Состояние человеческого здоровья в нашей стране находится в удручающем положении — даже у детей, которые вроде бы еще не успели очень уж побиться об острые углы действительности. Только считанный процент из числа младших школьников подходит под критерии стопроцентного здоровья, а к призывному возрасту и того хуже — лишь совершенно ничтожная часть юношей отвечает требованиям призывной комиссии (почему в армию берут всех — это уже иной вопрос). Что же тут долго толковать о взрослых? Приведу на этот счет цитату из статьи Александра Регицкого, главного редактора Санкт-петербургской медицинской газеты «XXI век». Приводимые ниже выкладки относятся к ноябрю давнего-предавнего 1991 года, но по имеющимся современным данным, которые я не стану приводить, чтобы не расстраиваться еще больше, ситуация в дальнейшем только значительно ухудшилась.
Итак: «;...Наше больное общество остро нуждается в оздоровлении. Надо ли говорить о плачевном состоянии нашей экономики, дырявой нашей социальной сфере, катастрофическом состоянии экологии, убогости нашего народного образования, ужасающем положении, в котором находится наша культура, беспросветной нищете медицины? Возможно, не станут откровением для некоторых читателей (особенно — медиков) и следующие факты: более чем у половины работающего населения нашей страны условный рейтинг здоровья ниже показателя «3» (для справки, высший рейтинг — «6»). В США с таким показателем вообще не принимают на работу! По оценкам специалистов, до 70% советских людей нуждаются в реабилитации здоровья, физической и умственной работоспособности. А в нашем городе, как свидетельствует статистика проводящихся на предприятиях медицинских профосмотров, из 10 работающих 8 (восемь!) имеют те или иные заболевания».
Этот короткий обществоведческий экскурс нужен был здесь для того, чтобы особо рельефно высветилась моя главная мысль о провиденциальной, апостольской ныне роли тех людей, которые в таких-то мучительных обстоятельствах способны оказывать поддержку страждущим, осуществлять помощь в сохранении и возвращении здоровья больным и немощным. Да, я говорю сейчас о воистину исторической миссии врачей на нынешнем драматическом переломе нашей истории.
Слава Творцу, мне лично практически почти не приходится сталкиваться ни с лекарями, ни с лекарствами, тем не менее, мой жизненный путь пересекался с немалым числом прекрасных профессионалов от медицины. И некоторые случаи благородства врачей, думаю, никогда из памяти не изгладятся. Вот один из них: мы делали дома ремонт, и старшему сыну было поручено выкрасить наружную дверь. Он ее выкрасил масляной краской, очень даже неплохо, но по дороге налил этой краски и в щель электрического звонка, отчего он почти перестал работать. Для того чтобы он зазвонил, нужно было долго искать такое положение кнопки, при котором контакт кое-как замыкался. Несколько раз я просил удалить краску из звонка, но что-то ему постоянно мешало, и вообще: подумаешь, какая малость, кому надо, дозвонится...
И вот, когда мы в конце лета остались с ним дома вдвоем, его скрутил страшный приступ острой боли в животе. Это случилось около одиннадцати часов вечера. Благо станция неотложной помощи находилась недалеко от дома, я сбегал туда, мне ответили, что машины сейчас в разгоне, но как только приедут, первая же будет у нас. В ожидании машины и для того, чтобы отвлечь его от ужасающей боли, мы принялись играть в шахматы. Однако время шло, а машины все не было. А боли становились все сильнее и нестерпимее.
И вот, не знаю уж каким чудом, около часа ночи мы расслышали стук во входную дверь. Я кинулся к ней, распахнул и увидел на площадке врача в белом халате. Он стоял и смотрел на меня: «Послушайте, вы вызывали врача?» — «Да, вызывали, — ответил я. — Очень давно ждем. Дела-то плохи» — «Любопытное дело получается, — качнул головой он. — Ведь я уже приезжал и поднимался к вам час назад. Звонил, звонил, никто не ответил. Я поехал на следующий вызов, уже вернулся и вот сейчас бросил взгляд на ваш дом со двора. Увидел, что наверху одно-единственное окно, среди многих темных, светится в ночи, и подумал, может быть, там все-таки меня ждут? Еще раз поднялся на шестой этаж и позвонил. Опять никто не подошел. Тогда я принялся стучать в дверь. И вот вы ее открыли...»
