Если на стадии бытового злоупотребления иллюзор-но-компенсаторная деятельность оставляет место для деятельности реальной и некоторое время как бы мирно (на взгляд самого пьющего — вспомним монолог рас-путинского героя) сосуществует с ней, то с началом болезни для реальной деятельности места (да и времени) остается, во-первых, все меньше, а во-вторых, эта реальная деятельность меняет свою суть и функцию в жизни человека. Данные историй болезни свидетельствуют, например, что многие из больных были хорошими специалистами, гордились своей профессией, квалификацией. В ходе болезни трудовые мотивы утрачивают свою значимость; деятельность, побуждаемая этими мотивами, становится лишь вспомогательным действием по добыванию денег на алкоголь. Это происходит отнюдь не вдруг, а как неизбежное психологическое следствие развития иллюзорно-компенсаторной деятельности, требующей по мере ее расширения все больших материальных средств, все ^большего преодоления сопротивления окружающих. И именно по мере расширения этой деятельности, по мере усложнения условий ее осуществления больные все чаще начинают использовать работу только как источник денег на водку.
Такой ход подтверждается и динамикой отношения к работе: вначале больные всячески скрывают свое злоупотребление от сослуживцев, затем начинают появляться на работе в нетрезвом состоянии, выполнять свои обязанности все хуже, все более халатно, наконец после ряда предупреждений и выговоров их либо увольняют,
245
либо переводят с понижением в должности, и все повторяется сначала.
Приведем в качесте иллюстрации выдержки из рассказа бывшего больного алкоголизмом '°. «Первый прогул был, возможно, первой ступенью вниз, за которой последовала вторая, третья, десятая. К потребности выпить, которая росла неукротимо и требовала все больше и больше денег, прибавились муки похмелья... Проработав пять лет в конструкторском бюро, я написал заявление об увольнении. Новую жизнь хотелось начать на новом месте.
Смена места работы сама по себе ничего изменить не могла. Не меня сбивали «дружки», как считали дома, а я сам искал собутыльников.
...Через месяц, боясь «черной записи» в трудовой книжке, я вновь сменил место работы. В конструкторском бюро Министерства здравоохранения, куда я поступил на работу, никто не знал, что я лечился от алкоголизма, и первое время я тщательно старался скрыть, что пыо.
Месяца четыре я. продержался на «скромном режиме», а потом наступил запой... После повторного лечения я вышел с тяжелым ощущением неуверенности в себе. Я знал много случаев, когда после больницы люди вновь начинали пить... Второй раз я продержался три месяца. А потом все началось сначала: снова смена работы, снова попытки взять выпивку под контроль, снова прогулы, депрессия и трясущиеся по утрам руки.
...Окончательно я пришел в себя в психиатрической больнице имени Кащенко. Пролежав там около месяца, я вышел из больницы, получив еще одну порцию «страха» в виде антабуса. Работать в конструкторском я уже был не в силах, даже если бы меня где-нибудь приняли на работу, в чем я был совсем не уверен. Надежды на то, что я брошу пить, тоже не было. Вставал первоочередной вопрос, где же брать деньги на водку?
Линия наименьшего сопротивления подсказывала решение — идти работать туда, где можно бесплатно пить. Я попросился на работу проводником, сопровождающим вино в транспортную контору. Закономерностью было то, что вина, полагающегося нам на «бой», не хватало, так же как и зарплаты, чтобы покрыть недостачу. После трех таких рейсов карьера проводника кончилаУь.
Записи в трудовой книжке сменяли одна другую. Рос перечень профессий: токарь, грузчик, почтальон. Наконец, после еще двух пребываний в психиатрической больнице настало время, когда поиски любой, какой угодно работы не давали результата».
Таким образом, некогда ведущие мотивы поведения постепенно утрачивают в ходе болезни свои прежние функции. В то же время алкоголь (алкогольное переживание) как мотив расширяющейся наркоманической деятельности подчиняет себе остальные мотивы и становится в конце концов ведущим, определяющим личностную направленность. Здесь мы касаемся кардинального пункта изменений личности при алкоголизме: постепенного разрушения прежней, до болезни сложившейся мотивационно-смысловой иерархии и формирования взамен ее новой иерархии.
