии очень выделяется ймя Марцииовского Евгения Ивановича (1874—1934), известного эпидемиолога, паразитолога и инфекциониста, положившего начало систематическому изучению в России патологии жарких стран. По его инициативе организован в 1920 г. «Тропический институт» (в дальнейшем «Институт малярии и медицинской паразитологии») в Москве и под его руководством была развернута мощная сеть противомалярийной организации, приведшая к полной ликвидации массового распространения малярии в нашей стране. — Ре д.
полной и достоверной картины распространения малярии по территории даже земских губерний, где все же регистрация и полнее и совершеннее чем в других районах России» '.
В заключении комиссией предложен ряд мер по борьбе с малярией:
«]) Изучать распространение малярии путем систематических медико-санитарных исследований, пользуясь для регистрации карточкой по возможности однородной для всех губерний.

2. Исследовать в санитарном и эпидемиологическом отношении все местные условия наиболее пораженных селений.
3. Сделать врачебную помощь общедоступной.
4. Установить вполне достаточное и бесплатное лечение населения малярийных местностей хинином, евхинином и другими средствами.
5. Признать необходимым участие губернских земств в расходах уездных земств в борьбе с сильно развитой малярией, как с болезнью эпидемической.
6. Признать необходимым распространение противомалярийных мер одновременно на все земские губернии, сильно пораженные малярией.
7. Ходатайствовать перед правительством об отпуске субсидий на осушительные работы, особенно если они обнимают обширные участки двух или даже нескольких смежных губерний.
8. Организовать наблюдения над отхожими промыслами специально по отношению к малярии, нередко заносимой в здоровые местности из малярийных очагов России.
9. Распространять среди населения правильные сведения о малярии, способах ея заражения, лечения и предохранения.
10. Применять хинин с лечебной и предохранительной целью на новых научных основах.
11. Рекомендовать в случаях, где врач это найдет возможным, и другие способы борьбы с малярией, каковы, например, механическая защита сетками от комаров, окуривание жилых помещений долматским порошком, уничтожение ненужных стоячих вод, поливка их в исключительных случаях нефтью или керосином для уничтожения личинок комаров и т. д.
12. Снабдить по возможности все больничные участки микроскопами для правильного распознавания малярии».

После обсуждения пункты с 1-го по 6-й были приняты съездом без изменений. Пункт же 7 принят в следующей формулировке: «Признать необходимым в малярийных очагах организацию осушительных работ, но с тем, чтобы они производились при помощи сведущих лиц, врачей, техников. Вопрос о средствах на это дело относится к ведению местных учреждений».
При обсуждении этого пункта на заседании секции общественной медицины единогласно была принята специальная резолюция, гласившая: «Имея в виду, что громадное большинство ходатайств Пироговских съездов перед правительством оставалось без удовлетворения или было совершенно игнорируемо, а так же в виду того, что- необходимость обле^ кать решения съезда в форму ходатайств стесняет свободу резолюции съезда, секция постановила: 1) воздержаться от возбуждения х°ДЗ тайств перед правительством на будущее время и 2) формулирова все свои постановления, указывая лишь, что необходимо или желатель^ но и что должно быть устранено». Собрание шумно одобрило это пред ложение. 1
Пункты 10 и 11 из числа предложенных комиссий были заменены одним пунктом, сформулированным следующим образом: «Рекомендовать практическое применение предупредительных мер борьбы с малярией на основании современного научного состояния вопроса о причинах распространения малярийных заболеваний...».
Нечего и говорить, что большинство этих предложений так и остались в области добрых пожеланий. Царское правительство не удосужилось обратить на них внимание, и Советской России досталось тяжелое наследие в виде огромной заболеваемости малярией.