Обследовав сына, сразу определил — острый приступ аппендицита в критической фазе. Сына отвезли на «скорой помощи» в больницу, тотчас же оперировали, и оказалось, что промедление еще в полчаса стоило бы перитонита, прободения аппендикса, воспаления брюшины, а там — бабушка надвое сказала. Могло бы и не стать будущего биолога, экономиста, публициста, романиста, народного депутата. Спасибо, врач был чуткий, добросовестный человек: среди всей своей дерготни и вызовов не поленился посмотреть наверх, не остановился перед тем, чтобы в ночи подняться снова на шестой этаж и с силой достучаться до нас. Ну, а если бы на его месте был другой, формально относящийся к делу или невнимательный?.. Страшно и представить себе! Такова цена чисто человеческих качеств медика.
Но вот выплывает в памяти и такой давнишний эпизод: я был студентом уже пятого курса и усиленно готовился к экзаменам. В период оного затяжного штурма было не до тонкостей диеты, и случилось так, что в течение трех дней подряд я по частям одолевал весьма упитанную, жирную утку. И вот в пять утра я проснулся от совершенно невыносимых болей в животе. «Неотложку» вызвали через час, врач поставил некий диагноз и вызвал «скорую». Та действительно прибыла вскоре, но дальше началась фантасмагория: в какую бы больницу она ни приезжала, меня отказывались там брать и отсылали под благовидным предлогом в другую, а из той — в следующую, и так до четырех дня!.. Нигде не хотели портить свою статистику, ибо тот предварительный диагноз был поставлен со стопроцентной гарантией летального исхода!.. Это было 31 декабря, на улице стоял ядреный мороз, аяс «острым животом» и шоковыми болями лежал, скрючившись, полунагой под легким одеяльцем в ледяном кузове машины, и время чувствовалось, будто вывернутое на дыбе.
На операционный стол я попал только в шесть вечера: в хирургическое отделение больницы совершенствования врачей на Васильевском острове. Когда меня вскрыли, оказалось, что было не острое воспаление поджелудочной железы (как записал врач из неотложки), а застойный спазм и непроходимость кишечника, осложненная бурно протекающим воспалением аппендикса. Оперировать в этой ситуации нужно было через час, а не через половину суток, и на этом свете я остался, очевидно, только в силу своей спортивной подготовки да мастерства хирургов-наставни- ков, решительно осуществивших ревизию всего кишечника и подаривших мне в ночь на новый год жизнь и шов мало не в двадцать сантиметров длиной.
В этом «эпизоде» (который мог стать последним в жизни) в один общий узел связалось многое: малая квалификация одного врача, искусство и смелость других, а главное, — система, для которой решающим было не здоровье человека, а собственное благополучное статистическое реноме.