246
В реальной жизни процесс переформирования происходит в постоянной и подчас драматической борьбе побуждений. Так, в промежутках между периодами пьянства больные нередко стремятся «реабилитировать» себя перед семьей, сослуживцами, как бы вновь на время становятся хорошими семьянинами и добросовестными работниками. По мере углубления болезни эти побуждения становятся все менее стойкими, приводящими лишь к кратковременным вспышкам активности, тогда как «алкогольный» характер мотивацнонно-смысловой сферы приобретает все большую устойчивость и определенность. Разумеется, прежние ведущие мотивы (семья, работа и др.) не исчезают вовсе из сознания больных, но они теряют свою побудительную силу или, пользуясь терминологией А. Н. Леонтьева, из мотивов «реально действующих» становятся мотивами «только знаемыми». Семья, работа, уважение окружающих еще долго могут интересовать больных, порой они иногда в очень острой форме могут осознавать несовместимость своего поведения с прежними смысловыми установками и ценностями. Но к сожалению, это сознание довольно редко бывает полным, оно остается лишь «пониманием», могущим привести к временному раскаянию, но лишенному реально действующей силы. В ходе болезни алкогольная деятельность не просто «надстраивается» над прежней иерархией деятельностей и потребностей, но преобразует эту иерархию, преобразует сами мотивы и потребности личности. В итоге такого переформирования перед нами уже фактически новая личность с качественно новыми мотивами ц, потребностями, с новой их организацией.
Происходящие изменения мотивационно-смысловой сферы и обусловливают появление конкретных особенностей «алкогольной личности». Рассмотрим «механизм» этого процесса на примере моральной деградации, упоминание о которой присутствует практически во всех описаниях больных алкоголизмом.
Обычно выполнение отдельного действия в структуре развернутой деятельности осознается исполняющим это действие именно как вспомогательное средство, ступень к достижению конкретной цели. То же происходит и относительно рассматриваемой алкогольной деятельности. Каждый раз больной решает для себя ряд соподчиненных задач, в которых даны условия и известна цель (например, надо достать деньги при условии, что
247
их не у кого занять). Человек должен сам отыскать способы решения такой задачи. Однако он имеет дело не просто с отвлеченной интеллектуальной задачей, не с абстрактно взятым «действенным полем» — в данном случае перед ним жизненная, смысловая, нравственная задача, и вслед за ее решением в уме (скажем, можно продать платье дочери) неизбежно должна встать дилемма: преступать или не преступать свои прежние моральные нормы.
Сказанное не означает, что больной всегда именно так осознает данную ситуацию, однако структура, схема подобных действий, по-видимому, такова *. Это подтверждается и довольно строгой последовательностью в совершении действий (сначала утаивается часть зарплаты, затем продаются свои вещи, потом вещи жены, детей) и тем, что, находясь в «светлом» состоянии, больные предпочитают отмалчиваться или с крайней неохотой признаются в совершении именно этих действий. Точнее, действиями их можно назвать только в плане структуры рассматриваемой деятельности. С точки зрения характеристики личности — это поступки, т. е. действия, требующие соотнесения с моральными нормами. В этих поступках постепенно формируются черты личности, которые затем станут устойчивыми и как бы изначально принадлежащими больным хроническим алкоголизмом.
Речь идет, конечно, не о том, что единичные поступки могут привести к появлению тех или иных личностных особенностей. Однако в ходе болезни эти поступки перестают быть случайными и единичными, они становятся неизбежным, закономерным следствием логики развития самой жизни больных. Именно поэтому их следует рассматривать как ступени деградации.