Да, немалая часть медиков вступает на свое святое поприще, побуждаемая к тому святыми, благородными идеалами служения человеку и человечеству, и нередко случается при этом, что у врача есть и талант, и совесть. Но увы, сколь часто не бывает ни того, ни другого, ибо наличие специфического дара медика не проверяется ни тестами на наличие альфа-ритма в энцефалограмме, ни на отборочных экзаменах наподобие тех, что должны держать будущие художники или математики. И текут в медицину серым потоком люди, для нее случайные, влекомые зачастую смутными побуждениями, а потому легко трансформируемые под себя косной системой. Да не подумают читатели, что я навалился сейчас лишь на отечественный институт отбора, подготовки и функционирования медиков: нет, это беда повсеместная! Мне своими глазами пришлось как-то читать циничное высказывание некоего заокеанского хирурга, что ему лично интересней сразу ампутировать клиенту за 12 тысяч долларов ногу, чем лечить ее занудными уколами по 600 долларов. В своей практике я встречался с совершенно бесполезными, по сути своей, операциями, выполненными мастерами ножа из разных стран. Повсеместно совершается отход от представления о выдающейся роли врача, о его редком таланте, о его нравственных качествах, которые
были определяющими в древние и даже еще не в очень древние, по масштабам человечества, времена. Все резко изменилось к худшему в XX веке, когда ради количественного увеличения числа врачей на поток была поставлена подготовка тех, кто должен был отбираться и готовиться только «штучно». И вот результаты... Каждый больной — индивидуален, каждый случай — отдельное явление, зависящее не только от конституции человека, но и от его внутреннего мира, от его окружения, от мира его пребывания. Но о каком индивидуальном подходе может идти речь в таких-то вот случаях?
«1 февраля в больнице 26 умерла моя жена. Прожили мы с ней долгую, нелегкую жизнь...
Беда моя, конечно, не знает границ, но мне еще горше вот от чего: поступила моя жена в больницу с переломом шейки бедра, 10 дней пролежала недвижимой (половину из них — в коридоре на топчане), а умерла от сердечного приступа, потому что никто не подал лекарства.
Когда приступ случился, соседка по палате, единственная ходячая больная, побежала звать медсестру на помощь и дежурного врача. Медсестра сказала, что врача нет, закрыла дверь в палату и больше не появлялась.
Жена умирала 2 часа 40 минут. Ветеран войны и труда
А. И. Соловьев».
Еще ПИСЬМО:
«.За то время, что лечился в 4-й поликлинике Василео- стровского района у уролога Трубникова, у меня успел вырасти камень, перекрыть почку, и в тяжелом состоянии я был госпитализирован в больницу им. Урицкого. Там я перенес 40 операций, заражение крови и едва не отправился в мир иной. Впечатление от больницы — шоковое. Грязные палаты, ломаные, подпертые кирпичами кровати, толпы веселящихся бездельников-практикантов, тупые иглы шприцев, которые ввинчивают в тебя, как шуруп в капитальную стену. А пейза-аж... загляденье! Утром откроешь окно — перед глазами — морг. Эшелоны телег с трупами. Холодильник покойницкой грохочет, что товарный состав, и ты под эту жуткую какофонию прогуливаешься по садику — от морга к помойке, от помойки — к моргу.»
А вот из документального повествования врача Ё. Кра- сова, с тяжелой травмой оказавшегося в больнице. К нему пришел титулованный консультант, и врач, оказавшийся в роли больного, с трепетом душевным ожидал от него приговора, решения своей участи.
«И вот он сидит передо мной в небрежно брошенном на плечи халате. Все чувства обострены, и я замечаю сейчас то, на что в другое время не обратил бы внимания. Доктору явно некогда. Он забежал ко мне по пути, ненадолго, потому что очень просили. От этого весь вид его выражает нетерпение. Представился не как коллега коллеге, попавшему в беду, а очень официально.
Глядя куда-то в сторону (даже не осмотрев меня предварительно), начал говорить ровным голосом, словно читая страницы из учебника нервных болезней, о том, что ждет меня в дальнейшем: пожизненное заключение в четырех стенах, навсегда буду прикован к кровати, если не умру через 2-3 месяца от пролежней или уросепсиса (самоотравления организма) в страшных муках.
Я, слушая его, не верил своим ушам. Правда, нечто подобное говорили и мои лечащие врачи, но не такими словами и не таким тоном. А тут просто удивительная беспощадность, безжалостность. Ни одного ободряющего слова, ни капли надежды на выздоровление.
И тут я внимательно посмотрел на него. Это был бледный, аскетичного вида молодой человек: шея тонкая, кожа лица плохая, и весь вид у него какой-то заморенный. Наверное, много сидит над книжками, мало бывает на воздухе и, конечно, никогда в жизни не занимался спортом. Откуда ему было знать о человеческих возможностях, о победе над собой и обстоятельствами.
Между тем консультант продолжал твердить: — Поврежден спинной мозг и все центры управления мышцами, внутренними органами и заведующие трофикой (питанием тканей), разобщены с вышележащими отделами. К ним не идут сигналы из головного мозга. Нервные клетки погибли и не восстановятся. А чего нет, того и не будет...
Я, как врач, и сам понимал, даже соглашался с ним. Но, как больной, отказывался верить жестокому приговору, ни за что не желая верить тому, что у меня нет ни малейшей надежды. Ведь консультант не брал во внимание такие важные факторы при лечении, как человеческая психология, нравственная сила и характер больного.
Когда доктор, наконец, умолк, я, несмотря на неутешительный прогноз, попытался вырвать у консультанта последнюю надежду: —
Может быть, все не так страшно? — робко задал я ему вопрос. — Вы не учли, что я — спортсмен, привык к борьбе, и сейчас согласен на любые тренировки. —
Нет! Никто никогда не вставал на ноги с таким диагнозом, — последовал ответ. — Вы не сможете даже сидеть без посторонней помощи.
Таков был этот “врач”: сказал и убил. Не оставил ни просвета надежды. Обрек на мучения и неминуемую скорую смерть. Но неожиданно свет возрождения пришел совершенно с другой стороны: от пожилой санитарки.
Мой удрученный вид ей явно не понравился. —
Я знаю, что это такое быть парализованным, я хорошо понимаю тебя, — заявила она сразу же мне, — со мной было то же самое.
Оказывается, еще в молодые годы с ней случилась беда: перелом позвоночника в крестцовом отделе (там нет спинного мозга). Молодую женщину болезнь приковала к постели, но, чтобы жить, надо было на что-то существовать. И это “надо” не давало ей спокойно лежать и ждать, когда наступит улучшение. Начала она преждевременно подниматься, как-то перемещаться, чтобы обслуживать себя. И организм пошел навстречу ее настойчивости. Каждое движение вливало в нее новые силы, здоровье ее крепло, и, наконец, она смогла встать но ноги.
Специальности не было, поэтому пришлось заниматься физическим трудом. Работала уборщицей, подсобной рабочей. Поначалу очень уставала, мучили боли, но дальше — лучше. И вот до сих пор трудится в полную силу и чувствует себя хорошо.
Простодушно, без тени сомнения, начала она меня убеждать, что все обойдется, только я не должен залеживаться, а постоянно двигаться.
Конечно, я понимал, что мой случай намного сложнее и страшнее. Но от простых, участливых слов сразу стало тепло на сердце. О, это участливое, доброе слово! Порой оно делает то, чего никогда не добиться другим способом. Оно успокаивает, будит надежду, веру человека в самого себя...
Как ни парадоксально, но эта пожилая малограмотная женщина сделала для меня больше, чем врач с ученой степенью. Мы хорошо с ней поговорили, и она так убедила меня, что снова вернула надежду на выздоровление. Теперь моя надежда была снова со мной, и я уже твердо знал, что мне надо делать. Отныне и без всяких сомнений я вступаю в бой с болезнью. Решение на этот раз было принято окончательно! И как только я сделал это, ко мне то с одной, то с другой стороны стала приходить подмога. Как тут не вспомнить Публия Вергилия Марона, сказавшего в “Энеиде”, что смелым судьба помогает ».