Рассмотрим теперь логику изменений основных смысловых ориентации. До начала злоупотребления больные, по сведениям историй болезни, обладали нередко широким кругом смысловых связей с миром, проявляли алоцентрические, в том числе и коллективистские, ори-
* Вот что говорит о первой продаже своих вещей человек, сам долгое время страдавший хроническим алкоголизмом (с выдержками из его исповеди мы уже знакомились выше): «Первой пропитой вещью были часы, и этот шаг означал не сползание еще на одну степень, а большой качественный скачок. Дело было совсем не в том, что я пропил очередные двадцать рублей, а в том, что еще один нравственный барьер рухнул» ".
248
ентации. В ходе болезни, уже на первых ее этапах, все более формируется узкогруппоцентрическая, корпоративная ориентация. Механизмы этого формирования исходя из всего сказанного достаточно ясны. Возрастающую потребность перестают удовлетворять размеры потребляемых доз алкоголя. Оказавшись в обычной компании пьющих, они начинают торопить окружающих с очередным тостом, стремиться быстрее и больше, чем другие, выпить алкоголя. В психиатрической литературе эти проявления возрастающей потребности обозначаются как симптом «опережения круга». Но и «опережение круга» уже не может удовлетворить больных, и вскоре они находят или сами составляют себе «компанию», где их «понимают» и где они могут наконец удовлетворить свою потребность. Но это всего лишь одна линия образования «компании» — линия, так сказать, «снизу», идущая от поисков самого больного. Есть и другая важнейшая линия, о которой мы уже упоминали в первом разделе главы,— линия «сверху», когда уже образовавшаяся «алкогольная компания», «алкогольные наставники» принимают новичка в свою сферу, прививают ему навыки иллюзорно-компенсаторной алкогольной деятельности.
В сущности в этих «компаниях» и протекает формирование многих черт «алкогольной личности». Только здесь, и нигде более, больной начинает чувствовать себя в своей стихии, чувствовать общность, спаянную одной целью — выпивкой. Именно здесь происходит формирование многих понятий, особого мировоззрения, даже целого «кодекса чести» больного алкоголизмом *.
Больные стремятся проводить в своих «компаниях» все больше времени. Вне «компании» им скучно, они раздражаются по пустякам, не знают, куда себя деть, чем заняться; зато в «компаниях» им становится хоро-
* В ответ на просьбу назвать черты, которые наиболее нравятся им в других людях, больные хроническим алкоголизмом, например, нередко называли такие черты, как честность, справедливость, товарищество. На первый взгляд приведенные ответы кажутся совершенно обычными, однако стоило больных внимательно расспросить, что они понимают под товариществом или, наоборот, под предательством, как выяснялось, что они часто связывают с этими понятиями обстоятельства, сопровождающие употребление алкоголя. Так, больной А. говорит: «Терпеть не могу вранья! Нет денег — я понимаю, а то жмется, на дармовщину старается выпить, а у самого десятка в кармане». «Товарищ — тот, кто не подведет, кто, к примеру, последнее заложит, а угостит...» (больной В.).
249
шо, они оживляются, много говорят, смеются, шутят. Благодушие больного алкоголизмом носит при этом особый характер. Так в, казалось бы, шутливых высказываниях больного нередко сквозят нотки агрессивности, направленности против окружающих их людей, против тех, кто ведет иной, трезвый образ жизни. Недаром поэтому «алкогольный юмор» называют иногда в психиатрической литературе «мрачным юмором алкоголиков».
Надо отметить, что больные алкоголизмом вовсе не обладают реальным чувством юмора. По мере деградации они становятся все менее способными уловить скрытый смысл юмористического рисунка или текста. Зато смешное начинают усматривать в том, что с точки зрения нормального восприятия не является таковым. При этом основным предметом шуток неизменно остается выпивка и связанные с ней коллизии. Больные охотно, с удовольствием рассказывают о своих приключениях в вытрезвителе, кто с кем, когда, сколько, при каких обстоятельствах пил и т. п.
Не следует, однако, думать, что внутри «алкогольной компании» формируются подлинно группоцентрические отношения. Напомним, что существование «компании» обусловлено, скреплено в конечном итоге выпивкой, ее ритуалом, а не самим по себе общением и поддержкой дружеских отношений. Внешняя оживленность и теплота, объятия и поцелуи (столь легко, правда, переходящие в ссоры и жестокие драки) являются по сути лишь атрибутами все той же иллюзорно-компенсаторной деятельности — имитацией, нежели подлинной реальностью душевного общения. Со временем эти формы имитации становятся все более стереотипными, заезженными, алкогольное действо — все более свернутым, все менее опосредствованным, его участники — все более случайными и легко заменимыми *.
Однако даже такая псевдогрупповая ориентация становится со временем пройденным этапом, а широкие возможности для удовлетворения потребности, которые дает «алкогольная компания»,— все более тесными. Больной отдаляется от определенной «компании» и пьет с любыми подвернувшимися собутыльниками или один.
" Сходное и при других формах наркомании. Как отмечает А. Кроицер, в сообществах, «коммунах» потребителей наркотиков люди со временем теряют имя, называя друг друга просто «типами», а их отношения между собой точно характеризуют следующие слова одного из наркоманов: «совместная жизнь без заботы друг о друге».
250
Основной ориентацией прочно становится сначала уз-коэгоцентрическая, а затем и вовсе ситуационная. Происходит выпадение из собственно смыслового, по нашей классификации, поля в поле сугубо ситуационное. Иными словами, преобладающими, наполняющими смысловую сферу становятся ситуативные смыслы, появляющиеся по поводу либо непосредственно происходящих перед глазами конкретных событий, либо отдаленных (вперед или назад) на весьма незначительное время.
Приведенные соображения позволяют по-новому подойти к одному из самых распространенных и в то же время одному из самых туманных в психиатрии определений процесса деградации, а именно определению его как «снижения», «уплощения» личности. Интуитивно термины «снижение», «уплощение», как и многие другие термины клинического описания, кажутся понятными, правда, лишь при условии соотнесения их с конкретными образами больных. Однако их содержание, равно как и содержание большинства других подобных терминов, остается в психиатрии очень неопределенным. На наш взгляд, предложенная концепция позволяет относить термин «снижение» к смысловой, нравственно-ценностной плоскости развития личности.
Эта плоскость как бы вертикальна в рамках предложенной модели личности (см. гл. II), и, следовательно, переход, «сползание» от вышележащей к нижележащей ступени, в свете этой плоскости может быть рассмотрен как «снижение» личности или, особенно если речь идет о «придавленности» смысловой сферы к ситуационным смыслам, и вовсе как ее «уплощение», т. е. отсутствие выраженных «вертикальных» характеристик смыслового поля. Важно заметить, что при этом человек может быть весьма активен, деятелен, ставить перед собой задачи (пусть часто и несложные). Тем самым иные плоскости «пространства личности» могут быть жестко и не связаны с ее «уплощенностью». Но для того чтобы это констатировать, необходимо обратиться именно к смысловой сфере, к тому, как она соотносится с нравственно-ценностными ступенями развития личности.
Итак, в ходе болезни происходят глубокие изменения личности, всех ее основных параметров и составляющих. Это в свою очередь неизбежно приводит к появлению и закреплению в структуре личности определенных установок, способов восприятия действительности, смысловых смещений, клише, которые начинают
251
определять все, в том числе и «неалкогольные», аспекты поведения, порождать их специфические для алкоголизма черты, отношения к себе и окружающему миру. В работе К. Г. Сурнова 12 было, в частности, выделено несколько таких клише, установок, определяющих смысловой, предметный и стилевой аспекты поведения. Перечислением некоторых из них мы и подведем итог анализу нарушений деятельности и смысловой сферы: установка на быстрое удовлетворение потребностей при малых затратах усилий; установка на пассивные способы защиты при встречах с трудностями; установка на избегание ответственности за совершаемые поступки;
установка на малую опосредствованность деятельности;
установка довольствоваться временным, не вполне адекватным потребности результатом деятельности.