Думаю, что прочитанное в комментариях не нуждается: врачеватель не знал силы слова, значения психологического воздействия, роли морального фактора для исцеления больного! Кто же он? Коновал по существу, не более. Хотя, по чести сказать, лечение и животных идет гораздо успешней, если относиться к ним по-доброму, а не как к неодушевленной тушке. Впрочем, такова система подготовки медиков во всем «цивилизованном» мире. Вот передо мной — сетка часов медицинского факультета Англии на 5 лет, после окончания которого студент получает первичную степень бакалавра медицины: на анатомию — 387 часов, на физиологию — 278 часов, на биохимию — 201 час, на фармакологию — 97 часов, на иммунологию — 89 часов и т. д. (сотни и тысячи часов, не считая практики), и на психологию — 53 часа! Меньше дается только на статистику...
Я не собираю специального досье о состоянии нынешней медицины, но сами собой накапливаются десятки, сотни материалов страшного содержания.
Там, где отсутствует нравственное ядро в подходе к врачеванию как решающая ценность, там могут совершаться любые аномальные поступки или даже преступления. Сокращаю здесь до минимума подборку страшных фактов о преступном отношении иных из дипломированных медиков к своим подопечным, приведу лишь окончание только одного трагического письма.
«Дорогой Юрий Андреевич! Если Вам нужно написать что-то из моих писем — пожалуйста. Пишу только правду. Только будет от этого прок? Ведь есть люди, которые внемлют советам, есть, которые пропускают мимо ушей. Наши же медики хотят тихой жизни. После приезда нас посетили: патронажная медсестра, солнце наше, которая, можно сказать, спасла нашего Алешеньку, которой я выразила благодарность (не она бы — врачихе не догадаться бы). А на следующий день врач, которой “благодарны” 25-дневной желтухой. Прием шел без инцидентов, а в конце я все-таки спросила, кто будет отвечать за последствия? Ведь вытерпеть все даже взрослому тяжело, а материнская ласка — болезни не помеха. Конечно, врачу это не понравилось, врачи привыкли, что родители должны безропотно воспринимать все ужасы, ходить на цыпочках. Ведь нашим медикам нет альтернативы: ни бабки-знахарки, ни кооператива, ни другой больницы. Они все равно знают, что к ним придем. Получился серьезный разговор. Как жить будем дальше?!» «Как жить будем дальше?» — звучит трагически. Будем жить все хуже, ели не изменим по существу подход к подбору и обучению врачевателей. По правде говоря, я не очень рассчитываю, что приведенная вереница фактов (которая могла бы быть несравненно длиннее) хоть в чем-то изменит стиль работы профессиональных медиков, которые формировались в обстоятельствах безответственности перед людьми и перед Богом. Нет, я хотел бы, чтобы эти кошмарные строки попали на глаза юным душам, тем. которые еще не закоснели в цинизме, в ремесленной узости, для которых слово «совесть» значит много больше, чем «корысть». А зубробизоны от кастовой медицины, чего ждать от них?
Никогда не забуду «круглого стола», проведенного телевидением в начальные годы перестройки, когда на экране появился синклит тогдашних начальников министерства здравоохранения: что это было за трагическое зрелище! Собрание тучных, отечных, задыхающихся от множества болезней деятелей!.. И практически на любой вопрос ведущего о той или иной новой или новаторской методике то один, то другой из них выдыхал: «Не знаю,... не слышал...».
И вот такие-то недужные телом и разумом «светочи духа» стояли во главе важнейшей отрасли народной жизни... Это я видел с экрана, но подобное же, только пропитанное ядом жгучей, смертельной ненависти лично ко мне воспринимал со страниц нескольких писем, написанных профессионалами и присланных в журнал «Нева» после того, как там была опубликована в 1988 году моя коротенькая статья «Три кита здоровья». Тысячи и тысячи одобрительных и заинтересованных писем хлынули в редакцию, ко мне на работу и домой, в том числе в значительной мере и от медиков, решительно поддержавших выраженную в статье концепцию универсального подхода к здоровью. Я хочу, однако, глянуть сейчас современным взглядом на аргументы тех «титулованных», которые, образно говоря, кожей ощутили в статье ветер опасных для них перемен. Итак, некоторые характерные цитаты.
«Чего стоит утверждение, что ледяные ванны снизят температуру тела, что будет означать выздоровление! Разве мы — холоднокровные, и наша температура, как у лягушек, зависит от окружающей среды, а не от гомеостазиса?
А рассуждения об очистке лимфы!!! Советы кушать белки, жиры, углеводы отдельно...
Возможно, Ю. А. Андреев может питаться “божьей росой” и пищей из одуванчиков, и на здоровье, но зачем это солидному журналу?»
«Не иначе как конгениальна по манере и системе доказательств авторская “концепция чистого организма”, призванная, по его мысли, не оставить камня на камне от господствующих в медицине представлений относительно причин болезней и преждевременного старения. Все, оказывается, до абсурда просто — как в “Жигулях”: виновато “внутреннее зашлаковывание”, и все тут. А медики-то навыдумывали Бог знает что! Человеку, зачарованному такой доходчивой и неотразимой в своей убедительности аналогией, не остается ничего другого, как воспользоваться “прекрасным и радикальным способом выжигания своей внутренней грязи”, иначе говоря, одновременно и голодать, и интенсивно двигаться. Такое самоедство, полагает автор, наилучшим образом способствует достижению цели.
Содержание текста недвусмысленно свидетельствует о совершенно особом отношении автора к своим (прошу прощения, но я процитирую) “потрохам”. Казалось бы, ощущение их чистоты должно было бы благотворно сказаться не только на эмоциональном, но и интеллектуальном потенциале их носителя. Однако, испытав много большую по приятности — сравнительно с другими поводами — “радость чистых потрохов”, автору, как мне думается, не удалось использовать это состояние души для повышения качества своей литературной продукции, особенно по части критического отношения к тому, что выходит из-под его пера. Больше того, с едва уловимым сомнением им высказывается мысль, что ряд положений предлагаемой теории трех китов способны произвести “определенный переворот в наших представлениях”».
«А вообще говоря, ничего страшного в подобных публикациях нет. Всегда, во все времена существовали наивные полуграмотные натурфилософы, которые создавали секты солнцепоклонников, искали летающие тарелки, занимались телепатией и телекинезом, изобретали лучи Кирлиана и тому подобное. Есть ведь довольно много “интеллигентных людей , которые верят в загробную жизнь и зачитываются ксерокопированными лекциями какого-то американского психолога, который изучал людей, побывавших в состоянии клинической смерти. В условиях демократизации статьи, подобные статье Ю. А. Андреева, способны вызвать лишь улыбку. Ну, еще некоторое количество обывателей получит тему для бурных разговоров, а кто-то и пользу извлечет. Действительно, перестанет обжираться тортами, может быть, будет чаще мыться и по утрам начнет бегать».
«Наконец, зададим вопрос: а чего добился Ю. Андреев “концлагерной диетой” и прочими деяниями? Лишь освободил жену от необходимости “забить холодильник” при отъезде. Той же цели можно добиться, научившись готовить самому. Некий автор, усердно пропагандировавший систему тренировок на основе хатха-йоги, в 1946 году умирал, а в 1963 году ожил и даже восстановил “воспроизводительные органы”, как он выразился. А тут человек допенсионного возраста, на физически нетяжелой работе, живущий в условиях изобилия продуктов. Странно, если бы в таких условиях не сохранилось бы здоровье».
Пожалуй, достаточно. Я хотел бы лишь заметить, что во всех без исключения письмах гневно муссируется тема доктора филологических наук, забравшегося в чужую епархию, и славная тенденция любым способом представить его то ли невежественным дурачком, то ли зловеще восставшим из-под земли Лысенко. Прошло не так много лет, значительно возросло общественное осознание путей и принципов здорового образа жизни, и нужно ли сейчас опровергать адептов консерватизма? Тем более, что от других врачей (в том числе и украшенных профессорскими эполетами) в то же самое время приходили письма прямо противоположного содержания — иногда с предложениями о сотрудничестве, иногда с благодарностью и просьбами о помощи конкретными советами.
Я далек от представления о победе рациональных взглядов на здоровье в нашем отечестве: нет, это в преуспевающих странах, например, в Америке стремятся к раздельному питанию (согласно практическим разработкам замечательного теоретика и практика Г. Шелтона) и к преимущественно растительному питанию (согласно чудесным результатам, полученным удивительными долгожителями Н. Уокером и П. Бреггом). У нас же господа ученые высмеивают эту неопровержимую практику либо изящно («божья роса и пища из одуванчиков»), либо пролетарски-вдохновенно (« а что делать человеку, работающему в литейном цехе?»). Я получил и получаю множество писем от людей разных профессий с благодарностью за новые горизонты, открывшиеся с переходом на концепцию «Трех китов здоровья», но в то же время храню в качестве «документа эпохи» некое уникальное послание, которое свидетельствует о диалектической смычке светлых верхов и самых темных низов. Вот оно:
«Тов. Андреев! Прочитала в журнале “Нева” номер 2 за 1988 год статью “Три кита здоровья”, и захотелось Вам сказать по-русски: “Хватит х...ней заниматься! Три сушеные, вернее, две груши, брюква, капуста и прочая ерунда. Если сами с ума помаленьку сходите, так других не пугайте. Ешьте, что угодно, но рабочему человеку, а это испокон веков велось, если сытно не поесть, то и ноги протянешь. Видно, не за так Вы напечатали свой полусумасшедший бред, а журналу “Нева” больше, видимо, нечего печатать, как эту муть.
Московская обл., Одинцовский р-н, п. Голицино. 7.04.88 г.
P. S. Тебе бы в поле поработать, а не просиживать портки в кабинетах, х^вт^1 филолог. Много вас теперь развелось, дармоедов, на Руси».
Умри, Денис, лучше не скажешь!..
Для чего, спрашивается, в этой книге, посвященной принципам врачевания, я привожу следы предбывших словесных баталий? Да только для того, чтобы тот, кто вступает на трудный путь заботы о здоровье человеческом, не тешил себя надеждами на бравурный марш под фанфары. Нет, на него будут коситься те, кому легче работать в узких, но привычных рамках старой парадигмы, его разными способами будут «ставить на место». Уж если своего коренного, заслуженного врача-профессионала Илизарова били и третировали, как только могли, за дерзкую новизну, за разрушение удобного и прибыльного монополизма, то что уж говорить об отношении этих нравственных мертвецов к тем, кто их помоложе, у кого хребет пожиже!..
Но это лишь одна сторона медали. Другая — это невероятная инерция обывателя, ничем абсолютно не желающего себя утруждать даже во имя укрепления своего же собственною здоровья. Он предпочитает, не «трепыхаясь», отжить свои гарантированные статистикой 60 лет, обжираясь при любой возможности, пальцем не шевеля для своею психофизического восстановления, а затем помереть либо скоропостижно, либо растянув «удовольствие» для родичей на многие свои параличные годы. У этой мощной, увы, прослойки населения подход к здоровью такой: врачам платят (или: я им плачу), вот пусть они свое дело и делают!.. Для данной категории пациентов те врачи, которые относятся к ним как к неодушевленным тушкам (дать таблетку, посмотреть язык, вскрыть скальпелем внутренности, назначить физиотерапию и т. п.), суть совершенно соответствующие, адекватные им специалисты. Это два равноценных электрода, которые один без другого существовать не могут, каждая из оных категорий черпает незыблемую уверенность в собственной правоте у своего визави, и сплоченная сила их неприятия всего, выходящего из их ряда, способна сломать и втоптать в грязь любого из слабодушных, мыслящего иначе.
Любопытный нюанс — придя к традиционному врачу, традиционный больной сразу учует «своего человека»: если это мужчина, от него, как правило, разит табачной вонью, под глазами темные мешки, чрево, как на шестом месяце; коль это дама, она нервична, торопливо-невнимательна и потому груба, а уж как следит за собой — Бог ей судья... Врачи этой категории по-своему весьма последовательны: они живут так же, как исповедуют, если недуг прижмет их, они и себя начнут накачивать таблетками, они и свой засорившийся желчный пузырь бросят под нож такого же, как и они, коллеги, они на курорте будут объедаться, лежать на боку, сутками рубиться в безумно задымленной комнате в преферанс.
Сказанное отнюдь не означает, что среди них нет мастеров своего ремесла. Нет, это могут быть великолепные умельцы-хирурги, стоматологи, офтальмологи и другие специалисты, главным образом, имеющие дело с дефектами, нуждающимися в устранении или механической починке. Но сколь часто чудовищный образ их жизни ничем не отличается от того, который приводит к ним их пациентов.
Вот почему и для чего я выше воспроизвел здесь озлобленную брань по поводу статьи, посвященной здоровью человека многомерного: тот, кто двинется исцелять человека интегрального (то есть целостного — исцелять и целостный — слова одного корня ), кто захочет возвращать ему полноту его субстанций, тот будет остракирован не только косной научной верхушкой, чье благополучие зиждется на сохранении прежнего порядка, не только массой тех врачей, которые просто не знают ничего иного, помимо того, чему их учили лауреаты и профессора хорошей старой выучки, но и — главное — непониманием и враждебным неприятием любых новаций со стороны очень и очень многих больных.
Чтобы с предельной наглядностью показать бесперспективность этого упрощенного подхода к здоровью (своему или пациентов), нарисую простенькую картинку:
Что это за беспорядочно разбросанные кружочки? Не более, не менее, как срез цветущего дерева в двухмерном пространстве. Да, вся эта грандиозная колышущаяся под ветром буйная роскошь, чудо природы, которое существует в трехмерном, объемном пространстве (и более того — также в четвертом измерении, во времени, то есть в процессе развития), выглядит в плоскостном измерении вот как-то убого, жалко и, главное, не так, как в натуре.
Такова модель восприятия человека большим, на беду, числом медиков. Чего нет за пределами плоскости, того нет, значит, и в натуре. А перестраивать мышление — ой, как трудно! Не потому ли врачи с философским миропониманием типа академика Н. Амосова столь редки, не потому ли вторжение идей из трехмерного пространства столь враждебно воспринимается в двухмерном мире? Вспомним, например, какой залп ненависти со стороны геррен докто- рен вызвали публикации моторостроителя (!) академика А. Микулина с его нетривиальным подходом к устройству человека!
Повторяю и повторяю: дело не в личностях, они могут быть и отличными, превосходными по своей сущности людьми, дело в системе подготовки врачей. Что радует, так это то, что все большее число специалистов-медиков, преимущественно из среднего и младшего поколения, активно стремится сбросить со своих глаз жесткие шоры двумерной убогости, все интенсивнее — из подлинно профессиональной гордости — овладевает новыми для них сферами знаний. Лишь один пример: в третьем выпуске Университета биоэнергетических проблем (научным руководителем которого я был) из 120 человек более 50% являлись профессиональными медиками.
Радует то, что во всем цивилизованном мире все шире набирает силы всесторонне-комплексный подход к здоровью заболевшего человека: с учетом его индивидуальности и его психической, а не только телесной субстанции. Отовсюду приходят известия об интеграции усилий официальной медицины и традиционных (прежних) методов лечения, о широком спектре воздействий как аллопатии, так и фитотерапии, как массажа, так и художественной терапии и т. д.
Лед тронулся, господа присяжные задседатели, лед тронулся!.. Но весна у нас еще только началась, возможны суровые заморозки как на почве, так и в атмосфере. Что же следует предпринимать в ожидании солнышка, как поторопить пришествие лета?